I
Придите поскорей, Покой и Тишина!
Чтоб в ласковых лучах дремали тихо травы,
Встречали путников тенистые дубравы
И чтобы радостью душа была полна.
Но в тучи спряталась коварная луна,
И на стволах горит заката свет кровавый,
Таит угрозу дуб, могучий и корявый,
И смотрит свысока надменная сосна.
И гармоничный мир, продуманный и стройный,
Опять на части рвут бессмысленные войны.
Все на земле давно прекрасным быть могло бы:
Две тыщи лет назад спустился к нам Христос,
Чтобы кровавых рек на землю не лилось.
Но в сонмищах людских гуляет ветер злобы.
II
Но в сонмищах людских гуляет ветер злобы,
И нелегко его в сердцах врагов унять.
С ожесточением несется рать на рать:
Наполнить рвутся все несытые утробы.
И нет спасения от страшной сей хворобы.
Ждет за любым углом неумолимый тать,
Хотя нам всем дана любовь как благодать,
Но каждый мнит, что нет важней его особы.
Всяк пожирней кусок спешит схватить себе,
И протекает жизнь в бессмысленной борьбе.
Напрасны все мольбы, напрасны слезы, чтобы
Хоть чуточку смягчить жестокие сердца.
Братоубийственной войне все нет конца:
В сердцах людей живут безумия микробы.
III
В сердцах людей живут безумия микробы,
Подталкивая мир к убийствам и войне.
Но тяжесть долгих войн нам тяжелей вдвойне
Из-за того, что мы безвольны, как амебы.
Блокадный Ленинград не вспомнишь без озноба.
Казалось, жили все в каком-то смутном сне,
Сгорая день за днем на медленном огне.
В возможность новых войн тогда поверил кто бы?
Мильоны из земли о мщеньи вопиют,
Но многие опять войны с надеждой ждут.
Казалось, кровью мир упился допьяна
И кружит, кружит нас в безумной, дикой пляске.
Как будто ожили герои страшной сказки
И людям нет от них ни отдыха, ни сна.
IV
И людям нет от них ни отдыха, ни сна.
Вражда, как черная, взлохмаченная птица,
Кружится в воздухе и в нас самих гнездится,
И злобой низкою питает всех она.
Вскипает мутная в душе у нас волна,
Стучит в крови, в висках, нам искажает лица.
Становится весь мир мрачнее, чем темница,
И трудно верить в то, что ночь была нежна.
С тех пор как Авеля убил коварный Каин,
Все так же мир людской жесток и неприкаян,
И в душах ненависть по-прежнему сильна.
Готовы все всегда смеяться друг над другом.
Становится чужим, кто некогда был другом.
Как ненавистью жизнь порой ослеплена!
V
Как ненавистью жизнь порой ослеплена!
Завоеватели, бандиты, флибустьеры
По жизни мечутся в погоне за химерой,
Не ведая о том, что их душа больна.
Благоприятные настали времена
Для тех, кому всего милее запах серы.
И нет для них ни в чем ни удержу, ни меры:
Им хочется во всем, во всем дойти до дна.
Витает дух вражды клокочущей повсюду.
Мы видим на полях забытых трупов груду.
Возмездия не ждет бедняга узколобый,
И не страшится он последнего Суда.
Раскаяния в нем не видно ни следа,
Убийцу не смутят рыдания у гроба.
VI
Убийцу не смутят рыдания у гроба.
К чужим страданьям враг неумолим и глух,
Крик побежденного ему ласкает слух,
Но жертвами резни невольно станут оба.
А ныне ждет его беспечная зазноба.
Он перья перед ней расправит, как петух.
Хоть свет в его душе уже давно потух,
Убийца мнит, что он высокая особа.
Вражда и ненависть – зародыши войны,
Проникшей в нашу кровь, входящей в наши сны.
Для предсказаний здесь не нужен дар особый:
Ведь можно и не знать расположенья звезд,
Но видеть, что итог войны до боли прост:
Окаменеет мать от горя, как Ниоба.
VII
Окаменеет мать от горя, как Ниоба.
Ведь это для нее всей долгой жизни крах.
Погас навеки свет в любимейших глазах,
Чтоб кто-то золото копил высокой пробы,
Со вкусом смаковал пирожные и сдобы,
Пил вина, коньяки, кружился на балах,
Не видя никогда и в самых страшных снах
Замученных врагов и зверства ксенофоба.
Остались от войны сожженные жилища,
Трава забвения растет на пепелище.
И непроглядна ночь, пустынна и темна.
С котомкой в никуда бредет старик убогий,
Скелеты мертвых изб чернеют на дороге,
А в глубине небес мелодия слышна.
VIII
А в глубине небес мелодия слышна.
Чуть шепчут ей в ответ березы полусонно,
К ней кружево листвы протягивают клены,
И к сердцу каждого она устремлена.
Но обескровленный калека у окна
Напоминает нам, что этот мир сожженный
Навеки сохранит смятение и стоны
Всех, чья душа войной была обожжена.
