- Часовой! Почему одет не по форме? – окликнул меня проверяющий офицер. Я пролетел! Застёгиваясь на ходу, я подошёл и доложил лейтенанту, что граница на замке, рядовой погранвойск охраняет позицию… но я знал, что пролетел! Пролёт мой заключался в том, что я не успел одеться – и когда по тропинке к позиции быстрым шагом притопал зампобой заставы, я ходил под вышкой с голым торсом и тягал закуркованные гантели. Увидя проверку, я зашвырнул гантели, рванулся к одежде, быстро накинул на себя, затянулся ремнём, но было уже поздно…
С Финского залива тянуло ледяной сыростью, поздняя осень, да ещё ночь… В позиции, кирпичной постройке с небольшой комнатушкой, греясь около калорифера, сидит за станцией РЛС «Кредо» старший наряда – сержант Бобров, мой "дедушка", на год старше призывом, уже дембель, потому что издан приказ об увольнении его призыва, он всю ночь в тепле, я – всю ночь на холоде… Чтобы скоротать время, не замёрзнуть и не заскучать, я стал прыгать на посту, приседать, тягать гантели, да так разогрелся, что и снял с себя камуфлированную куртку, а потом и китель «пэша», и тут-то меня застала в самый неподходящий момент проверка…
- Пролёт, солдат! Я вижу, разделся, что, очень жарко? – лёлик протянул руку мне за пазуху, очевидно, ожидал, что там у меня неуставной свитер, так называемый «вшивник», и поэтому мне так тепло… «Вшивники» безжалостно уничтожались на тряпки, у солдата всё должно быть только по уставу… Но «вшивника» у меня нет – под покроем кителя только зимняя исподняя рубаха… Зампобой поёжился, на таком ноябрьском ветерке и без камуфляжа, его проняло… Очевидно, этот факт как-то перебил его настроение. – И вообще часовой должен стоять не тут, у позиции… Тебе бы устроиться в тылу, метров за пятьдесят, чтобы обзор был широкий, прослушивать, что творится – а тут прибой, разве что услышишь? Будешь стоять часовым вон там, около прожектора! – показал он рукой…
- Там неудобно стоять, ничего не видно!
- Зато ты в следующий раз проверяющего вовремя встретишь, окликнешь, как полагается «Стой! Кто идёт?»
Чёрт бы его побрал! Позиция около старого ржавого прожектора была для поста самым отвратительным местом – и не потому, что там ничего не видно, тут я слукавил, а потому, что за неимением туалета именно туда мы порой отправлялись по срочным делам, и стоять там часовым мне не улыбалось – не тот комфорт, да и запахи природы не привлекали… уж извини за натурализм! Но с офицером лучше не спорить, и я молчу… может и забудет.
Но он не забыл. На следующую ночь, как нарочно, поставил меня именно в этот наряд, на тридцать вторую, опять «дедушка» за станцией, а мне либо толкаться в коридорчике позиции с очень узким обзором местности… либо топать к прожектору, как завещал товарищ лёлик. И как назло, в ту ночь светила луна, яркая, видно как днём... Куда спрятаться часовому?
- Ну что, пойдёшь нюхать наши ароматы? – сочувствует Бобёр, кстати классный парень, вот только на улицу мёрзнуть не хочет, пользуется, что «дедушка»....
- А не, что-нить придумаю… - отвечаю я. – Может, ты побродишь на свежем воздухе, а я тут почикирую?
- Ну ты припух! Чтобы «баклан» сидел за станцией в тепле, а «дедушка» мёрз на улице… - «бакланы» - это в погранвойсках солдаты осеннего призыва. - Шлёпай и бди там! Чтоб муха не пролетела, часовой!
- Часовой, это тот, кто по часам стоит, а меня надо звать – «ночной», - с Бобром друзья, и я позволяю себе поворчать.
- Лан, топай! Совсем замёрзнешь, приходи.
И я вышел на всю ночь беречь позицию от мух, нарушителей и проверяющих… Земля залита лунным светом, и где бы я ни встал, меня заметно со всех сторон. Часовой должен видеть дальше, а самому нужно замаскироваться. Хорошо, я взял с собой с заставы телогрейку… И вот я походил по освещённому открытому участку местности, пристроил свой ватничек в ложбинке под низкой рябинкой, да так, чтобы лечь лицом к позиции и наблюдать за всей местностью… Тут я удобно залёг – меня, лежащего в ложбинке, не видно при лунном свете, а я могу чикировать все подходы к позиции… да, Луна как прожектор, бывают же такие ночи!… На небе яркие звёзды… Главное мне не защемать!
