25-й кадр

Рина Глум
Узкий клубный свет и отформатированный бит резал края касательных.
 
Пристрелите ветер. Включите тишину. Реабилитационные годы реинкарнации прошли. Завидуй, бейся в истерике, но я лучше на один пункт самоуважения. Невнятно мямля в телефон, из трубки стонал ветхий голос. Мешало. Застряло между ягодицами. За ослеплением световых лет я всё поправила. Пыльца в нос. Блеф на уголках губ.   
 
Дай мне имя... Но про него забыла после первых двух секунд и знакомого аромата в толпе. Как в первый раз стоять и обливаться ненавистью к существу, что некогда раздавило во мне придирчивость слов. Теперь он разглашает их со сцены подобно треплу и заморскому пафосу, не помня, кто я есть. Профанацию впечатлений запивала грибным соком. Горько.. Не я одна увязла в этом вкусе.   
 
Кому-то я могу откровенно признаться в своих чувствах, не ожидая отторжения, а от некоторых приходится держать в тайне явную любовь. С лицом немного живее, чем у разложившегося трупа устрицы, Ты обняла меня в холодной манере. Как это обычно бывает... А дальше лишь мысль, проникающая в канализационные трубы, задевающая крыс. Лиловые сплетения одного и того же полового признака. Мы могли - от однообразия жизни. Знали вкус наперёд, но ценой единовременного мышления ударились в девичьи мечты раннего извращённого детства.   
 
Трудно прощать чужие недостатки, но ещё труднее прощать чужие достоинства. Заслужила покой и грамм удовлетворения, но мне никогда не заслужить Твоей  истинной ласки, мне не потянуть таких божественных сумм. Что ж... Ртуть даёт знать о себе во всплесках пиковых сердечных приступов на ржавой простыне, пропитанной радиацией и оттенками пряной корицы. Артериальное давление подскочило на месте и повернулось на сто восемьдесят градусов.   
 
Она должна была это видеть, слышать, ненавидеть, терпеть, смотреть, чтобы потерять и не оценить моих стараний. Я знала, что так будет. Время не стоит на месте. Эти уставшие от созерцания объятия, протёртые до дыр, дали мне понять, что я думала в верном направлении. Её презрительность я чуяла ещё издалека, но я не более, чем смертная, готовая преклоняться перед Её чертовщиной. Ненависть длится лишь до тех пор, пока я пытаюсь с помощью ключевого человека опередить движение во времени. Просто привычка имеет свойство застывать и будоражить цикличность случавшегося на протяжении многих лет. Прошу, только не смей распространяться на большее. Я ведь когда-то хотела влиться в Твою сущность и просить помощи от безвыходности положения...   
 
Серая просроченная пыль скакала по канцелярскому выражению стараний. Люблю настолько, что не могу владеть, боюсь спугнуть, чтобы не обидеть трезвой реальностью. Хочешь поймать солнечный зайчик из моей растекающейся головы? Надень сочок для ловли бабочек как чулки и станцуй для меня витиеватый танец ленивых телодвижений. Самые гладкие и лучшие телодвижения, что в пьяном виде звались бы стриптизом.   
 
Пыталась быть незамеченной, но споткнувшись о Твой взгляд, так оптимально кивала и раздирала взмокшую мармеладную шею, пока имела на это право. Облагороженная польщённость двигала всеми инстинктами. В дополнение пикантной картины гладила променадовый позвоночник, а все импульсы переводила в постельные сцены. Кармином вычерчивала размеры своих губ на Твоих веках, всё слаще впадая в безумные бессилия, сумасшествия...   
 
Дни сменяли ночи и наоборот. Происходило много круговоротов. Смешение. Циклические постановки. Театральное превращение песка во время. Скуривала старые письма. Перенимала дыхание. Пила Твои глаза, чтоб сердце не болело. Выжигала Твоё имя на бёдрах, словно победу, заключённую в нём. Не находила места, раздирала остатки гордости, вытаскивая грязь из-под ногтей. Сходила с ума, пока не дошла до пика самопроизвольности. Скрипки, скрепки, скрипы, крики, крахи... Устраиваю вселенский пожар на дне Тихого океана. Ещё не пила вино в разодранной шубе, в искалеченных нервах и в плохо натянутых чулках, но уже была при параде от никотиновых морщин. Нам было за тридцать, и стоили мы недорого в расчетах на часы. Возбуждение от Твоих картин било прямо по ушам. Млела от свежевыжатых стонов, знала, что только в этот вечер буду не одна, а заполучу то, что кошмарами не даёт мне спать по ночам. Фантазировала и делала бы всё, что нельзя представить в обычном состоянии. Двое с белой кожей и смоляными волосами, щекочущие ресницами родинки. Но всё бы закончилось на перкуссионной ноте, с завязанным марлей ртом и задержками дыхания в вакууме полиэтилена. Но даже из обещаний нас не было рядом.   
 
В циклическом переплёте било страстью. Но в итоге осталась одна рядом с необразованным адресатом. Нужно было сразу надеть на меня этот жалкий намордник нарциссизма, чтобы я потом не плакала на Твоём плече, вдыхая аромат нежности и привязанности, пленящий до судорог.  Не порти праздники мной, Любимая...   
 
Богиня подпускает к себе лишь из холодного надоевшего одиночества, а Бестия держит на расстоянии лишь из гордого французского самолюбования и самодостаточности - я не избранная ими, я сама по себе. Заложница смелой безвыходности. Одно страдание в голосе, не расценивающееся как что-то серьёзное.   
 
Всё это лишь химчистка чувств!