У ОДИНОЧЕСТВА ЗВЕРИНЫЕ ГЛАЗА
Я срублю себе дом с трубой
У созвездий всех на виду,
Погрущу вечерок-другой
И зверёныша заведу.
Буду чистить ему ворсу,
Пересчитывать волоски...
Я от смерти его спасу,
Он от смертной меня тоски.
А когда нас найдут с огнём,
Волоча за плечами тьму,
Мы лишь морды к земле пригнём
И рванём, поперёк всему
Мимо ржавых крестов и звёзд
Прямиком за Полярный Круг...
До чего же он будет прост,
Мой неистово нежный друг!
Даже в самой больной ночи,
Где ни зги и мороз до ста,
Он не взвоет мне: "Замолчи!"
И чужим не подаст хвоста.
Так и будем друг друга греть,
Перешёптываться сквозь снег:
Я - и сам уже зверь на треть,
Он - без четверти человек.
* * *
ХАЙЛЬ, ХАРАКИРИ!
...сто тысяч бестий в prodigy ножа...
...щепотка соли с формулой морфина...
- Эй, кто-нибудь!
Мария Магдалина
вошла, в ладошке ладанку держа.
Не верит харакири в Рождество:
кто не Исус, тот Юкио Мисима.
- Не умирай!
Но жить невыносимо,
когда ни с кем,
когда ни для кого...
Чем дышит самурай наедине
с самим собой,
бессмысленным и жалким?
...огнетушитель против зажигалки...
...собачий вальс на съеденной струне...
Не улыбнулось числиться в живых
ни сытым вором,
ни святым поэтом?
Ну, ладно,
ладно,
что теперь об этом...
Пускай другие...
может быть, у них...
* * *
ШЛА ВЛЮБЛЁННАЯ ПАРА С ТВЕРСКОГО БУЛЬВАРА
...ну, короче, в Москву её пригласил,
по булгаковским, типа, пройти местам.
- Здесь, - киваю, - Мастер когда-то жил,
Берлиоз со Стёпою жили там...
в этом доме маялась Маргарита,
в том паслось «Варьете»... сегодня закрыто...
а внутри МАССОЛИТа щас институт -
между прочим, учусь там... опять же тут
Бегемот с Фаготом нажгли беды...
кстати, вот и здрасьте: они, пруды -
на прудах-то всё ведь и началось...
А она скучает: "Чаво, чаво?" -
и ресницами хлопает так прикольно:
- А пошли в кино или клуб какой-нибудь...
Ах ты, дура ж ты, дура, мыслю по-русски,
да сидела б ты лучше в своём Бобруйске,
постигала бы тонкости зоологии,
а в Москве и свои имеются длинноногие...
Ну, сводил я её на «Ночной дозор».
(Это после «Острова»! Позор, позор...)
Показал ей и «Сохо», и «Hungry duck»,
сам плясал на стойке, словно судак.
Под конец потрахались (тупо, кстати).
- Дорогой ты мой, московский писатель, -
на перроне уже,
уже в вагоне
говорит она, болтая ногою, -
я так рада, так рада, всё так цiкава,
i мне вельмi спадобалась гэта справа.
Калi ты не супраць, у тую срэду
я вазьму билет i апяць прыеду...
«Ни хера себе, - мыслю, - попёрла повесть!»
- Ладно, едь, - говорю и целую поезд. -
что в миру ни деется, всё к добру...
Я программу новую подберу:
как нагрянешь ты в колокольной юбке,
мы в буфет зайдём, сербанём по рюмке,
и дальнейшей чтоб избежать мороки-на,
поведу тебя по местам Сорокина -
может, он те ближе, чувырла в курточке...
Вот такие, братцы, бобры-амурчики!
Будь ты, хоть Растаев, хоть Дмитрий будь,
длинноногих дур тебе не минуть.
* * *
Девочка снимается в порно.
Девочка красивая очень.
Мальчику до одури больно.
Он её ревнует и хочет.
Ближе хочет быть он, чем кожа -
с нею лишь одной,
только с нею…
Прошлое доводит до дрожи.
Будущее трижды больнее.
В будущем ни денег,
ни славы,
смытые вином акварели...
Девочки живут не для слабых.
Девочкам нужны Куршевели.
