(Пёс)
Лает пёс, вскочив от шороха,
На обнявшихся пьянчуг,
В небе праздничные сполохи,
Над рекою пахнет порохом,
По мосту стучит каблук.
Пёс устал от этой осени,
Где стреляют и поют,
Бабы ржут простоволосые,
Шерсть его белеет проседью,
Он в кустах нашел приют.
В свете сумерек оранжевом
Тяжелы его труды:
Он утопленников заживо,
Как кораблики бумажные
Вынимает из воды...
(Таинственное кафе)
Кафе "Обитель отщепенца".
Сюда приходят вырожденцы,
Здесь ем обед я свой постылый,
Здесь лошадь всадника убила.
После полудня крысы в стаи
Сбегаются, тапёр играет,
А забинтованные лица
За дальним столиком, как птицы,
Клюют хлеба. Бомжи косые
В окошко лезут. Мать-Россия!
Ты в каждом здешнем проходимце.
Старушка вяжет тут на спицах
Себе на горб попону ловко,
Стреляет со стены винтовка,
Сосиски синие, как глина
Вползают в горло господина,
И он немедленно синеет,
Ему решительно дурнеет,
Он убегает прочь наружу,
Сорвавши дверь, впуская стужу,
И вертит нас вперед ногами
Декабрь с жабьими глазами…
В кафе «Обитель отщепенца»
Уж больше некому согреться...
(Schiele)
У него косая голова,
И клочками выросла щетина,
И, бессвязные, его слова,
Словно ледяная паутина,
Облепляют приторной тоской,
Ветер дует неслучайно резко
Он пленяет странно вас собой,
В узком переулке станет тесно.
Мертвый он, или еще живой,
Будет вам мучительно неясно,
Ускоряя ход по мостовой,
Вы назад оглянетесь. Напрасно.
Кисть играет над пустым холстом
Вы все более становитесь бумажной,
Ветер вас несет к нему. А он
Вашу душу изучив со всех сторон,
Вас на адской выставке покажет.
(Курящая дама)
У меня за стеною курящая дама, -
По ночам она жжет в черной кухне табак.
С ней случилась какая-то страшная драма,
Она пьет алкоголь натощак.
Эта дама становится желтой и тонкой,
И внутри у нее отсыревшие сны,
А в ушах - завыванья больного ребенка,
Даже мне они смутно слышны.
И когда соберутся осенние стаи
Дерзких птиц, заносимых сюда сквозняком,
Ее талое тело, цепляя когтями,
Унесут они в свой серо-облачный дом.
(Няне)
Ей не нравятся мои стихи,
Она злое ломкое созданье
И не терпит вовсе оправданий
От меня. Шаги мои тихи,
Голос бледен, как осенний лист,
Я зову ее, она гуляет в парке,
Принимая гадкие подарки,
Что ей дарит цирковой артист.
На окне солдатики гурьбой,
За окном гурьбой собрались тучи,
Я хочу ее немножечко помучить
И слезу еще увидеть над губой.
Деревянной саблей тыча в грудь,
Я смеюсь над ней, моей прелестной няней.
Почему же слезы не роняет?
Нет уж, ей меня не обмануть!
Бархат платья я от злости мну.
Тишина вокруг. Я замираю тоже.
И, о ужас! По блестящей коже
Вниз чулок с ноги ее тяну…
(Привратник. Taedium vitae)
Он говорит тяжелые слова
И в комнате один сидит, качаясь,
Теней вокруг остывших синева,
Портьеры ждут, о ветер облепляясь,
Когда войдут последние дожди,
Когда промокший дом оближет пламя,
На потолке холодные следы,
И стены смотрят острыми углами.
Вокруг лишь кладбище, октябрь и хандра,
И сами сапоги по полу ходят,
Стуча подковами. Кончается игра,
Все шахматы в сутулом хороводе
Вниз головой летят с его доски,
Стоптав в боях тряпичные колени,
Уж скрипка режет горло на куски
А воздух навсегда пропах мигренью.
Как волны, листья; стоны, как столбы,
А в голове клубы сырого газа,
Ему мерещатся кадавры и гробы,
Как будто армия:
В потемках бороды,
Рождаясь, мчатся прочь его приказы.
(Рыбак)
На островах, на островах
Растут кусты едва-едва,
И их патлатые ладони
Бегут по воздуху, как кони.
Рыбак сидит с открытым ртом
И чистит зубы кулаком,
Который день по дну блуждая,
Вотще он ищет рыбьи стаи.
И полон рот его червей,
Октябрь приходит без бровей,
Их вытер ветер по дороге,
Рыбак гнет в танце руки-ноги.
Вода приходит с высоты,
В его лице ее следы,
А в небе рваном, улетая
Смеются хором рыбьи стаи…
(Поход)
Только страшные старые тучи ведут вперед,
Только дым из труб разукрашивает небеса,
Проржавел, иссекся язвами наш самолет,
У пилота заплесневели голубые, как снег, глаза.
Через яд и страх, никотин и боль,
Под плетьми сумасшедших пустых пространств
Вырабатывают талые раны соль,
И ступни оступаются в сотый раз.
Вот поход отчаявшихся смешных мужчин
Через резко-континентальный холод и лед,
Машут шпагами, будто сойдя с картин,
Тычут пальцами вверх... Никто не придет.
Впереди ноябрь и грязь, впереди враги,
Впереди еще россыпь цветных гробов,
Но мы в небе чётки, как чёрные сапоги,
А внизу, ведь не врут приборы, нас ждет любовь...
(Червячки и рыбки)
Умирала осень за моим окошком,
Истончились листья, лопнула гармошка,
Дождь осыпал лица мелким водопадом,
Лицам, как и птицам, ничего не надо
Равнодушны дети к розовым качелям,
На качелях дождевые червячки заледенели
И оттают только в середине мая,
Рыбаки их тут же ловко поснимают
Грустно все, как видно. И ноябрь скоро,
Выглянет, фригидный, из-за косогора,
Чахлых крыл владелец, будет кашлять колко,
Раскидает всюду водные осколки
Сесть бы мне в автобус и поехать в гости,
Позади оставить кубометры злости,
Холода и яда голубых улыбок,
Посидеть, погреться, полежать, попрыгать,
Покормить в пруду твоем пучеглазых рыбок
(Кораблекрушение)
Откуда взялся леденящий сплин,
В него вошедший около полудня?
Он поискал и не нашел причин,
Сплин приходил и в праздники, и в будни…
Не то с ветвей рыдающих осин,
Не то от раздраженных криков чаек,
Шепча проклятия среди пустых равнин,
Октябрь застыл зловеще над плечами.
И лодки выставили днища, как щиты,
В душе носился едкий черный порох,
Ища в песке между камней следы,
Он находил там трупы рыболовов.
Зажмурившись тогда что было сил,
Стоял он посреди обломков плоти,
А океан ему, оскалясь, приносил
Все новые разбухшие лохмотья.