Он как-то быстро в нее влюбился,
путался в числах.
Пугал прохожих своим растрепанным видом,
своим небритым подбородком и глазами,
выщипанными бессоницами.
Он проморгал день рождение мамы,
забывал кормить во время кота, поливать кактус.
И слишком много пил текилы.
А она даже не знала его имени.
Она играла на саксафоне чужие линии.
Запивала их ирисками.
Красила волосы в цвет кофе каждый месяц во вторник четный.
Ее волосы больше всего его с ума сводили -
этот гипюр из хны и джаза. Ее рыжие
пропитались стихами его к ней. А у нее мигрень
и недосып от того, что
чувствует, что кто-то любуется нечеткостью
ее профиля. Как можно поскорее себя выкурить
он хочет, эту болезнь выкинуть
в кудри ее рыжих вторников.
Эта влюбленность болеет ничтожностью
его же. Как же так можно,
девочка, дразнить его сны. Он выпил видимо напиток "грустин".
А она чувствует, что стала кому-то нужна.
Но не знает даже его имени и с каждым днем играет все хуже джаз.