Но жажда истины всегда неугомонна,
Мелодия зовет, зовет нас неуклонно
Увидеть ближнего в последнем человеке
И соскоблить с души жестокости кору,
Чтобы с надеждою проснуться поутру.
Она зовет людей забыть вражду навеки.
IX
Она зовет людей забыть вражду навеки
И улыбнуться вдруг раскрывшимся цветам,
Решительно стряхнув с души постылый хлам,
И солнце ощутить сквозь сомкнутые веки.
Чтобы не жили мы в бесчестии, как зэки,
И прекратить смогли смертельную игру,
Не браться за ружье, не рваться к топору
И вспоминать войну как грозный символ некий;
И мы бы ощутить хотя б на миг смогли,
Что наступил конец страданиям земли,
Чтоб были все дружны – поляки, немцы, греки –
И все смогли б забыть безумия угар,
В сердца принять любовь, как небывалый дар,
И Божью искорку увидеть в человеке.
X
И Божью искорку увидеть в человеке,
Чтобы растаяли в сердцах холодных льды,
Чтоб радовали нас весенние сады
И души всех слились, как в океане реки,
В немыслимом для нас, непостижимом веке,
В сиянье вспыхнувшей немеркнущей звезды
И чтобы летопись бессмысленной вражды
Осталась навсегда в пыли библиотеки.
Но на жестокой мы еще живем земле,
Поскольку мир людской давно лежит во зле.
Хотя душа у нас ещё осквернена,
Мелодию небес повсюду мы услышим.
Ведь только ей одной мы в этом мире дышим.
Она зовет туда, где Радость и Весна.
XI
Она зовет туда, где Радость и Весна.
За нею ввысь душа, как ласточка, стремится.
Но падает она, как раненая птица,
И вырастает вновь передо мной стена.
Я перед ней стою в бессилии одна,
И тягостная ночь в душе поникшей длится,
Но, чтобы к Небу вновь смогла я устремиться,
Мне нужно, чтоб душа была оживлена.
Как важно распрямить опущенные плечи
И снова обрести свой облик человечий!
Мелодия мне вновь приходит на подмогу.
И я, как за звездой, тянусь, тянусь за ней.
В молчании ночей, в круговороте дней
Она зовет на ту бескрайнюю дорогу.
XII
Она зовет на ту бескрайнюю дорогу,
Чуть различимую сквозь призрачный эфир,
Где будет на земле и в человецех мир
И мы приблизимся к незримому порогу.
И, как бы ни была здесь жизнь твоя убога,
Не будешь ты уже отныне наг и сир,
И созовет Господь друзей своих на пир,
Хотя их у Него осталось так немного.
Почувствуешь себя свободно и легко,
Убийство и война отступят далеко.
Забудешь навсегда ты прежнюю тревогу
И к Небу устремишь омытый светом взор.
Услышишь на земле ты херувимский хор,
Где будут Ангелы петь «Слава в Вышних Богу».
XIII
Где будут Ангелы петь «Слава в Вышних Богу»
Исполнят люди все Божественный Завет,
Не станет на земле страдания и бед,
Не вырядится зло в пурпуровую тогу,
Сокроется злодей в глубокую берлогу
И навсегда его исчезнет в мире след,
А землю осенит блаженства тихий свет
И счастия верней не будет нам залога.
И станет жизнь людей привольна и легка,
И полнотой Любви наполнятся века.
Исчезнут, наконец, безумье и война.
Отныне на земле все будет по-иному
И мы приблизимся к покинутому Дому.
Придите поскорей, Покой и Тишина!
XIV
Придите поскорей, Покой и Тишина!
Пусть замолчат навек смертельные орудья
И не смущает нас людское многолюдье,
И радость дарит всем небес голубизна.
Чтоб каждая душа, бесстрашна и вольна,
Впитала бы в себя законы Правосудья,
Чтоб, наконец, могла вздохнуть я полной грудью,
Щемящей красотой земли озарена.
И, как бы ни было нам в жизни тяжело,
В сиянии Любви отрадно и светло.
Какою бы ни шли мы здесь дорогой тесной
И сколько б ни пришлось карабкаться из тьмы,
Я верю, что забыть уже не сможем мы
Подаренного нам тепла Любви Небесной!
XV
Придите поскорей, Покой и Тишина!
Но в сонмищах людских гуляет ветер злобы.
В сердцах людей живут безумия микробы.
И людям нет от них ни отдыха, ни сна.
Как ненавистью жизнь порой ослеплена!
Убийцу не смутят рыдания у гроба.
Окаменеет мать от горя, как Ниоба.
А в глубине небес мелодия слышна.
Она зовет людей забыть вражду навеки
И Божью искорку увидеть в человеке.
Она зовет туда, где Радость и Весна.
Она зовет на ту бескрайнюю дорогу,
Где будут Ангелы петь: «Слава в Вышних Богу»!
Придите поскорей, Покой и Тишина!
Июнь-июль 1997 –
сентябрь-октябрь 1999