Дождь идёт и ночью, наощупь,
В пустоте ничейных часов,
В забытьи над нивою тощей,
В византийской вязкости слов.
Волхвование – дар поэта,
Постигать, не сходя с ума.
Всё черно за ниточкой света,
Но молчит на выдохе тьма
В остывающем чайном зелье,
На кайме постылых небес,
За холодным краем постели,
В безымянных мирах, где лес
Бьётся рваным прибоем в тучах
На гиперборейских ветрах,
Где, случайно проснувшись, лучше
Не смыкать очей до утра.
Дар пророчества, став привычкой,
Не щадит ни строк, ни судеб,
И лишь смерти подтекст безличный
Объяснит черствеющий хлеб,
Бесприютность твою и робость,
Равновесность жизни и сна.
Никогда не станет Европой
Эта призрачная страна.
Эвридика – здесь и любима,
Но развязка терпит, пока
За тобой ускользают мимо,
Сквозь кордоны смерти, века.
Эвридика – суть и свобода,
Оправданье здешних болот.
Оставляя душные своды,
Человек устало бредёт,
И мерцают звёзды в колодце,
Но Орфей твердит невпопад:
“...Кто ни разу не оглянётся,
Не найдёт дороги назад.”