Критический взгляд на проблему поведенческого характера.
Тезисные заметки фельетонного уклона с маленьким рассказом.
Забавный мы народец, творческие люди.
Особенно, творящие в области литературной или – предполагаемо литературной.
Забавный и... опасный. Потому что творим в самых разных смыслах этого понятия.
И так порой увлекаемся, что вытворяем Бог знает что. Заигрываемся, забываясь, и забываемся, заигрываясь. И тогда сами не замечаем, как переходим дозволенные границы неписанной, но существующей и общепринятой в обществе модели поведения по отношению к себе подобным.
По натуре своей творческой мы однолюбы – любим себя одних. Но ждём и требуем любви от других, при этом оставаясь любить только себя. Но постольку поскольку любви к себе желает каждый, не собираясь платить в ответ за это той же монетой, то все мы остаёмся один на один с этими своими желаниями и ожиданиями. И чувствуем себя потерянными, ненужными и одинокими. Это обусловливает страдания...
Творческим людям в большинстве своём вообще свойственно страдать от чувства одиночества – внутреннего одиночества. Даже в том случае, если внешне их окружает немалая толпа, состоящая в основном из доброжелательно настроенных личностей. И возникает пародокс, правда, кажущийся, что благодаря этому фактору тягостная ситуация осязаемого одиночества чаще всего как раз и усугубляется.
А как не быть одинокими, граждане уважаемые, если каждый только сам за себя?.. Нет, не в плане ответственности за свои дела или слова, тут-то как раз чаще всего мы за себя не отвечаем, а в плане переживаний за себя, ненаглядного, и предъявления претензий к окружающим «по поводу», но больше без оного. Ведь быть равным среди равных довольно унизительное чувство для самолюбивого и самовлюблённого человека, а для иных честолюбцев вдобавок и – оскорбительное. Куда лучше быть первым среди равных – это почётно и приносит желаемое удовлетворение своим амбициям. Быть же первым среди первых, которые среди равных, и того прекрасней!
Но «пальму первенства» отдать другому, даже если этот другой её и заслуживает по многим критериям, не торопится никто. Ибо мешает сделать это самый честолюбивейший вопрос, нашептываемый внутренним одиночеством и «зашкаливающими» амбициями – «А чем он лучше меня?..». Этот вопрос – самый мощный заслон на пути к адекватной самооценке. А отсутствие адекватной самооценки, господа хорошие, это уже дорога к морально-нравственной фрустрации личности. Таким людям действительно лучше бы оставаться один на один со своим одиночеством. Лучше и для них самих, и для окружающих.
Человек с «больными» амбициями теряет чувство реальности и не понимает, какое место в жизни ему отведено его талантом или отсутствием такогого, и его способностями. Известно же, что степень одарённости и потенциал способностей у разных людей разные. И хоть ты круть-крути, хоть верть-верти, но места в театре у всех тоже будут разные: у кого-то в «ложе», у кого-то на «галёрке», кто-то будет прыгать статистом или создавать за кулисами шумовые эффекты, а кто-то будет солировать на сцене... и пожинать заслуженные овации. Но всех желающих солировать сцена, какой бы большой она ни была, одновременно попросту не вместит. Да ещё возьмёт и не выдержит такой нагрузки – обрушится. Нет, ребята, кому-то всё-таки придётся сидеть в зале... Очень важно каждому знать своё место, граждане.
Тем не менее, мало найдётся творческих людей, добровольно изолировавших себя от пустопорожнего общения с коллегами по самовыражению. Как правило, это либо уже первые среди первых или равных, либо кандидаты в них. Они нашли компромисс со своим одиночеством и амбициями. И заняты делом. Остальные тоже без дела не остаются – следят за первыми... в ожидании освободившегося места. И от всей души желают им «долгого» здоровья.
