Сыну моему посвящается
И все это, как сегодня зачатки радио, будет служить
людям лишь для того, чтобы убегать от себя и от своей
цели, опутываясь все более густой цепью развлечений и
бесполезной занятости...
Г. Гессе. «Степной волк»
1.(необходимое предисловие, без которого ничего
не будет понятно)
Он поболтал ножкой, задумчиво пошевелил пальцами. В небе погасло несколько звезд, на земле начался ледниковый период, а в созвездии Волопаса зажглась сверхновая.
- Знаешь, даже относительность относительна, что тут можно сказать о реальности.
Его собеседник поморщился.
- Лучше пойдем рыбу ловить. От твоих умных слов у меня голова болит.
Землетрясение утопило Японию, в соседней галактике родилась цивилизация, захлопнулось две черных дыры.
- А зачем тебе рыба? -поинтересовался сидящий на обрыве.
- Есть хочу.
- Гм. Есть - это конечно здорово. Но и твои рыбы есть относительность.
- Зато мой голод для меня не является относительностью, буркнул сидящий рядом.
- Это как посмотреть.
- Как не смотри - желудок пуст, полнее стать не собирается.
На горизонте вспыхнуло два атомных взрыва, на земле исчезли ацтеки и майя, небо из синего стало красным, а гранит превратился в глину.
- Нет, и все-таки: все относительно и мы тоже относительны.
- Вот бы наша относительность относила бы нас туда, куда мы хочем. На берег пруда, например. Рыбу ловить.
Сидящий снова пошевелил пальцами ног и почесал живот.
- Единственно, что реально в данной данности...
- В данности чего?
- В данной, - терпеливо уточнил сидящий, - так вот, в данной данности реальной является только золотая миля.
- А что это?
- Если бы я знал, - вздохнул сидящий. - Ее еще нужно найти, для того чтобы ответить на этот вопрос.
- А как ты ее узнаешь?
- Узнается. Главное найти.
Они посидели еще немного молча и пошли ловить рыбу. Впереди шел тот, кого на земле называют домовым, а в Англии Брауни. Идущего позади с натяжкой можно было бы назвать эльфом. Если бы не круглые уши. Первый не был домовым, второй не был эльфом. Но, чтобы не путаться, мы будем далее называть их так.
Захлопнулась еще одна черная дыра, родилась галактика спирального типа, Появилось сразу пять сверхновых, что, как вы знаете, является редкостью. Короче, все как обычно. Ничего нового и удивительного. Скука. На земле в это время изобрели паровоз.
2.
...он задумчиво выбил сигарету из пачки и уже поднес ко рту, когда из соседней комнаты раздался мягкий голос жены:
- Милый, не кури, пожалуйста, в комнате.
Он чертыхнулся.
- А я и не собирался.
Идти на улицу не хотелось. Он сунул сигарету в пачку. Встал и прошелся из угла в угол.
- Осторожнее, милый. Ты сейчас уронишь книги.
Он остановился. И - действительно, следующий шаг грозил разнести книжную полку.
"Откуда она все знает?" - подумал он, а из комнаты раздался голос.
- Все просто. Милый, вы, мужчины, изучаете наше тело и думаете, что знаете нашу душу. Мы, женщины, изучаем вашу душу и поэтому знает вас полностью. Привычки
соответствуют душе...
- Папа, а это что за звезды?
- Это Алькор и Мецар. Всадник и лошадь. Когда я был маленький. Как ты. Мы с моим отцом и твоим дедушкой...
- Это дядя Коля?
- Нет, другой. Ты его не знал. Он умер за год твоего рождения. Так вот, звездное небо мы начинали учить именно с этих звезд. Звезд ковша Большой медведицы. Есть хорошая притча...
- Ух, ты, - сказал Брауни, - как у людей все сложно. Они с эльфом наблюдали в окно.
- У нас все проще, - поддакнул эльф.
- Не говори. В пятом измерении все проще. Надо тебе материализоваться - бац! - и готово, а тут от слов одних голова кругом идет. Ну, что, пойдем?
- Пойдем.
И они пошагали по пыльной дороге. Невидимые человеческому глазу. Иногда, веселья ради, Брауни закручивал смерчики пыли. Говорят, если в такой смерчик бросить нож, в ближайшем селе будет ранена ведьма.
- Ты кого больше боишься? - спросил эльф.
- Собак, - сказал Брауни. - А ты?
- Лисиц.
- Они тоже как собаки, - вздохнул Брауни,- только рыжие.
Они помолчали.
- И к тому же глупые, а не хитрые.
