Тьма поселилась в зрачках моих

Анна Каширина
Мне б из тьмы вырвать сердце,
Что смолой пропиталось
И сочится по капле ударами в берцах,
Да на сладкую ненависть крепко попалось…

Тьма поселилась в зрачках моих.
Выныривает из забытья сознание вспышкою.
Пьяный угар. Похмелья костры.
Бред. Бред. Бред. Вдруг резко пинаю ногою, как клюшкою.
Ожесточенно бью с размаху со всей силою
По почкам и по спине, слова обидные выкрикивая.
Озлобленная, в зверстве ненависть назвала милою!
А он сжался в комок. Жалкий. Плачет. Воет. Порыкиваю:
«За все! За все, что ты сделал мне, тварь!
За каждый удар ударом отвечу».
А душа изнутри – черноты черней ларь…
И злорадный оскал на губах: «Покалечу!»
Покалечу и буду счастливо смеяться,
Это ты меня сделал исчадием зла!
Посмотри, ужаснись: это ты улыбаться
Сквозь разбитые губы заставил меня!
Ты – чудовище! В страхе гляжу на кулак,
Как сжимаются пальцы, а разум тускнеет.
Ты, людское отринув, звериный костяк
Принимаешь, и буркала злобно краснеют.
Совершаешь прыжок. Разрываю ногтями
Кожу на лоскуты, где смогла дотянуться:
По щекам, по глазам. Защищаюсь словами.
Не спасают. А мышцы уж стонут и рвутся.
Из последних усилий отчаянно когти
Загребают цепочку и душат. Хрипишь.
Вдруг искра пониманья, и голос, как в дегте:
«Ты ж задушишь, пусти!» «Отпущу с пьяных крыш!»
Сквозь зрачки проникают отборные маты,
Посланья посылок. И жгутся так фразы!
«Я тебе никогда ни измены по клятве!»
А в ответ мне на лбу мокрый бинтик повязан…
Вновь пинаю в гордыне комок трепещащий:
«Страшно, сволочь?! А мне-то как больно, поверь!»
Прячет в ужасе руки от злобы кипящей…
А на мокром лице затерялся апрель…
На соленом лице вперемешку со страхом
Поселилось забитое чувство любви:
«Ты избей меня, хочешь, до смерти, без ахов
Все приму от тебя! Только лишь не гони!»
Вот так тьма поселилась в глазах голубых.
И в душе стерли кровью добро-мудрые части.
Повреждений на теле в достатке любых…
Только то сохранить, что внутри, нет уж власти.