Аудио-версия: http://narod.ru/disk/16044367000/Nogami_k_vzryvu.rar.html
С мешком кефира – до Великой стены…
Б. Г.
Под крылом самолета о чем-то поет
зеленое море тайги.
Советская песня
Что же ты стала над ним в отупении?
Н.А. Некрасов
1.
Нету сегодня левых и нету правых.
Есть только праздник. За это ему – хвала.
Значит, настало время глотать отраву
да черный снег отстирывать добела.
Как ни корячься – 12 пробьют куранты,
и год войдет с мороза – простужен, юн…
Мы украшаем полночь блестящим кантом.
А за стеной соседи два дня как пьют.
Пусть веселятся – немного для счастья надо.
И никаких там метаний и рефлексий.
Мы не сдаемся, строим свою ограду…
Что бы сегодня в подарок-то попросить?
Ты загадай тихонько, чтоб «не в последний».
Этого хватит, пожалуй, с большой лихвой.
Конь наверху несется, так томно-бледен,
не выясняя, есть ли здесь кто живой.
Впрочем, от выяснений – немного проку,
ведь за вранье людишкам не дашь и шиш.
Грянемся оземь – станем тот самый сокол.
Ты, как всегда, улыбаешься и молчишь.
Столько раз помирали – да все без толку,
ведь по щелчку воскресали в любой момент.
Имя твое колокольчик звенит на елке…
В этой строфе меня пните за сантимент!
2.
Опять тебя несет в чумном людском потоке –
тут новостийный гвалт и страшный грипп свиной,
тут рушат «газоскреб» медийные пророки,
тут даже сам себя обходишь стороной.
Не попадая в такт, глухая балерина
пуантами стучит по крышам ледяным.
Снегурочьи глаза распахнуты невинно,
и в них ни капли нет ни солнца, ни весны.
Сгущенным молоком туман полил проспекты.
Потерян светофор в мелькании огней.
Боишься быть один? Ну что же – велкам в секту
смотрящих в потолок, лежащих на спине.
Искусственная ель махнет устало веткой,
покатится с нее пульсирующий шар,
озвучивая мир комическим куплетом,
лихим и заводным, как в жопе скипидар.
Устроил свой уют, калякаешь картинки
в своем, в получужом, в совсем чужом краю,
и слушаешь… ну там… Deep Purple… или Стинга…
Но вдруг пробьют часы, и снова в дверь твою
стучится Новый год в дырявом маскхалате,
с берданкой на плече и с вещевым узлом.
Он, как всегда, пришел. И, как всегда, некстати.
Но, коли все мы здесь, считай, что повезло.
О, чудо из чудес, о, радость и о, диво!
Помчался по Земле, тела сминая в ком.
Осталось спеть «Мороз» и лечь ногами к взрыву…
А там – уже январь. А там – уже легко.
3.
Уже иссяк поток речей.
Отбили четкие куранты.
И старый год, совсем ничей,
ушел, переодетый Сантой.
Убрел куда-то за бугор
с мешком подарков и кефира.
Гремит с небес неспетый хор,
и в нем опять не строит лира.
Дослушать чей-то глупый тост.
За двери выскользнуть, сутулясь.
От ветра тщетно прятать нос.
Шнырять по гиперссылкам улиц.
Домой приехать поутру,
и, сбросив праздничные шмотки,
нарисовать мелками круг,
чтоб защитить момент короткий,
в котором сон – еще не сон,
а так – паренье над кроватью.
Крутить сансары колесо –
полезный хитрый аппаратик.
Смотреть в большой стеклянный шар.
Дышать на хрупкую поверхность.
Неразрешимое решать.
Пустые письма класть в конверты.
Не забывать, кто адресат.
Не вспоминать, кто отправитель.
Не умолять о чудесах.
Потом внезапно воспарить и
среди мишурного бедлама
легко спланировать к весне,
где этикеткою «Агдама»
сияет солнце в вышине.
4.
Здесь чем-то разбодяжен кислород.
Здесь хлеб насущный слишком черств и сер.
Здесь пишут на стене «СССР»,
и каждый год здесь – тот же старый год.
Кто хочет полежать лицом в салат –
без церемоний может отдохнуть.
Здесь даже рыбы – на пути ко дну
и помнят номера своих палат.
Мы копошимся где-то в стороне,
ваяем защищенные мирки,
и освещают наши маяки
морозные узоры на окне.
Молись за этот теплый абажур.
За этот выключатель на стене.
Без них нас занесет колючий снег.
Без них настигнет ледяная жуть.
А так – еще как будто ничего.
А так – еще осталось на глоток.
А так – седьмой последний лепесток
удержит темно-серый небосвод.
Так будет нам и морок, и фантом.
Так будет нам и белка, и свисток.
Декабрь устремится в водосток,
смывая запах хвои. А потом
за днем немым приходит ночь слепая.
Когда дышать становится темно,
нас обвивает оптоволокно,
и мы в его объятьях засыпаем.
5.
Что там во фляжечке – чистый спирт
или бодяжный город?
Выпьем по маленькой, усыпив
бдительность контролера.