- А ну их к собакам, - сказал Брауни, и они весело рассмеялись.
Со стороны смех походил на шелест листьев с добавлением перезвона, мягкого перезвона серебряных колокольчиков. Впрочем, мы, люди, давно разучились смотреть на облака и звезды. Где уж нам, проглоченным заботами и грохотом городов, суметь слушать тишину.
3.
- Я хочу есть, - сказал Брауни.
Эльф погладил мохнатые ушки и промолчал.
- Я хочу есть, - и через паузу почти рявкнул: - Есть хочу!
- Когда ты не думаешь о еде, о чем ты думаешь? -спросил эльф.
- О еде.
- Врешь
- Вру. Но хочу есть.
- Вопрос это конечно философский. Я то есть не хочу.
- Да, ты философ. А я есть хочу.
- В этом мире, обрати внимание, дружище, кто-то кого-то постоянно ест.
- Опять понесло. Где ты этой гадости нахватался. Есть хочу и баста!
- Глупышка, если все будут думать только о еде, и никто не будет думать о философии - мир потеряет сам себя. Терять легко, попробуй потом, верни.
По ходу разговора они стянули по паре бутербродов в кафе и сели есть под мостом. Над ними гудели машины, отчего мост вибрировал. Уже вечерело.
...ребенок забежал вперед, обнял отца, ткнулся головой в живот:
- Папа, возьми меня на ручки. А то я расшалюсь.
Они возвращались домой из садика. Который был далеко от дома. Маленькие ножки ребенка быстро уставали. На один шаг отца приходилось три детских шага. Получалось, что ребенок покрывал расстояние втрое большее, чем взрослый. Осенью они рвали вишню, растущую вдоль дороги, совершенно не задумываясь о том, что она пропитана выхлопами от проезжавших машин.
Мама их всегда ругала и была права. Но таковы папы. Они всегда дети. Не удивляйтесь, если увидите солидного директора банка, который у себя дома с увлечением, лежа на полу, гудит вместе с сыном, катая игрушечную машину. Кстати, и у женщин в возрасте не ищите в шкафу скелет любовника. Там будут истрепанные куклы ее детства. Все мы, Взрослые, остаемся в душе теми, кто тыкается в живот отцу и пищит:
- Папа, возьми меня на ручки. А то я расшалюсь.
Жаль, что многие из нас это забывают.
Они отряхнули крошки. Брауни довольно похлопал себя по животу.
- Вот теперь я готов. Куда идем?
- Как обычно.
- Обычно как?
Тут они увидели воробья. Типичного уличного забияку.
- Воробей. Вора - бей, - тут же ляпнул Брауни.
- Да иди ты, - огрызнулся воробей и презрительно добавил, - ли-ми-та.
- Во! Воспитание! -восхитился Брауни.
- Или его полное отсутствие, - сказал Эльф.
- Улица.
- Все мы на улице, - вздохнул Эльф.
- Ту би эр нот туби, - вдруг выдал Брауни.
- Ба! Милый друг, что я слышу? - удивился Эльф.
- С кем поведешься от того и наберешься, - буркнул Брауни, - Нечего сидеть. Идти надо.
- Да. Идти надо.
- Но куда? - почесал нос Брауни.
- В поисках.
- В поисках чего?
- В поисках своего. Своей золотой мили.
- А как узнать, свое это или не свое?
- Оно само узнается.
- Задача, - крякнул Брауни,- а если мое свое и твое свое будут разными?
- Тогда мы расстанемся. Кто-то останется, а кто-то пойдет дальше.
- А в какую сторону идти?
- Это безразлично. Ты все равно придешь к своему.
Они выбрались на мост, причем Брауни умудрился два раза съехать назад по крутому склону, и пошагали. Мимо с шорохом пролетали машины, в домах уже зажигался свет. Медленно, неотвратимо вечерело, город постепенно затихал.
...он стоял у изголовья кровати своей матери. Она была больна. Цирроз печени. Болезнь пьяниц, но за свою жизнь она выпила только рюмку вина в день своей свадьбы. Это было тридцать лет назад. Она лежала и умирала. И знала об этом.
- Мама, все будет хорошо. Ты пошла на поправку, и тебя выписали.
Они оба знали правду и тем не менее разыгрывали этот спектакль утешительной лжи. Они утешали сами себя. Таковы люди.
- Сынок, я ведь больше тебя не увижу, - сказала она, когда он стал уходить.
- Мама, я приеду завтра, - сказал он. - Все будет хорошо. Вот увидишь.
Уходя, он оглянулся. Встретился с матерью глазами и повторил:
- Все будет хорошо.