А так как, амбиций, распухших до безобразия, словно утопленник месячной давности и примерно так же пахнущих, много, а сил укротить их мало, то творческие люди собираются в какое-нибудь тематическое сообщество, а то даже и союз какой-нибудь, в надежде выговориться «по полной» и быть услышанными, ну и, естественно, тут же и немедленно получить всеобщее окончательное и бесповоротное признание. Но ничего не получается, потому что всё сообщество насквозь от «а» до «я» состоит из членов лишь одного плана – пишуще-говорящих, а членов, читающе-слушающих этих пишуще-говорящих, в составе сообщества нет. Всем надо сказать что-то, неважно что, умное или бредовое, но сказать. Кто-то начинает говорить умнее и членораздельнее остальных или громче всех бить в барабан, и к нему начинают, по крайней мере, прислушиваться. Такое просто «добивает» тех, кто уже почти «обглодан» своими амбициями, но интереса у остальных членов сообщества так и не вызвал. И тогда в сообществе возникают образования, которые по сути своей представляют стаи – стаи амбициозных одиночеств.
Дальше всё, как в природе: выбирается жертва – наиболее сильный и «колющий» глаза «раздражитель», и начинается охота – преследование и загон жертвы. Или как на стрельбище: «облюбовал» себе мишень и лупи по ней изо всех стволов, пока та не упадёт. В случае успеха, таланта хоть и не прибавится ни на грамм, но зато какое ублажение амбиций. Потом находится новая «цель», и «охотничий сезон» продолжается. И продолжаться может бесконечно долго.
Рассуждения на предмет «пассивное созерцание – аналитическое мышление» придётся опустить, так как это может получиться слишком длинно. Достаточно сказать, что мыслителей мало, а созерцателей много больше. И первые занимают сцену, а вторых просят пройти занять свои места в зале.
И нет бы тут созерцателю, воспользовавшись удачной возможностью и методом сравнительного анализа, отнестись действительно по-творчески к читаемому со сцены и сочинённому собственноручно, сделать правильные выводы и надеть на свои амбиции намордник – какую замечательную службу это сослужило бы ему! Но это, увы, справедливо лишь в отношении людей с адекватной самооценкой. И вот созерцатель, на котором живого места не осталось от «укусов» собственных амбиций, шлёт записочку мыслителю на сцену: «Чтоб ты поскорее свалился в оркестровую яму!». И записочку эту не подписывает – мало ли кто из зала послал, пойди найди...
Так что, чувство корпоративной ответственности друг за друга и друг перед другом нам, творческим людям, не свойственно, да и вообще оно претит нам по своему характеру. Ну, какая может быть корпоративность у одиночества?.. Мы же не госчиновники какие, чтобы от макушки до пят пропитаться чувством этой самой корпоративности или чувством круговой поруки. Это у них «сообщество» – кремень! Там друг за друга – горой! Потому что далеко не дураки – каждый знает своё место. И амбиции их сыты.
«Ну, и что? – скажете вы. – Они же банда! А мы – творческие люди!» Да, всё верно: они банда... зато мы – стая.
P.S. Да! Чуть было совсем не упустил из виду: говорят, что всё нами произносимое, а иногда и просто подуманное, записывается. Где-то там на верху. Ну, а написанное так и вообще не горит ни в каком пламени. Это один неглупый прохожий сказал и даже утверждал, что это известно ему «доподлинно». Может быть, может быть... доказательств-то прямых никто пока не предъявил. И ещё говорят, что всё содеянное влечёт за собой вознаграждение, поощрительное или ругательное – вопрос другой, это зависит от самого содеянного, но влечёт. К тому же, немалое. И если это хоть отчасти правда, то прежде чем натворить что-либо, может быть, на всякий случай, стоит пренебречь пассивной созерцательностью, прикоснуться чуть-чуть к аналитике и подумать – а что я могу получить за своё «творчество» и сколько?.. Получить потом, не сейчас, в будущем... которое, к слову сказать, неизбежно рано или поздно наступит на человека своим тяжёлым ботинком.
