(ЖИГУЛЕВСКАЯ ЛЕГЕНДА)
Мы рыбку ловим с берега реки,
Где шустрые балУют окуньки.
И отражает волжская вода
Нам Жигули. И нас зовет туда,
Где в легких пересветных небесах
Гуляет ветер, словно в парусах.
Ты оглянись, рыбак, по сторонам.
Вон Камень Молодецкий виден нам.
К нему прижалась горушка одна.
Зовется Девьей издавна она.
Но еще раньше, древнею порой,
Ее прозвали Груниной горой.
Так девушку округа вся звала.
То грустная история была.
Гласит легенда: некий атаман
На волжском берегу раскинул стан.
Стоял над Волгой в эти времена
Резной красивый терем в три окна.
С женой там воевода проживал.
Жену свою он сильно ревновал
За редкостную девичью красу,
Но еще больше – за ее косу.
Коса ее была такой длины,
Во много раз длинней ее спины.
И толщиною ровно в две руки.
Коса касалась берега реки.
Не умещалась в тереме она.
И Груня, воеводская жена,
Через окошко свесила косу,
Чтоб та была над Волгой навесу.
И Груня петь большая мастерица.
Завидовали ей лесные птицы.
Бывало, Груня песню запоет, -
Затихнет Волга. Зверь лесной замрет.
Когда супруг на службу отбывал,
Жену на семь замков он запирал.
И говорил он на прощанье ей:
«Гляди, ты чести не срами моей».
Шел день за днем, а Груня мужа ждет,
Хозяйничает в доме и поет.
До атамана песня та дошла.
И за сердце молодчика взяла.
Решил узнать он, кто же так поет.
Вдоль берега на голос он идет.
И видит, что на берегу крутом
Над Волгою стоит добротный дом.
Из одного окна висит коса.
Пожал плечами парень – чудеса!
Подобного и в сказках не встречал.
А женский голос все манил и звал.
А атаман – он парень, как и все,
Как по канату, влез он по косе
В роскошный дом, певицу увидал
И руку к сердцу своему прижал.
Так ослепила парня красота.
Не девушка пред ним – его мечта.
Тут понял атаман, что он влюблен.
И растерялся от смущенья он.
Уйти обратно – силы не достать.
Не знает, что красавице сказать:
Поднялся по косе, не по крыльцу.
Но улыбнулась Груня молодцу.
Лицо у парня до того пригоже,
На лик святой иконы чем-то схоже.
Забыла вмиг, что мужняя жена,
Но поняла, что сильно влюблена,
Закрыв руками бледное лицо.
Увидел парень на руке кольцо.
Сказал, что в мире грешном и убогом
Мы все равны, и ходим все под Богом.
Слова его обычные простые.
В глазах мерцали звезды золотые.
Он Груне говорил и говорил.
Словами, будто медом, накормил.
Все речи атамана сладко лИлись,
А щеки алым цветом снегирились.
Тут Груня встрепенулась: «Милый друг!
Тебе пора. Вернется мой супруг».
Успел он на прощание сказать:
«Расстаться нам, что сердце перервать.
На звезды сквозь колодец я гляжу,
И через них тебя приворожу».
Спустился вновь он к Волге по косе,
Когда трава была уже в росе.
В палатке атаману не до сна.
Весь день ему мерещилась она.
С той ночи он считал часы и дни,
Когда вновь смогут свидеться они.
С мольбою обратился к Богу он:
«О, Боже! Помоги мне, я влюблен!»
Ему Господь ответил тихо: « Нет.
И мой сейчас такой тебе совет.
Ты от души покайся предо мной.
Ведь за чужой охотишься женой
И ночи тратишь для своих утех.
А это очень тяжкий в жизни грех».
Но атаман не внял его словам.
Вновь бросился он к Груниным ногам.
И от любви кружится голова.
Он говорил ей нежные слова:
«С тобою мы, как белые две птицы.
Нам улететь бы из твоей светлицы.
Жаль, что мы поздно встретились с тобой.
Иначе стали бы одной судьбой».
Но Груня только тягостно вздыхала.
И атаману как-то раз сказала:
«Запретная любовь всегда прекрасна,
Но ведь она весьма-весьма опасна.
Седая ночь и та не всё скрывает.
Боюсь, что муж когда-нибудь узнает».
Тут нежно атаман ее обнял.
Своей любимой твердо он сказал:
«Любви наивернейшей лебедь-птица,
Под пулями вернется к лебедице.
Мне никакая не страшна беда.
Тебя я не оставлю никогда,
И заменю тебе любых подруг.
Не страшен мне ревнивый твой супруг».
Всегда правдиво говорит народ:
« Не кличь грозу, сама она придет».
И, видно, ведуны у нас не врут –
ДевИчьи чары к гибели ведут.
Не зря муж Груню сильно ревновал.
Давно в ней что-то он подозревал.
И в этот раз он не покинул двор,
Подслушивал под дверью разговор.
Кровь воеводе бросилась к вискам.
Не дал договорить он голубкам.
Ворвавшись в дом, он саблю обнажил
И атаману голову срубил.
С обрыва бросил тело вглубь реки.
А мысль твердит: « И косу отсеки!»
И он отсек и выбросил в окно.
На волжское легла косица дно.
Услышал воевода Грунин всхлип.
Любимый атаман ее погиб.
«Его я смерти не переживу.
За ним я волжской рыбой уплыву.
Тебя не полюблю я все равно!»
И выбросилась девушка в окно.
Сомкнулась над бедняжкою вода.
Исчезла в Волге Груня навсегда.
И в тот же миг раздался страшный гром.
Пропал куда-то воеводин дом.
Дождем природа плачет, слезы льет.
Тревожным звуком эхо отдает.
Образовалась новая гора.
Она, как - будто младшая сестра,
Прижалась тихо к Камню-Молодцу,
Или, как дочь к любимому отцу.
А та коса нам и теперь видна.
Осталась длинной отмелью она.
А горушку, где терем тот стоял,
Народ когда-то Груниной назвал.
Как только начинается весна,
Вновь в отблесках зари стоит она.
И до сих пор молва у нас гласит:
То Груня в красном пламени стоит.
По-над обрывом слезы она льет
И атамана здесь годами ждет.
С тоскою смотрит Груня на суда –
Не атаман плывет за ней сюда?
И, поднимая горы волжских волн,
Целуют ветры нежно Грунин холм.
Забылось имя, но гора осталась.
И позже Девьей горкой называлась.
2009-05-30