Вышли на скамейку старики. Может быть в последний раз погреться. Ведь от смерти, как и от зимы ни куда не спрятаться, не деться. Заголдели словно воробьи. Кто ругался, а кто тихо плакал. Кто молчал проклятьям вопреки и совсем безмолвно соглашался. Всё ругались прокляная тех, кто в года всеобщего безумства, где то там в верхах постановил, волю дать ворюгам и распутству. Обокрали нас! Кричал один. И приэтом сильно
волновался, и с тревогой зрил по сторонам будто бы чего то испугался. Охали старушки на скамье. Не хватает пенсии на старасть. Хорошо живётся, там в Кремле. Видно наши слёзы им на радость. Выросли тарифы в ЖКХа. Очереди стали чуть длинее. А ещё пожалуй не зима. Помереть бы, Господи скорее. Позакрыли детские сады, и от внуков ныньче нет покоя. В поисках работы молодёж. Что ж поделать? Времечко такое. Вот и тащим свой печальный скарб, видно померать нам рановато. Всей роднёй на пенсию живём, коль опять задержена зарплата. А к врачам едвали попадёш. Не ходи, и даже не пытайся. Нужные лекарства не возмёш. Денег не хватает на лекарство. А умрём? Кто будет хоронить? Погребальных ни на что не хватит. Где же ныньче спонсоров искать? Кто за погребение заплатит? Как же жить? Коль даже умереть, при такой то жизни нам не в радость. Из карманов выним Валейдол. Ох уж безнадёга эта старасть.
И звенят медали, ордена. Да зачто же кровь мы проливали??? Строили всю жизнь Социализм, Комунизма ж вовсе не познали . Вот бы сбросить пятьдесят годков. Мы бы всем пожалуй доказали! Как тогда в лихие времена. Мы бы, мать растак! Всем показали! И грозя кому то кулаком. Красные от боли и обиды. В рот бросали дружно Валейдол, не сдержав душевные порывы. Ветер нёс их гневные слова, мне казалось прямиком на Запад. Только вряд ли он их донесёт. До того, кому предназначалась вся вот эта горесная речь. Было мне и горько, и обидно. Тех кого должны мы так береч, нам не убереч от стрессов видно. Только видно счастлив ныньче тот. Кто лежит спокойно на погосте. Я хочу сказать, Вам Господа! Все мы в этом мире только гости.