Он убирает свои щипцы,
и на багажной полке
можно тихонько раскрыть «И-цзын»
да помолиться елке.
Мы, как всегда, мимо дней и лиц
что-то проносим гордо.
Кормим волшебных зверей и птиц
рыбой и хлебной коркой.
Мы, как всегда, посередь чудес
просим о чем-то ярком.
В воздухе нету свободных мест.
Мертвый берет припарки,
молча кладет на холодный грунт,
после – пускает корни.
Мы наблюдаем 12 лун,
смачно хрустя попкорном.
Плавится олово, мой солдат.
Мы, как всегда, не в теме.
Чертится линия смены дат.
Пьяно хохочет время.
6.
Снова себя сгибаешь в бараний рог.
Снова летишь, дыхалку рвешь со старта.
Бог тебе в помощь (кстати, а есть ли Бог?).
Глобус развернут. Он превратился в карту
всех притягательных и отдаленных мест,
где в этой жизни мы очень навряд ли будем.
Бог (так что с ним?) не выдаст, а грипп – не съест.
Все, что случится с нами, – под левой грудью.
Мы привыкаем солнце держать в руках,
не замечая, что облезает кожа.
Ведь все равно пыль – к пыли, и к праху – прах…
(Так что там с Богом – все разобрать не можешь?)
Золушка громко рыдает на чердаке.
Принц рыщет с хрустальной туфлей по белу свету.
Саднят ладони – солнце клади в пакет…
(Так что там с Богом – что за «то есть, то нету»?!)
Снова петарда взрывается у виска
и улетает со свистом в далекий космос.
Станет твоя печаль так легка-легка…
(Бог-то с ним, с Богом. Есть ли – узнаем после.)
Понаблюдаем, спокойные, как всегда
(вряд ли здесь загорится табло «Тревога!»):
падают сверху знаменья и вода
и при ударе оземь глядят на Бога.
7.
Балерина тянет ножку,
достает до облаков.
Только годик с нами пожил
старый год – и был таков.
Что за гроздья хрусталя?
Что за дивное сиянье?
В танце содрогнись, Земля!
Возликуйте, ини-яны!
Мишурой увейте шеи
да звездой украсьте лбы.
Это лучшее решенье –
до рассвета все забыть.
Между Сциллой и Харибдой,
тем и этим Рождеством,
ночь – на убыль, день – на прибыль.
На машине паровой
прибыл месяц из тумана,
как всегда, вооружен.
Дернем по глотку нирваны,
мой неуловимый Джо!
Пусть она течет по жилам,
зажигая фонари.
Вы давно убиты, биллы!
Выходите! Раз-два-три!
В этой маленькой считалке –
что угодно для души:
нервы, беготня, усталость,
обещанья не спешить,
мысли сделать рожу проще,
тромб для сердца, ночь без сна,
клуб друзей, святые мощи,
скоротечная весна,
все такое, все другое,
даже нечто типа «рай»…
В небо ярко-голубое –
забирайся. Забирай.
8.
Удержи себя в руках,
чтоб не рухнуть раньше срока.
Музыка орет из окон,
и хлопушечный «бабах!»
не пугает, рассыпая
конфетти по мостовой.
Вот теперь – пора домой.
До свиданья, Навсикая.
Было очень хорошо,
только, бэйба, все конечно.
Ноет сердце. Стонет печень.
Попрощался – и пошел.
Через долгие мосты,
через горы, реки, руки...
И кого теперь аукать,
если города пусты?
То бежишь, не чуя ног,
то плетешься еле-еле,
точно муха в карамели…
Небосвод пока высок.
Кого хочешь – выбирай.
Забывай – кого не хочешь.
Ты – внутри полярной ночи,
здесь тебе не месяц май!
По запутанным следам,
по едва заметным вешкам –
топай-топай, да не мешкай
в золотое никуда.
Там – ни пира, ни чумы.
Там – веселье и отрада.
Больше ничего не надо.
Здравствуй, Боже. Вот и мы.
9.
Опять в лесу родился звукоряд.
Опять горят бенгальские огни.
От суеты спаси и сохрани
в последний день больного декабря.
Давай-ка, прокричи свое «ура!»,
подарки сортируя по сортам.
Сегодня – здесь еще, а завтра – там.
Какая разница, что канет во вчера.
Пусть телевизор фоново бубнит.
Пусть расцветает на стекле узор.
Увяли роза, лапа и Азор.
Зато пышны ОРВИ и фарингит.
А ты бежишь неведомо куда,
и под ногами хлюпает асфальт.
Он не готов принять твою печаль,
да и тебе особо некогда страдать.
---
Но, может быть, покой приснится позже.
Когда на кухне чайник со свистком.
И ты не сожалеешь ни о ком.
Когда сгустится воздух за плечом.
И ты не сожалеешь ни о чем.
И все как будто просто и надежно.
10.
Старенький год, изолентой замотан,
с грохотом катится вниз.
Кто там поет под крылом самолета?
Я умоляю – заткнись.
Хватит, пожалуйста, песен о главном.
Рты все равно не расшить.
