***
Ha дальних дорогах,
Где тучи скрывают восход,
Отшельник печально
Нескладную песню поёт
В ней сбивчивы строки,
Слова безыскусно просты,
Напев её грустный
Конечно, узнаешь и ты.
Услышишь, как ветер,
Оскалясь, скулит под луной,
А если захочешь, споёшь эту песню со мной.
Но только не бойся, что слишком далёк горизонт –
На дальних дорогах, где тучи скрывают восход.
***
К Музе
Ты дремлешь, Муза, нежишься в постелях,
Ржавеют струны в шёлке покрывал.
Ты жизнь пила, не помня о похмелье
В чужом пиру. И множество похвал
Снискала ты. Но всё в твоей судьбе
Иллюзия. Всё кажется тебе.
****
Как жаль, не могут быть близки
Два берега одной реки
***
Весеннее настроение.
Дым сигарет и таинственный запах корицы…
Пыльные окна, пейзаж прозаично-знакомый.
Воздух весны вновь непрошенной гостью стучится
В сердце моё, словно в дверь от снесённого дома.
Нервный тик-так отбивают часы в коридоре.
Стиксом текут в форме восковых капель минуты,
Дни и года, от незримого края до края,
Всё отнимая, и в шутку опять возвращая.
Так семиструнное сердце звучит в ре-миноре,
Ржавым аккордом, как будто во время простуды
Пьяный певец-херувим по ту сторону рая…
***
Осыпается яблони цвет во дворах.
Солнце поздно садится за крыши домов.
Мачты прячутся здесь в облаках-миражах,
А мечты исчезают в звучанье стихов.
Вдоль дворцов и колонн пробегаю, таясь,
Заблудиться бы мне! Жаль, что знаю дорогу.
Здесь не рвётся времён пресловутая связь.
Только связь двух сердец разрушает тревога.
И котёнком в клубочек свернулась душа.
Ждёт она – но не слышит знакомого зова.
Вижу – стрелки спешат на старинных часах,
Обходя позолоченный круг этот снова.
И не вырваться им за пределы свои:
Сторожа охраняют их – римские цифры.
На моё сейчас сердце похожи они,
На звучание древней бамбуковой цитры.
Посмотри – осыпается яблони цвет,
Её ветви – как пара опущенных рук.
Тот, кто в битвах бывал – знает цену побед,
Тот, кто сильно любил – знает холод разлук.
***
Стынет в лужах вода.
Стонет время в тюрьме циферблата.
Тонет в сердце тоска.
Все пройдя города,
Ветер хрипло орёт серенады,
Теребит облака.
Вьётся дым сигарет.
Словно узник в тени эшафота,
Взгляд подняв в небеса,
Жадно солнечный свет
Я ловлю. Но, наверное, кто-то
Завязал мне глаза…
***
На что меня покинул?
Зачем меня оставил?
Я в этой ночи длинной,
Как на бою без правил!
Но нет в душе наивной
Ни горя, ни упрёка.
Ведь в этой ночи длинной
Есть лунная дорога.
По ней пройтись, обнявшись,
Как две небесных тени!
С тобой хочу подняться
На лунные ступени.
И мы увидим город
Под нашими ступнями,
Который, словно ворот,
Расшитый жемчугами
Своих огней. А выше
Сияют звёзды скромно.
Смотри – коты на крышах
Скрываются укромных.
Пойдём же, погуляем,
Средь ночи изумрудной.
Здесь наша жизнь земная
Покажется нетрудной.
Одежд мы сбросим тяжесть
Ненужно это бремя!
И остановим даже
Мы на мгновенье время.
Укутаемся в дымке
С тобою в шёлке лунном.
И станем, как снежинки,
Мы в хороводе шумном.
Вспорхнем, чтобы растаять,
И слиться с лунным светом.
Сотрёт земную память
Здесь вечность своим ветром.
***
Петербургские ночи горьки, словно дым
От сигары кубинской… И ангел на вышке
Петропавловской вновь перегаром седым
Невских туч и дождей опьяняющих дышит,
Над моей головою мотая крестом,
Смерть, а может – любовь, предвещая…
Только мне всё равно, что случится потом:
Я такая же буду чужая
Для друзей и подруг… Бесполезно приют
Мне искать средь сплошных троеточий
Бытия, на гортани сдавившего жгут
Петербургской отравленной ночи.
***
Бабочка, снящаяся человеку,
может быть человеком, снящимся бабочке.
Чжуан-цзы.
Проспекты, улицы… нахмурившийся Гоголь,
Екатерина в бронзовых шелках.
