1. Итак, моя Голгофа уже выше.
Уже две тройки из колоды сплавил.
Но я не разлюбил гулять по крыше,
ссать против ветра,
называться Павел,
карябать синусоидные стИхи,
жевать под сигарету конский щавель.
2. Я содовую пил, гостя в Содоме,
в Гоморре ничему не удивился.
Мне дела нет - а пьёт ли мир боржоми,
раз я от мира
напрочь отвалился.
Я пережил Христа. Себе на диво.
И утром благородно похмелился.
3. Нестроен ряд этрусской балалайки,
которую беру я в час икоты
/кто вспомнил?/, бью по струнам - угадай-ка
МЕЛОДИЮ-ИКОТУ-
АЖ-ДО-РВОТЫ.
Конечно, я бы мог играть потише,
да только ноты мне - как новые ворота.
4. Когда я сыт - кладу на стих с пробором,
желудок полный восприятье тяжелит.
Когда я голоден - я тать с орлиным взором,
меня завидя,
мастурбирует Лилит
и птицы цепенеют на лету,
и даже сердце у любого льва шалит.
5. Когда я трезв, мне стих не ляжет в душу,
пусть рифмовал сам Пушкин или Фет.
Когда я пьян - готов часами слушать,
мой собутыльник,
твой наивный бред.
Чего там кто мне вслед сказал со страху -
мне всё равно, едино, дела нет.
6. И если я когда-то возалкаю
той славы, что щекочет как минет,
пойду на стройку и забью я сваю,
и за троих
я поработаю в обед
ножом и вилкой. Снимет как рукою
желанье - славы скушать, как котлет.
7. Итак, моя Голгофа... Пью абсент.
В колоде бара - самогон, как джокер.
Людское счастье - это сэконд-хэнд,
обноски,
что носил Христос на попе.
Курю. И думаю. О другах. Кто ещё
У жизни в топе и уже не в топе.