И вот, чтобы не заснуть и не замёрзнуть, лёжа на земле, я стал думать о жизни. Зачем я учусь на специальности «топливные элементы космических кораблей», что там интересного в космосе? Раньше была хоть какая-то романтика – первые, самые смелые, героические люди, штурмовали неизведанное. Потом их набрался десяток, второй, потом сотня… и когда я выучусь и полечу бортинженером, я буду во второй тысяче, а это как шофёр… извозчик… ещё один водитель консервной банки, которая вращается вокруг земного шарика… Не по мне это!
С неба упала звёздочка, загадывать желание? Сколько таких звёзд может увидеть часовой за ночь, если всю ночь огромное звёздное небо перед ним! А какие у нас желания – скорее бы домой, на свободу, в армии хорошо, а дома лучше! Хотя это сбудется только по окончании двух лет службы, не раньше, а мне служить и служить… Ну если нельзя домой, можно помечтать о чём-то более реальном. Помню, как-то в секрете с одним другом мы изводили себя мечтами, что мы потрескаем, когда дембильнёмся – ушли в наряд, не поевши, вот и размечтались. В конце-концов, мы решили, что если бы нас накормили жареной картошкой, жареным мясом, дали бы лист солёной капусты похрустеть, ну там помидорчик, огурчик, да запить… эт было бы «щастье»… мы чуть слюной не изошли… это варварство – мечтать о еде, когда ты зверски голоден! У каждого солдата три основных желания – пожрать, поспать и чтобы никто не доставал…
… Со стороны рыбного цеха, что за рекой от нас, пахнуло кислым – там пойманную кильку закатывают в консервы в томатном соусе.
… Нет, приду со службы, уйду из института! Человек должен учиться не там, где престижно, не там, где деньги и карьера… а там, куда тянет, где становится радостно. А душа там – где твои способности да таланты… Вот я в пионерском лагере до армии работал вожатым – это такое счастливое время! Общаться с детьми, весело, интересно, они жужжат вокруг, носятся, и не каждому по нраву их игра – а мне вот нравится, возиться с этой мелочью… Пойду в учителя! И плевать, что платят учителям гроши – зато я буду в своей стихии, в стране детства…
… Пока я так решал, в тылу услышал какой-то новый шорох. Кто-то крадётся! Я запрокинул голову и увидел… почти над собой, за тощей рябинкой с другой стороны… стоит наш зампобой, и, как настоящий чекист, герой детективного жанра, курит, прикрывая огонёк рукой, всматриваясь вдаль. Если я сяду и протяну руку, то могу дотянуться до него! Я замер… ну я пролётчик! Сердце моё стучит, как молот… Однако лейтенант меня не видит, он всё пытается узреть часового около прожектора, и под ноги себе не смотрит. А часового-то у прожектора и нет! Ну ещё бы, стану я там в дерьме всю ночь его поджидать!
Я лежу и не дышу… Простояв у рябинки ещё минуты две и, не заметивши в лунном свете никакого часового, лейтенант бросил окурок рядом с моей головой и посеменил бравым шагом к позиции. Ну, сейчас он задаст жару этим пограничникам, не выставившим часового и греющимся на калориферах! Щас они получат! Вся его фигура выражала предвкушение!
И тут на меня что-то нашло! Вот ведь бывает такое, мозгов нет, и на нас, дураков, откуда-то свыше или снизу озарение… И потом мы часто жалеем об этом, вспоминаем со стыдом… Я скатал свой ватничек, быстренько спрятал его под рябинкой, и на цыпочках стал красться за довольным лейтенантом…Ситуация комическая, он впереди чапает, а за ним крадётся часовой… Главное, чтобы он не услышал… Я шёл след в след, стараясь, чтобы он не заметил даже тени в лунном свете… Отойдя от места своей лежанки метров на двадцать, я почти лёг на его след и снизу… как учили… нет, так меня, пожалуй, не учили, честно слово, теперь даже совестно, по глупости это… жестоко… мне будет очень трудно повторить это, но я попробую сейчас… представь, как в полной тишине вдруг небо расколется на части громом… как залпом тысячи орудий начнётся великая битва… как рванёт супербомба… короче, я рявкнул откуда-то снизу, диким, совершенно невменяемым голосом:
- Стой! Кто идёёётттт!!!
