Суровый мой, прекрасный мой, бессмертный!
За тыщу лет, за тыщу вёрст в снегах,
как бы в садах в цвету в дыму рассветном
стоит он, рыжий ус зажав в губах, -
как одинокий страж, закрывши грудью
селенье, что ни живо ни мертво,
а за спиной полощутся хоругви
«Отечество», «Искусство», «Рождество».
По кочкам смёрзшимся, по чернобылью,
очнувшись ото сна, ступила я –
шагнула я к нему, и стала пылью
громада городского бытия.