Все души рождены на этот белый свет,
Единым небом, солнцем и её землёю,
С детства в сердцах ведь злости нет,
Есть крики птиц и облака над головою.
Пряча глаза от выбора и воли бога,
Так и не смог смерится с Вавилоном,
В тень мирозданья уходил Григорий,
Свой путь сыскать, бунтарь вне доли.
Куда бежать и жалость, словно кара,
Зачем-то днём его зашторенные окна,
Манила мысль о смерти, верой пала,
Терпели боль и слабость только строки.
Глупец, ты обреченный на погибель,
С мечтою о надежде, дне прекрасном,
Туманы космоса и фондовая прибыль,
Свобода духа, безграничность власти.
Сутки в холодных одиноких стенах,
Впитали безразличие немых поступков,
Быть может, есть она? - сжимая вены,
Накатывались слёзы и дрожали руки.
Не нами нужно, непомерность ноши,
В узлах завязан стимул поколенья,
Поняв, что бог любовь, всё бросишь,
Не выдуманный рай, лишь его пение.
Тома черновиков, их доброй грусти,
Хранилище цитат и белых мыслей,
Мы поначалу все от ненависти пульса,
С вопросами о вечных сценах рыщем.
Пророки шепчутся, что бездна свыше,
Ученные о теореме черствости людей,
Но истину от правды знают в крыше,
Протянет ли ладонь нам мир страстей.
Терзали бедолагу смыслы его жизни,
Хотелось ведь ему оставить и вложить,
Тоскливые глаза и капюшон пониже,
Изжога мучила и может, стал бы пить.
Ну, знания всё чаще приходили ночью,
И поцелуй двух любящих на остановке,
Глаза его питались детскою мечтою,
Нет зависти, нет злобы просто робкий.
Ты прав,- шептали камыши его болота,
И понимал эти порывы теплый дождь,
Душа прольётся мёдом и заполнит соты,
Ведь в глубине есть вера, солнце, рожь.
Молчит и тянет колосками, улыбнутся,
Родился для любви, и ею плодоносить,
И он без золота, а реки счастья льются,
В автобусе увидев, девы золотые косы.