Мое лицо заточено, как меч, —
ветра и кровь, клинка чужого блики.
И
обоюдоострой стала речь,
как плеть-двухвостка —
зла и двуязыка.
Гудел огонь под медным казаном,
гудела медь по взятии Казани...
На острие меча я строил дом,
за острием лица
скрывал желанья.
Глухая удаль — княжий мой удел.
Как я тогда в Твери —
пусть и меня потом распнут
в соборе,
я стольким горло перервать успел,
что общим государем стало горе!
Я волк, я пес, опричник и певец,
рожденный столкновением народов,
я не начало,
но и не конец,
златой цепи российских сумасбродов...