Ночью, под самое утро, мама умерла...
4.
- Нашел место для ночевки, удружил, ничего не скажешь, - шипел Брауни.
- Дай поспать, - бормотнул Эльф, подкладывая под голову мягкую игрушку. Это был бегемот с оторванной лапкой.
Они лежали под кроватью стандартной квартиры.
- Уснешь тут. Как же! Жди. Скорее перепонки лопнут. Тебе хорошо. Ты и на барабане уснешь.
- Да уймись ты.
- Не уймусь. Сам не сплю и тебе не дам. Заволок сюда - терпи.
- Здесь кошки не было, - сонно сказал Эльф.
- Кошки, плошки. Лучше сто кошек, чем этот ад.
- Везде так, - вздохнул Эльф. - Не веришь, побегай по квартирам. Здесь хоть кошки и собаки нет.
В комнате надрывался телевизор, одновременно с ним грохотал магнитофон и гудел фен.
- С ума сойти можно. Хоть на улицу беги, - ворчал Брауни.
- Холодно. И собаки сцапать могут. Их как раз сейчас выгуливают.
- На крышу залезем.
- Кошки, - равнодушно сказал Эльф.
- Эх, как хорошо раньше было. Залезешь на сеновал. Травой пахнет. Или в конюшню. Тепло. Кони хрумкают, - мечтательно произнес Брауни.
Он долго ворочался и ворчал что-то себе под нос, а потом незаметно для самого себя уснул.
...сказки не нужно придумывать. Они рождаются сами. Они вокруг нас. Мы ищем сказку во всем. В отдыхе. Деле. Любви. Но сказку не нужно искать. Она всегда рядом. Она придет сама. Нужно только научиться ждать. Это как Любовь. Не нужно ее искать. Если она есть в сердце твоем, она найдет тебя. Чтобы ты ни делал. Для того чтобы жить и любить по настоящему, нужно иметь сердце, такое огромное - способное вместить весь мир. Но в твоем сердце должна быть только одна женщина. Любимая и желанная. Люди хорошо научились только убегать от самих себя. Но ничего в мире не нужно придумывать. Все будет так как необходимо. Главное не стоять на месте и не ждать даже в своем ожидании. Если некуда идти - просто иди. К чему нибудь ты придешь. Это лучше стояния в самом себе. Любое движение что-то рождает. Плохое или хорошее, но это лучше топтания на месте. Иди. Иди. Особенно тогда когда идти так не хочется.
5.
...впервые в жизни он плакал. Просто сидел в углу, а слезы сами текли из глаз. Так он просидел несколько дней. Несколько месяцев потом он пил. Пил страшно. Пил ради того, чтобы ничего не помнить и просто заснуть. Упасть в пьяный, черный, мертвый угарный сон. Перед глазами, выжигая сердце, плясала фраза: «Я больше не люблю его...» Он подслушал ее, когда Она разговаривала о нем по телефону с другом. Это теперь он понимал, что эта фраза была только поводом. Поводом чтобы выпустить наружу тех черных, страшных бесов поселившихся в его душе. Они закружили его и чуть не выбросили на помойку. Измятого, изломанного, опустошенного. Она уходила все дальше. И он продолжал пить. Теперь уже от бессилия удержать Ее. Но и это было только поводом потакать своей слабости. Надо было искать в себе самом, а он искал во внешних причинах. Страшный, опухший, растерявший друзей, которых и так у него было мало, он уже сам не выносил своего вида в зеркале. Он поступал как эгоистичный, капризный ребенок. С сердцем вместившим мир, он крушил этот мир. Крушил, как безумный, все то, что выстраивал тридцать пять лет. Он не хотел жить. Он не хотел умереть. Он ничего не хотел. Кроме забвения. И бесы давали ему забвение. Пьяное, чадное, угарное забвение. А потом что-то внутри него кончилось. Выгорело. В его глазах поселилась печаль. Он вдруг понял, воспринял своей душой нечто огромное. Главное. И он увидел свой Путь. Как когда-то Она увидела во сне свет в конце тоннеля. Несколько дней он пролежал недвижно на полу, не отвечая на звонки в дверь, только иногда вставая попить. Потом привел комнату в порядок, вылил водку в раковину, побрился. Он изменился. Стал другим. С искорками печали в глазах. Часть главного заключалось в том, что неважно, где твоя Женщина. Важнее чтобы Она всегда была в сердце Твоем. Если ты любишь по-настоящему...
- Ты в Китае был?
- Был.
- И что там?
- Китайцы.
- А еще?
- И еще китайцы.
- Я серьезно, - обиделся Брауни.
