Кроны могучих дерев нависают кругом,
гром несуразно вытянулося и повис.
Детство свое листаю, как древний том,
где тьма рисунков и слишком много страниц.
Дальневосточное детство мое в гарнизон
было упрятано, тайны на кадом шагу,
словно шлагбаумы, шаг часовых невесом,
вьюги шалят, но об этом я ни гу-гу.
Там подполковник Зябликов, комполка,
вновь обольщает молоденьких лейтенантш,
вечно играет в славного старика,
и все осчормочет: "Сердце свое отдашь!"
Сколько красавиц в его побывало силках
не сосчитать двум сплетницам, даже трем.
Сколько кг антинежности в его глазах,
хоть их не рубит молния и не сотрясает гром.
А я видел слезы лейтенантши Марии Зет,
славной Марии Зет, стройной Марии Зет.
Весь гарнизон покрыли собой слезы марии Зет,
вздохи ее долетели до Хабаровска и Владивостока.
Из-за подполковника Зябликова я разлюбил стихи,
первую со стихами я разорвал тетрадь.
Дело совсем не в том, что были стихи плохи -
просто мне не хотелось их никому читать.
Шагали бравые роты, гремели солдат голоса,
подполковник Зябликов на белом коне гарцевал,
но я ничего не помню - только скорбной Марии глаза,
ее роскошные волосы и бледный лица овал.