Лягте спокойно. Внемлите Минздраву.
Родины милая ширь!
Как нам понять тебя жалким умишком,
всю в поясах часовых?
С этим твоим сладкоморденьким Мишкой?
С речью невнятной? Увы,
не избежать нам претензий взаимных.
Разве что плакать, обняв.
Губы твои оккупировал иней.
Так не целуй же меня.
Частью – не хочешь. И целым – не можешь.
Выводы очень просты.
Ты паразитом ввинтилась под кожу,
чтобы навеки застыть.
Ладно, не мешкай, включай телевизор…
Кто там на фоне Кремля
тужится, пыжится, делает бизнес,
давится курсом рубля?
Что же ты стала над ним в отупении –
космос, балет, каравай?
Из-под крыла продолжается пение.
Что ты глядишь? Наливай.
11.
Ну, хватит! Хватит-хватит-хватит!
Отринь весь джаз и весь bullshit.
Итог подводит математик
и даты нежно ворошит.
И в телескопы астрономы
глядят на закусь и бухло.
Уже совсем почти что «с новым!».
Уже кого-то развезло.
Закрой журнал, отбрось газету,
забудь про радио, ТВ,
представь, что нету Интернета,
а только воздух в голове.
Хотя бы день без новостей.
Хотя бы ночь без ctrl-enter.
Ни черных меток на листе.
Ни неотложных пациентов.
Ни США, ни РПЦ,
ни Гондураса… все спокойно.
Почисть улыбку на лице.
Укрась геранью подоконник.
Понаведи в себе порядок,
расставь рояли по кустам,
потом тихонько, воровато
в окошко выгляни, а там
зачем-то в небе бирюзовом
дыряво вьется красный стяг.
Опять слепой ведет слепого,
и раздается смачный шмяк.
Играет радостно-недужно
патриотический рожок.
Не выпускай себя наружу –
там наша Родина, дружок.
С разбитым носом и с фингалом,
нарытый в слюни, как всегда,
вокруг гуляет праздник шалый…
И тихо падает звезда.
12.
Снежинка о стекло стучит безумной мухой,
колотится в виски: «Пусти-пусти-пусти!»
Но в голове – туман, а в горле – зло и сухо.
С ухмылкой новый год покинул карантин.
Взмахнет он рукавом – прольется море спирта.
Потом взмахнет другим – двухглавые орлы,
державные бойцы, увенчанные миртом…
Под каждым им кустом – накрытые столы.
Трепещет ангелок на елочной макушке,
дрожит прозрачных крыл сусальная фигня.
Ох, няня, не молчи, скажи нам, где же кружка –
к воротам подвезли троянского коня!
И что нам делать с ним? Секрет давно известен.
Внутри сидят враги и копят в жалах яд.
Но им не победить! Так значит, лейся, песня!
Лети вокруг лесов, полей и тучных стад!
Страны другой такой не знаешь? И не надо.
Достаточно одной, чтоб медленно тонуть.
Мы все уселись здесь в преддверье снегопада,
и это, может быть, поставят нам в вину.
Из повседневных ран рекою льется кетчуп.
Да ладно, ерунда – попробуем отмыть.
Пытайся избежать, зажмурь глаза покрепче.
Как будто нас здесь нет. Как будто здесь – не мы.
Божественный юнец качает головою,
поправ пятой своей большие облака.
Торопятся часы, и полночь входит с боем.
Ах, как же я тебя… <цензура>… тчк.
13.
Пустилась в цвет развесистая клюква,
заполонив собою все пространство,
пуская ложноноги и побеги,
пронизывая ими макрокосм.
Давай мороз по лужам будет плюхать,
пока мы долго говорим о разном,
передаем друг другу обереги –
скорей, скорей, пока не началось!
Вот старый год мы счистили с подошвы.
Сияют в перспективе те же грабли.
Но в сердце вдруг наметилось дрожанье.
Оно снимает маску и парик.
Давай-ка ненадолго станем проще,
пошлем подальше сплины-мизерабли,
предпочитая за руки держаться
и ждать подарков, радостных внутри.
Давай скачаем музыки пиратской.
Давай станцуем самбу, вальс и танго,
Давай наденем смокинг, килт и сари.
Давай воскликнем: «Ах, какой денек!»
Давай потом захочется смеяться,
и, может быть, прикидываться шлангом,
и даже рвать плоды араукарий
(ботаника – совсем не твой конек!).
Давай уедем… ладно, не уедем,
а просто сможем с легкостью не ехать,
избавимся от всяких гнусных фобий
без помощи любезных докторов.
Пусть будет тихо в нашем вандерленде,
пусть светит солнце в облачной прорехе,
и мы прижмем его обломок к нёбу,
чтоб стало все искристо и остро.
Давай не издыхать в войне за нечто.
Давай не умирать в борьбе за это.
Понюхай мандариновую корку
(а кстати, конь теперь не так уж блед).
Мы на прикладе сделаем засечку,
раскурим ледяную сигарету,
и в вышине петарда «желтой» сборки
оставит по живому четкий след.
Ноябрь-декабрь 09 г.