Р.Б., учителю и художнику,
посвящается
С чего начать? Начну с простого. Вот возьму
и напишу первую строчку: "Память — удивительная
штука.". Стоп, кажется, уже где-то читала эту
самую строчку. Но что касается её смысла, то
память действительно творит чудеса, возвращая
нас каким-то лишь одной ей ведомым способом
в мир прошлой невозвратной жизни, туда, где
порой бывает легко и радостно, порой тяжело
и безнадёжно, но уже перечувствовано, переплакано
и передумано нами, а потому и возвращение к
этой памяти легче и посильней, чем тогда, в прошлом.
Итак, начну — погружаясь в тайники прошлого,
вытаскивая на свет Божий то, что бережно
храню в себе, порой без всяких причин.
Мне 15 лет, я усердно учусь в школе и, умея
хорошо рисовать, оформляю классную стенгазету.
В этот раз она должна быть особенно праздничной,
нарядной. Идей в голове никаких, на улице весна,
время, когда дома сидеть совсем не хочется.
Вспоминаю, что в доме напротив живёт
художник, мужчина с начинающей седеть
бородкой и большими добрыми глазами.
Мы часто видели друг друга, он — спеша на
работу, к автобусу, а я — выбегая из дома
и торопясь в школу, в противоположном
направлении. Так пересекались наши пути,
и Роберт (тогда я ещё не знала его имени)
всегда приветствовал меня первым.
Вот я и решила попросить у него помощи, зная,
что он художник и просто вежливый сосед.
Стук в дверь — и на пороге стоит,приветливо
улыбаясь и приглашая в дом, мой художник.
Я вхожу и оглядываюсь. Свободная комната,
мало мебели и много света. Краснею,
пытаясь обьяснить причину своего визита.
Роберт смеётся, говорит,что помочь мне не
сможет: ведь всем в школе сразу станет
ясно, что газету рисовала не я. Соглашаюсь,
понимая, что совершила глупость, придя сюда.
Но Роберт доброжелателен и приветлив,
усаживает меня на диван, предлагая познакомиться.
И мне — это я сейчас так думаю, и тогда,
вероятно, тоже, — льстит внимание взрослого
мужчины. Я бойко рассказываю о своих
успехах в школе, о родителях, а он внимательно
слушает — и ему не скучно со мной!
Так я стала приходить к нему в гости,
нечасто, но охотно. Это было удивительно:
девочка и мужчина. Мне тогда и в голову
не приходило спросить его — женат ли он?
Скорее всего, отсутствие жены, женщины в его
доме просто устраивало меня, ведь мы могли
беседовать часами и никто не смог бы
помешать нам! Говорил в основном Роберт,
а я слушала: о китайских философах,
Конфуции, Лао Цзы, об их отношении к миру
и жизни. Цитаты, которые он читал мне из
книг, казались такими необычными, так далеко
зовущими, а порой просто непонятными, в
чем признаться Роберту было просто неловко.
Ясно было одно: этот мир мне пришёлся по
душе, он волновал и завораживал!
...И музыка, его, Роберта, музыка... Впервые в жизни,
не считая, конечно, небольшой серии симфонических
концертов, на которые таскала меня моя тётя
Паша, пытаясь приобщить к "прекрасному", я
слушала вместе со своим художником пластинки
с музыкой Баха, Бетховена, Генделя, Грига,
пытаясь понять, проникнуться и разделить ту
радость, которую видела в глазах соседа.
Картины его я не видела. Скорее всего он, как
и все художники, имел свою мастерскую, где
и работал, создавая и храня там свои полотна.
Не думаю, что у меня был в то время какой-то
интерес к его творчеству, да мне это и не нужно
было. Роберт показывал мне красочные альбомы
со знаменитыми художниками, рассказывая, что
ему нравится, и почему. Все его рассказы и
замечания я впитывала в себя мгновенно. Мне
это нравилось, я находила в этом что-то
совершенно для себя новое, невиданное,
неслыханное, неоткрытое. Так к моей изначальной
страсти к чтению прибавились, с лёгкой руки Роберта
ещё две — классическая музыка и живопись, немного,
совсем чуть-чуть, приправленные китайской мудростью.
Я очень часто думаю о том, как не хватает
молодым людям в пору их юности таких вот
друзей, каким был для меня Роберт.
Мы общались на равных, ему было важно что-то
донести до меня, в чем-то убедить, что-то
доверить. Почему, зачем — на эти вопросы
у меня нет ответа. А Роберт, заменив собой
десяток скучных, ошалевших от монотонной
выхолощенной школьной "программы" учителей,
сумел дать мне так много для этой жизни —
своим неуёмным восхищением, своей страстью
к искусству, своей неординарностью суждений
и простотой в общении, разрушающих многие
стереотипы, прочно гнездящиеся в мозгах таких
старательно "нормальных" советских людей...
Его уже нет, моего художника.
А у меня осталось так много от него,
сохраненное благодарной памятью о светлом
и чистом человеке, Учителе, ставшим мне
другом в моей далёкой юности.
16.01.2009