И когда он делался нарочито спокоен и невесом,
На сердцебиение скуп и редок –
Ноябрь в ее груди застревал огромнейшим колесом
Картой метро, из зеленых и желтых веток,
Распирало внутренним торжеством
И пахло зачем-то Пасхой,
а вовсе не Рождеством.
И когда эта осень делалась вдруг слаба,
С соленым кашлем и ветром у изголовья,
Их чувства звались как угодно, но не любовью.
Она целовала его в горизонтик лба.
В белый шрамик над правой бровью.
И когда его дверь открывалась ее ключом,
Он с постели приподнимался, сгоняя с нее печали.
Целовал ее неустанно и горячо.
Голову ее клал на свое плечо.
И они молчали.