Я верю, что лист обычной травы
не менее значим, чем труд звезд.
Любой муравей, песчинка – волхвы,
пичужки яйцо – это чудо гнезд!
Древесной лягушки могучий шедевр
достоин красы ежевичных полян.
Сустава руки малейший маневр -
позор для всякого двигателя!
Величие каждой коровы затмит
белого мяса статуи крик.
Я верю, что мышь одна устремит
язычников толпы на алтари.
Мне кажется, я в организме храню
и уголь, и длинные нити мха,
и фрукты, и зерна, плоды на корню...
Во мне чистят перья и носят меха.
Пусть я, как и все, отдалился от них,
но проще других мне вернуть нашу связь.
В галопе лихом, в звуках робкой возни
я чувствую что-то родное, дивясь.
И адские скалы свой старый огонь
бросают цветком у меня на пути.
А мастодонт, поборов века вонь,
нарочно придумал в тлен изойти.
Пусть в форме любой оживает вещь,
и в ямах застынет любой океан.
Для всякого дна вид чудовищ зловещ,
и кажется спящим потухший вулкан.
Пусть в небе гнездится роскошный гриф,
змея гладит брёвна, лось тянет плющ,
пингвин с клювом-бритвой исследует риф...
Иду по пятам. Человек – вездесущ!
25 ноября 2009
Текст оригинала:
Walt Whitman. Song of Myself #31 (Leaves of Grass)
I believe a leaf of grass is no less than the journey-work of the stars,
And the pismire is equally perfect, and a grain of sand, and the egg of the wren,
And the tree-toad is a chef-d’oeuvre for the highest,
And the running blackberry would adorn the parlors of heaven,
And the narrowest hinge in my hand puts to scorn all machinery,
And the cow crunching with depress’d head surpasses any statue,
And a mouse is miracle enough to stagger sextillions of infidels,
And I could come every afternoon of my life to look at the farmer’s girl boiling her iron tea-kettle and baking shortcake.
I find I incorporate gneiss, coal, long-threaded moss, fruits, grains, esculent roots,
And am stucco’d with quadrupeds and birds all over,
And have distanced what is behind me for good reasons,
And call anything close again, when I desire it.
In vain the speeding or shyness;
In vain the plutonic rocks send their old heat against my approach;
In vain the mastodon retreats beneath its own powder’d bones;
In vain objects stand leagues off, and assume manifold shapes; 675
In vain the ocean settling in hollows, and the great monsters lying low;
In vain the buzzard houses herself with the sky;
In vain the snake slides through the creepers and logs;
In vain the elk takes to the inner passes of the woods;
In vain the razor-bill’d auk sails far north to Labrador;
I follow quickly, I ascend to the nest in the fissure of the cliff.