Угрюмый дворник собирает прах
В аллею урн, стоящих вдоль дороги.
Он так похож на римского жреца,
Когда тот мудрым и печальным взором,
Окинув надоевший вечный форум,
Походкой тихою с высокого крыльца
Спускается, чтоб глиняный сосуд,
Где дремлет неустанный триумфатор,
Поставить в храм…По Невскому везут
Туристов. На фасадах лица статуй
Наверное, оплакивают мир,
Из века в век накапливавший урны…
Кариатиды выглядят недурно,
Теснится к стенке греческий кумир,
По Аттике скучая. Просит хлеба
Седая нищенка, почти окаменев…
А может, это всё приснилось небу,
И это небо – только снится мне?
РАССВЕТ
Край неба просветлел. Ты видишь,
Как гибнет раненная ночь,
А соловей запел на идиш,
Как будто силясь ей помочь,
Но впилось солнце в плоть чуть ржавым
Стальным копьём луча, берёз
Кропя стволы ручьём кровавым.
Кольчуга, свитая из звёзд,
Рассыпалась. Луна быстрее
Спешит покинуть свой алькер.
И постепенно ночь бледнеет,
Терпя насильственную смерть.
Порвалась чёрная накидка
Над трупом ночи молодым.
Насмешка ветра, дня улыбка
Развеют тленья тёмный дым.
Так гибли ведьмы и святые,
Скрипя досками грязных плах,
Чтобы потом пришли другие
И тоже превратились в прах.
Так ночь погибла. Где-то птица
Поёт. Земли очнулась твердь.
Ночь умерла, чтобы родиться,
А после – снова умереть.
О, облака – вы символ муки –
Небесных битв лихая рать…
Всю жизнь мы учимся науке
Рожать-рождаться-умирать!
Homo sapience
Дарвина заброшу я на полку!
Правы обитатели тайги:
Человек произошёл от волка.
Как остры у хищника клыки!
Как блестят его глаза, сверкая,
Словно звёзды на платке небес,
Когда кровь струится молодая
Глупой жертвы, окропляя лес.
Волк умён, не хуже лиса хитрый,
Знает, кто хозяин, кто слуга.
Своей пастью режет, словно бритвой,
Горло жертвы. Мы два сапога
Пара. Только шерстью не покрыты
Мы. ( В том эволюции секрет).
Но, метая острые обиды,
Мы искуснее терзаем своих жертв.
Вот ещё момент – прямохожденье.
Впрочем, не беда, - мы и ползком
В тыл врагов крадёмся, а кормленье
Мы осуществляем молоком.
Иногда хочу я, Дарвин, слушай,
Эволюцию продвинуть вспять.
У волков-то нет ни мин, ни ружей,
Чтоб своих собратьев истреблять.
Им не нужен ни тратил, ни порох,
Хищник в бой и так идти готов,
А у нас – войны жестокий молох
Перемалывает свой улов.
Ненависть кровавый стол накрыла,
Жаркой битве прибавляя пыл.
Так волков неведомая сила
Тянет в стаю, как бы ни кормил.
Так, застыв от страха и от боли,
От времён начала – до конца,
В унисон с волками стонут, воют
Наши одинокие сердца!
Горячая точка
Посвящаю светлой памяти погибших в Афганистане
Горячая точка… Что это такое?
Наверное, карту окурком прожгли.
Она загорелась, и пепел остался
Серый, как горсточка пыльной земли,
Что на неизвестной могиле солдата…
А может быть, Бог разукрасить решил
По-новому те же скрижали Завета
Кровавою охрой кипящих чернил?
Горячая точка… Черта горизонта.
Вершин Гиндукуша кривая черта…
Солнце садится… Но для кого-то
Больше уже не взойдёт никогда…
Дешёвая картина
Поэтическое описание питерского пейзажа неизвестного современного художника
Морщится вокзал резной решёткой,
За которой город полинялый,
Как монах, перебирает чётки
Фонарей на берегу канала.
Небо, ласково укутав крышу,
Смотрится в глаза дворовой шавки,
Узнаёт себя наверняка,
А собака молча лапу лижет, четвертуя вшей у старой лавки,
И не видит брата-двойника.
Всё слилось в единый трепет красок,
И картина это – с молотка.
…Жизнь – дешевле, чем бочонок кваса,
Что старуха продаёт с лотка?...
***
Кандагарский пейзаж
Поле маков пылает. И плазмой
Солнце плавится там вдалеке…
Жаль, но слово «красивый» на «красный»
Не похоже в твоём языке.
