За праздным мольбертом, в печали,
меж красок и книг на окне
две ветки сухие торчали,
иль это пригрезилось мне?
Две тени корявые, ветки
беспомощно жались к стеклу.
Растрепанные заметки
вразброс – на столе, на полу.
Окурок приник к табакерке,
и, зыбкие, точно из снов,
мерцали шкатулки и дверки
старинных настенных часов.
И время – то серым котенком
дремало под сенью гардин,
то солнечным зайчиком тонким
мелькало по рамам картин.
И как на забытом мольберте,
молчали часы и рояль,
и небо в оконном конверте,
подрамник и сверху вуаль.
Февральским закованным утром
холодное солнце текло,
поблескивая перламутром,
по комнате через стекло.
Но вдруг, словно творчества метки,
как стартовый залп в тишине,
как музыка, вспыхнули ветки –
багульник зацвел на окне...