Когда вернулся он домой,
Прошло немало лет.
Глядь, нет следов на водопой,
Конюшни тоже нет.
Лишь дядя Саша: тот же плащ,
Внакидку, фронтовой,
Прищуря глаз, сказал: - Цэ наш,
Явился, голубь мой.
Ну, заходи, поговорим,
По стопке и чайку.
Что, бедолага, натворил?
Ишь, жирный на пайку.
Подняли стопки за помин
Родителей своих,
И за друзей, которым мир
В мирах уже других.
- Набедокурил, дядя, я.
Вкатали десять лет.
А вышел срок, не выходя,
Пяток в довесок мне:
Начальство спьяну обругал,
Прошелся по зубам.
К неволе долго привыкал,
К пиле и топорам.
Шныряли урки по ночам,
Шманали невпродых,
Но одного ножом достал,
И сразу шмон затих.
Попался хлипкий, видно, жить
Не очень-то хотел,
Раз застонал, потом утих,
И вскоре посинел.
За душу хлипкую мне – пять,
Как с добрым утром – плюх.
Во сне видал отца и мать,
Коней, тебя и луг.
Так от звонка и до звонка
Все двадцать отсидел.
Спасибо, ты меня позвал,
А так бы где поел?
В душе я тот же мальчуган,
Гоню на водопой.
Ты мне, дядь Саша, доверял,
Знал, всех верну домой.
И, как награду, жеребца
Ретивого давал.
И за околицей пацан
До одури скакал.
Как на коне, все двадцать лет
Из жизни унеслись.
Да ладно, будет тебе, дед,
Начну по новой жизнь.
Теперь вернулся я домой,
Верней, в родимый край.
За стол спасибо, дорогой!
Пусти пожить в сарай.
- Да будет, - слезы утерев,
- Живу один, вдовец.
Смотри! Увижу если с кем,
Враз застрелю стервец.
Не зарекался от сумы
И от тюрьмы, живя.
Всегда лишь шаг до той черты,
К суме и в лагеря.
Две одинокие души,
Есть крыша на двоих.
- Ну все, ложимся, свет туши,
Считай, не у чужих.
Даст Бог нам день и пищу даст,
Я верю, ты не волк.
Мастеровой, на все горазд,
А значит, будет толк.
И не ошибся старина,
Любуясь, что пацан
Не надломился в лагерях,
В работе весь в отца.
И веру в Бога не терял,
И совесть вместе с ней.
От жизни двадцать сам отнял,
И нет в живых друзей…
16.03.2009 г.