Чтобы брать от жизни по полной,
вечности назло и отчизне,
девочки снимаются в порно
каждое мгновение жизни.
Крутится дурацкая плёнка.
Сколько там ещё до финала?
Туфельками щёлкая звонко,
Золушка порхать не устала.
Кто бы нашептал ей, что в полночь
Крысами становятся птицы?
Всё в этой предельности - порно.
Девочка дошла до границы.
Звать её
и ждать её
поздно.
Поздно тосковать и терзаться.
Девочка снимается в порно.
Девочке уже восемнадцать.
Мальчик достаёт себе бритву.
Бритва достаёт до заката.
Больше ничего не случится...
- Стоп, моя чудесная, снято!
* * *
Ты не нужен ей - у неё свои капитаны,
корабли свои, и свои запретные страны.
Был бы жив Нептун - и Русалочкой стать могла бы.
А в твоём порту только ржавь да тупые жабы.
Ты не нужен ей - у неё свои небоскрёбы,
облака свои, и пилоты верховной пробы
увлекут её в апогей стратосферной плёнки.
А с тобой летать – всё равно, что пить из воронки.
Ты не нужен ей - у неё свои самоцветы,
из её друзей можно перстни лить и браслеты.
Не опишешь всех, кого она целовала.
Хули ей твои бриллианты из целлофана!
Ты не нужен ей – сколько раз сама повторяла.
У тебя раздрай, у неё покой и порядок.
У Амура стрел перебор - так и прут обратно.
Ты не нужен ей – что ещё тебе непонятно?
Не войдёт она в твой дом, не согреет ужин,
не взобьёт постель, не кивнёт тебе – ты не нужен.
Не звони,
не жди,
не кляни – не твоя эпоха.
Мы нужны лишь тем, кто и сам один одинёха.
Мы нужны своим -
некрасивым,
неважным,
нищим,
кто искал очаг, а нарвался на пепелище,
кому храмом – хлам…
«Святой портвейн, помоги нам!»
Вот и все дела.
Вот и вся любовь с анальгином.
* * *
Кошки не молятся Богу -
глупый, бессмысленный труд.
Сами себе понемногу
лапами крыши скребут.
Что им от этого - хуже?
Кто их накажет потом?
Господи, на х... ты нужен
с коркой своей и кнутом!
Вот я - из сердца и стука.
Без урагана - ни дня.
Где твои ангелы, сука,
что успокоят меня -
те, что отнимут тревогу,
те, что обнимут любя?
Кошка не молится Богу.
Кошка - сама за себя.
Правильно, кошка, не слушай
траченных молью святош:
словом не вылечишь душу,
слово - ловушка и нож.
Иже еси на карнизе -
брысь! - и никто не судья.
Кровь не нуждается в визе
на КПП бытия.
Кошка,
я следом,
я скорой
тенью рвану за тобой...
К дьяволу - все семафоры!
Все фонари - на убой!
Сами продрочим дорогу -
в ночь,
в навинечье,
во тьму...
Кошки не молятся Богу.
Да и вообще никому.
* * *
- Давайте придумаем нового Бога!
- Ах, нового Бога? Давайте, давайте...
Он будет небрит и упрям, как тренога -
В проштопанном солью столетнем халате
Бог выйдет к огню, папироску раскурит
И выжженным пальцем укажет на солнце.
"Веди!" - завопит человеческий улей
И станет подлее на тридцать червонцев.
А это так просто: уластит, заманит,
И льдом поцелуя отбросит на цепи:
Не жди ни Голгоф, ни садов Гефсимани -
Лишь лес,
лишь огонь да хронический пепел...
Бог будет распят на обычной березе,
У тысячи родин до срока отобран.
На самом зверином славянском морозе
Стекляными станут священные ребра.
Но что ему, Богу?
Он трогал руками
Жаровни галактик и свитки молекул...
К полуночи будет он снят лесниками
И пущен дымком в черномазое эхо.
- А что будет с нами?
- А что будет с нами...
Нам нужен был Бог, а не спившийся Йорик.
Мы живо разыщем за пазухой знамя
И хлынем на площадь ликующим морем.
И в этом рывке наше высшее право -
Мы знаем законы науки старинной:
Огнём и мечом добывается слава,
И только бессмертие кровью невинной.