- И я серьезно, - сказал Эльф.
На окраине города паслась коза, они, за неимением кружки, выдоили ее поочередно прямо в рот. Теперь они лежали на траве и отдыхали. Эльф жевал травинку, забросив руки за голову. А Брауни, лежа на животе, болтал ножками в воздухе.
- В Китае китайцы, в Японии японцы, в Америке американцы. Все на «цы» -рассуждал он вслух, - Почему тогда в России русские? На «кие»?
- Ты побольше русский изучай, еще больше запутаешься, - пообещал Эльф.
Брауни в этот момент увлекся муравьем. У него сегодня вообще было игривое настроение. Палочкой он направлял муравья в разные стороны. Иногда заграждал муравью путь. Развлекался, одним словом. Развлекаясь, нес всякую ахинею. Солнце было неярким, тихо - ласково теплым. Теплым был и легкий ветерок, который на своих плечах нес перистые белые облака. Они иногда закрывали солнце.
- Славный денек, - сказал Эльф.
-Ай! - сказал Брауни и восхищенно добавил, - Кусается.
- Тебя подразни, ты не так укусишь, - лениво сказал Эльф.
- А я вот в Китае не был. А там муравьи есть?
- А как ты думаешь? - ответил вопросом на вопрос Эльф.
- Наверное, есть. Они везде есть. Интересно только какие. Узкоглазые наверное.
Эльф с ироническим интересом посмотрел на Брауни, но ничего не сказав, отвернулся.
...папа, ты знаешь, Деда Мороза нет.
- Почему нет. Есть. Все зависит от твоей веры, сына.
- Это мама подарки под елку кладет.
- А кто же тогда кладет маме?
- Ну, не знаю.
- А говоришь Деда Мороза нет.
- Я один раз всю ночь не спал. Деда Мороза стерег.
- А он тебя обманул?
- Ну да.
- Да ну. А говоришь Деда Мороза нет. Еще как есть.
- Почему он тебе не дарит подарки?
- Я, к сожалению, вырос...
6.
...отец, иди в дом. Холодно.
Отец стоял в проеме двери в сарай. Был неестественно длинен. Вместо головы - бесформенный моток рубахи. Когда он перерезал вожжи, отец мягко, куклой, сложился и откинулся на спину.
Он бил его по щекам, кричал, ругался матом, пытался сделать искусственное дыхание. Отцу было все равно. Он был мертв уже около пяти часов.
Он нес его домой как ребенка на руках и повторял только одно слово.
- Почему?...
- Слушай, возможно, что золотой мили нет? - спросил Брауни.
- Запросто.
- А иначе она может называться?
- Да как угодно. Лично я называю ее - Золотая миля. Брауни на ходу вырезал свисток и начал насвистывать мелодию. Она была светлая и грустная.
- Что ты играешь? -спросил Эльф.
- Не знаю. Она сама льется из сердца. Мне кажется, мелодии не нужно придумывать. Они сами рождаются в душе.
7.
По утрам, уходя на работу, он подолгу разглядывал Ее, спящую. Ему нравилось смотреть, как она дышит, иногда что-то бормочет. У Нее была привычка сворачиваться клубком. Диван был узким и ему приходилось по ночам буквально влипать в стену. Он часами боялся пошевелиться, опасаясь, что разбудит Ее. Стена была холодной, но, как ему казалось, от его тела стена нагревалась.
Уходя, он осторожно проводил по Ее лицу пальцами рук, целовал в родинку на шее. На улице ему нравилось искать Ее черты в прохожих женщинах, и постоянно, мысленно, он разговаривал с Ней.
Ей нравилось, когда он зажигал в своих глазах огонечки, а ему нравилось, когда Она сидела, поджав ноги, на диване и вязала. Когда Она уезжала, он не находил себе места и не мог оставаться в доме. Каждая мелочь напоминала ему о Ней...
- Я, кажется, нашел свою золотую милю, - произнес Эльф. Брауни перестал свистеть.
- Мне кажется, - продолжил Эльф, - моя золотая миля - это вечный поиск и вечная дорога. И безразлично, куда она ведет и в какую сторону. Важно не заблудится в самом
себе. Тогда и в жизни не заблудишься.
- И что теперь нам делать, если мы нашли то, что искали? - спросил Брауни.
- Ничего. Идти дальше.
Они шли по дороге и становились все меньше и меньше. Пока не превратились в черные точки, которые исчезли за горизонтом. На дороге остались маленькие следы, и еще долго в воздухе висела причудливая мелодия.
Над землей огненным шаром солнца разгорался новый день
Декабрь. 2004 г.