Ты знаешь, я стала совсем большая,
Больше по-детски так не надуваю губы,
Не убиваю близких молчаньем, кто бы
Что ни выдал. Решаю такие задачки порой, что жаль,
Ты не видишь. Подсказала бы – на что еще поднажать.
В прошлом остались мысли про:
Парашюты, воздушный шар (запасаю впрок
Разум), про желтый автобус, на который давно билет
Потерялся. Но, как в песенке у Bebe,
Каждый день возвращаюсь мыслями... да, к тебе.
Ты знаешь, я иногда прямо чувствую: все, выросла,
Совсем-совсем, дальше – только стареть. И глаза –
Стали такие… не холодные, но… будто пара игл, а за
Игольным ушком – нитка к душе не тянется. Вирусом
Равнодушия это не объяснишь.
Снишься ли? – если спросишь… Столько же, сколько спишь
Сама. И, наверное, меньше, чем я тебе чуть.
Каждый месяц – сегодня их ровно три –
Забыванья мне становится по плечу,
По внутри меня славно сложенному горю,
Ну, по росту его… словом, правильного покрою.
И я учусь носить девяносто который день
Поллитрой за пазухой как бережливая пьянь.
Или нательным крестиком – под рубашкой, где
Ты будешь биться, что еще ни надень,
Обжигать металлом, сколько теплого ни напяль.
Ты знаешь, мне теперь продают алкоголь без паспорта,
Говорят все чаще «вы» или даже по отчеству. И после все то же
Непременное: будьте добры. И каждый раз когда
Говорят, я думаю: «боооже-боооже»…
Ты знаешь, я понимаю, что только буквицы
Толчеею печатной будут прыгать перед тобой, лезть в строчки,
Что их в воздух не высыпать: в переходе метро, хороводе улиц
Даже встретившись. Здесь я всегда запинаюсь: «А впрочем,
Если хочешь…»