Эхо
Прости. За то, что я не совершила
и что не совершу я никогда,
за что прощают Бог, Аллах ли, Шива,
или потусторонняя звезда.
Иль стая искр, слетающихся к сердцу,
чтоб влить в него неведомую весть.
Молчу. Ведь всё равно не отпереться
за то, что я с моей любовью есть.
За то, что клятва – просто наважденье.
За то, что сон с тобою – просто сон,
где правда – только головокруженье
для тех, кто по наитию влюблён.
Когда за то, что любишь – боль и мука,
как будто во спасение души,
а вечность – неразгаданная скука,
и сколько в бездне звёзд ни вороши,
ни капли пониманья не найдётся
ни о тебе, ни даже обо мне.
Лишь – эхо всепрощения в колодце,
который примерещился во сне.
Зимний рой
Медово пахнет пирогами…
Кругом снега… А знойный рой,
увлёкшись райскою игрой,
в томленье, в раже и в угаре
погрёб Царицу под собой!
И мнится: свита оползает
и воздымается опять
и вновь бессмертье прославляет,
чтоб туго скрученная завязь
смогла над снегом воссиять.
И для кого такое диво,
и для кого сей пышный пир…
Ах, как тягуче-торопливо
струенье липкого эфира
под перезвон хрустальных лир…
Спеши, золотоглазых племя,
впечатать в соты торжество!
О, нет, не канет это время:
взрыв солнца, налитого в семя
и в Мёд – в величество его.
Моей родине
Прости и ты меня, прости.
Не объясняюсь я с тобою.
Нет перлов у меня в горсти.
Лишь только небо голубое
и русла тёмные твои,
и слёз невыплаканных очи,
зарянки, враны, соловьи,
и глас всевышний, что пророчит
по наковальне черепной,
но я его не слышу будто
ни в свете дня, ни в мгле ночной.
Быть может, я лишь незабудка,
дано которой процвести
и незабвенно улыбнуться.
Ты ей
грехи мои
прости.
Ведь легче ей
к тебе вернуться.
Мать да отец
Не стоит много рассуждать
о том, кому ты должен, всуе.
Мать да отец, отец да мать –
и жизнь прошла не вхолостую.
И вот, слезами напоив
себя до сокровенной точки,
ты вдруг услышишь свой мотив
в полёте промелькнувшей строчки,
которую не удержать,
не воссоздать, штрихом ли, звуком…
Мать да отец, отец да мать.
Да в лоно грусть тишайшим стуком.
Фото из Интернета, dgg543