На днях она сказала мне,
задумчиво рассматривая свои красиво наманикюренные пальцы:
«Вот у меня два образования,
одно – искусствоведческое и одно филологическое.
Я знаю всё о живописи,
но не могу нарисовать ни одной простенькой акварели,
и я знаю всё о стихах,
но не могу написать ни одного приличного стихотворения».
«Угу», - сказал я, - «Не можешь и не надо, не переживай,
зато как хорошо ты можешь чехвостить другие стихи, прямо любо-дорого».
Она задумалась ещё больше.
И я тоже задумался,
потому что вдруг заглючила операционка,
а мне надо было успеть доделать работу, взятую на дом.
Она продолжала грустить о ненаписанных ею стихах,
а я, чертыхаясь, в очередной раз перегружал компьютер.
Когда он, наконец, проявил признаки жизни, я сказал:
«Писать стихи – это несложно, главное – ничего не выдумывать, вот, смотри».
Я быстро набрал текст о нашей беседе и показал ей.
Она возмутилась, заявив, что это глупости, а не стихи.
Я объяснил, что рифмовать строчки у меня нет времени,
а стихи могут быть и без рифмы.
Пока она рассказывала мне о теории нерифмованных стихов,
я проверил текст на отсутствие грубых орфографических ошибок,
не прибегая к её помощи, и опубликовал текст в сети.
А ей сказал, что найдётся хоть один читатель в мире,
кому это понравится, и это будет уже успех,
и снова взялся за прерванную работу,
попутно вполуха выслушивая замечания в свой адрес.
За окном, тем временем, двигалась, кажется, осень,
ну, да, поздняя осень.