***
Написано в качестве рецензионного отзыва на стихотворение Игоря Белкина «Да чтоб ты, Белкин, взял и сдох!»
http://www.stihi.ru/2009/11/24/2383
Формально случай, описанный автором И. Белкиным в своём стихотворении, является частным. Но по сути он яркое доказательное проявление общей тенденции развития отношений между авторами на сайте Стихи.ру, так как он не единичен.
БЕЛКИН MUST DIE!
Мизансцена одного разочарования
(маленький рассказ)
В открытое окно кабинета влетел камень, завёрнутый в бумагу, и гулко ударился о чугунную решётку камина.
Человек, сидевший за письменным столом, обернулся на звук.
Он понял, что за «посланец» ворвался метеоритом в его дом.
Досадуя, что вынужден прервать свои дела, человек поднялся и подошёл к «гостю».
Бумага, скрывавшая обломок кирпича, была грязная, в пятнах и разводах неопределённого цвета. От неё пахло тухлой рыбой.
Человек развернул обёртку. На внутренней её стороне жирными чёрными каракулями было неровно выведено: «Белкин must die!»
«Писали левой рукой», – глядя на буквы, подумал он и улыбнулся.
В этот момент с улицы донеслось:
– Белкин must die!
Несколько голосов нестройно подхватили:
– Yes, yes! Белкин must die!
Человек приблизился к окну и выглянул.
За увитой плющом изгородью стояла небольшая группка людей в поношенных шапках-ушанках. Лица их были суровы и сосредоточенны. Покрасневшие глаза говорили о долгих бессонных ночах и хроническом конъюнктивите.
В руках собравшиеся держали остро заточенные карандаши. Завидя в окне человека, все, как один, вытянули руки, направляя свои «заточки» в его сторону.
Стоявший в центре предводитель сделал шаг вперёд и, проведя ребром ладони себе по горлу, срываясь на фальцет, истошно прокричал:
– Белкин must die!
Остальные закивали головами.
Человек вздохнул: ему уже наскучило это повторяющееся периодически под окнами его дома одноактное действие с его бессменным предводителем и «группой поддержки».
«Ничего не меняется... Ничего и не изменится», – вновь улыбнулся про себя он.
Человеку не хотелось отвечать, но не ответить было нельзя. Вся группа, затаив дыхание, ждала, что прозвучит в ответ на этот раз: кто-то нервно тыкал грифелем карандаша себе в ногу, вздрагивая и морщась всякий раз, когда тычок оказывался чересчур сильным; кто-то мелко приплясывал, вертя головой по сторонам в поисках «укромного местечка»; предводитель, выпучив глаза, возбуждённо грыз тесёмки своей ушанки. Все смотрели на человека в окне.
– Х#й вам, – вежливо и спокойно произнёс человек. – Show must go on! И, широко улыбаясь, в знак окончания «аудиенции» приподнял над головой шляпу.
Массовка замерла и взглянула на предводителя. Тот, уже перестав жевать тесёмки, стоял и моргал воспалёнными глазами. Весь вид его выказывал, что он силится понять услышанное.
Человек в окне постоял ещё какое-то время, глядя на застывшие «изваяния», потом, шагнув вглубь комнаты и послав стоящим за изгородью сочувствующий взгляд, неспешно задёрнул портьеры.
Резко отделившись от группы, приплясовавший участник демонстрации что было мочи «рванул» к трансформаторной будке.
Потоптавшись ещё немного на месте, группа развернулась и побрела восвояси.
***
Шли, понуро опустив головы и плечи. Потревоженная уличная пыль маленького писательского городка мягко опускалась на штанины брюк и сандалии идущих. Время от времени кто-то из них сокрушённо тряс головой и шептал: – Белкин must... Белкин must...
Предводитель тихо плакал.
А. Молебсо