Если бы на меня кто ночью так заорал, я не знаю, что бы со мной было… А представь молодого парня в лейтенантских погонах, который радостно, в предвкушении расправы над нами, пролётчиками, расслабился, топает прогулочным шагом по тропинке, думает о приятном, сочиняет первую фразу для начальственного разноса… и вдруг откуда-то из самого ада... снизу… прямо из-под ног… ужасный душераздирающий вопль! Теперь задним числом я понимаю, что его сердце могло разорваться от ужаса, это надо было слышать, такой оклик «Стой! Кто идёт?!!!!»… Даже повторить теперь так не смогу, не хватает во мне такой ярости, а тогда я только что сам пережил волнение, ведь стоило ему поглядеть у себя под носом, и я пропал… От нечеловеческого грома моего голоса лейтенант встал как вкопанный и не сразу смог обернуться… Наконец он повернулся, и я увидел при лунном свете такое незабываемое выражение изумления, ужаса и даже сумасшедшего взгляда на его лице…
- А… часовой… ну хорошо, хорошо… - ответил почти шёпотом и бочком-бочком от меня, забыв, что мне нужно сказать пароль «приклад» и услышать отзыв «Петропавловск», зампобой на деревянных ногах двинулся в позицию. Ну и на том спасибо! …
- Ты что с ним сделал? – спросил Бобёр, когда лейтенант уехал с позиции на вызванном им «уазике»… - Прикинь – я тут сижу, ноги на столе, расстегнулся, курю… заходит лёлик, ну думаю, ща будет отчитывать… почему не по форме… что расслабился, боец?… а он дрожит, бледный, как смерть… трясущимися руками берёт трубку и вызывает машину… ты что, побил его что ли?
- Да не… я просто показал ему, как границу надо охранять… - и рассказываю, как было дело…
Мы с Бобром посмеялись. Но потом мой старший стал серьёзен:
- Слышь, баклан! Больше так не шути. Так ведь и заикой можно сделать. Он ведь мог и умереть от инфаркта. Ты бы видел его лицо! По-моему, он в штаны наложил… чес-слово!
- Ну на этот случай… я бы его проводил… к нашему прожектору…
И мы снова заржали…
Но на этом эта история не закончилась. Прошли годы. Однажды, двадцать восьмого мая, в День пограничника, мы встречались с ребятами в Парке Горького в Москве… кругом люди в пограничной форме… Солдаты границы – это особое братство, ведь через наши души прошло это чувство сопереживания друг за друга, это надо ощутить своим сердцем – что все солдаты в зелёных фуражках – твои братья, друзья, родные тебе по духу. Это мы мочили корки на флангах, недосыпали и встряхивались по сработкам, это мы знали каждый камешек на границе нашей великой страны. Это мы знали, что в случае чего за нашей спиной для нас земли нет, мы должны биться до последнего патрона и никогда не отступать. Пусть тебе покажется это излишне пафосным, но думаю, меня поймут те, кто служил на границе – есть особое чувство Родины, и каждый из нас пропитался им навсегда…
И тут я встретил… теперь уже майора… того самого зампобоя с нашей заставы… Майор весь в орденах и медалях… и награды боевые, видно, что он за спины рядовых не прятался… Он меня сразу узнал, мы пожали друг другу руки, обнялись, как фронтовики… поговорили, вспомнили службу… и напоследок он мне сказал:
- Знаешь… А ведь я тебя вспоминал. Помнишь, однажды я проверял тебя, когда ты позицию охранял… Представляешь, а ведь ты меня навсегда отучил от страха. Никогда потом, ни в Афгане под пулями, ни в Чечне в бою, даже в самом пекле… мне не было так страшно, как тогда… ночью… на проверке наряда… Так что… спасибо тебе… часовой!
---------------------------------------
иллюстрация - http://img-fotki.yandex.ru/get/14/interw.0/0_6f28_70ae333d_XL