И «любовь» не рифмуется с «кровью»…
Слишком много пролито её.
Все Писанья Святые открою,
Чтоб молиться за счастье твоё.
***
Кандагарский пейзаж – II
Деревья вдоль дорог – как дамы Модильяни,
Загадочно немы изломы их ветвей,
Тревожен аромат духов от тонкой ткани
Пьянящих взор и душу маковых полей.
И каждый из цветов своим сияет цветом…
И каждому из них – так нравится цвести,
А наша жизнь с тобою – сорванным букетом
В пыли чужих дорог, помехой на пути…
Завидую цветам под небом Кандагара!
Как от свинцовых пуль не гибнут стебли их?!
Скажите мне, цветы, от этого пожара
Кто, кроме Вас, останется в живых???
**** А следующие стихотворения были частью проекта НЕОЛИТ и были опубликованы под псевдонимом Лян Ройтлэндэр
Ройтлэндэр ЛЯН. НЕОЛИТ. – СПб.: СПБГУТД, 2005. – 34с. ISBN 5-7937-0193-1. (Лукашевская Яна Наумовна)
СЛОВА
Мы построим дом
Из кирпичных слов.
Вместо окон в нём
Будут стёкла снов.
Из неровных строк
Лестницу сплетём.
Жизнь короткий срок,
Чтоб построить Дом.
В бесполезных таяла
Мыслях голова,
Потому что «ты» и «я» -
Это лишь слова.
***
Пусть искрится дождь. Чуть дыша, упав,
Я уснуть хочу в ароматах трав.
И тогда прильнёт ко щекам моим
Колосок пшеницы, вьюнок и тмин.
А в сплетенье сильных когда-то рук
Свой прозрачный дом смастерит паук.
Потеряв свой путь, полевой ручей
Побежит теперь вдоль спины моей.
Словно берег, буду его беречь,
От истока к устью чтоб мог он течь.
…Пусть искриться дождь. Небеса обняв,
я останусь в запахе пряных трав.
ЛИНИЯ НОМЕР ЧЕТВЁРТЫЙ
Линия номер…И кто же тебя так назвал
Улица серых котов, недокуренных пачек,
Где беспорядочных слов недосказанный шквал
Пылью пришпилен к душе. И не может иначе
Жизнь повернуться: давно проржавели часы,
А на ладони все чёрточки тщательно стёрты…
И распластались дома в две кривых полосы,
Перечеркнув меня линией номер четвёртый.
ЖЕЛЕЗНЫЕ ДВЕРИ
ОТ ЗАБРОШЕННОГО ДОМА НА ОКРАИНЕ
ЛЕЖАТ НА ТРАВЕ
Двери - две железные скрижали
В мире неизведанных заветов.
Словно зубы, двери скрежетали,
Доверяя лишь дождю и ветру.
Только ветер отворял ворота
Для осенних листьев, что летают,
Как бы тщатся отыскать кого-то
В увядающей, но разноцветной, стае.
Заходи сюда, когда захочешь,
Посмотри сквозь пелену потерь –
Ржавчиной покрыт металл, но прочен,
У дверей, сорвавшихся с петель.
ПАМЯТИ ЯПОНСКОГО ПОЭТА
КИЁХАРА ФУКАЯБУ
Не спал всю ночь. Ты словно ждал рассвета,
Как в чреве – появления на свет.
А в гуще облаков пушистых где-то
Вот-вот появится рассвет.
И ночь – душа, что жадно ждёт рожденья, -
Смотри, уже совсем не так темна.
…От солнечных лучей прикосновенья
в туманной дымке прячется луна…
Размышления на станции Предпортовая
Тянется длинная лента заводов,
Липкая грязь обнимает ботинки,
Кружится дым в неземных хороводах
Над ржавой крышей закрытого рынка.
Вымерло всё. Только пьяный рабочий
Тащит куда-то железную балку,
Мнущую слякоть. Так мир наш непрочный
Давит судьба колесом катафалка.
Где же душа? Потонула в потоках
Грязи, мазуты, зловонья и гнили?
Или разряды жестокого тока,
Дав двести двадцать, её погубили?
Но бесполезно искать трансценденций,
Ноги купая в асфальтовых лужах.
Я слышу дождь и пульсацию сердца,
Длящего жизнь, боль, тоску и ненужность.
Мир утопает в осколках бутылок.
Вечность рисует знакомую схему.
Пьяница чешет плешивый затылок,
Как Пифагор, доказав теорему.