Густав умён был и красив,
по моде стриг усы.
Весь дом твердил:
"Он очень мил!",
на файв-о-клок к нему ходил
в урочные часы.
Густав был молод и богат,
и холост, как патрон.
"Тебе б пора
жениться, брат!
Такому зятю каждый рад", —
советы слышал он.
Густав же, впрочем, не страдал
от пальца без кольца:
в крокет играл
и на причал,
бывало, с удочкой вставал,
тягая на живца.
По средам ездил в синема,
после чего — в трактир.
Был безума
от сквозняка,
читал Толстого и Дюма
и вовсе не хандрил.
* * *
Густав успешно отбивал
набеги ордищ свах:
"доход мой мал",
"квартирка — хлам"...
и, в целом, кто бы волю дал —
был вечно в бобылях.
"Нет, этим нас не проведёшь!" —
переживал весь дом.
"Коль так живёшь,
вдруг что — так что ж?
Чуть поперхнёшься да умрёшь.
Найдём ему matron!"
Густав знакомства принимал,
был вежлив и учтив;
но лишь ушла —
уже была
причин нечислимая мгла,
что б им не по пути.
Сдались войска сватов и дам —
"Хорош, да не жених".
Последнею была вдова,
девицу за руку вела.
Густав шепнул: — Как хороша!
— Приёмыш мой, Жасмин.
* * *
Жасмин жила в мансарде над
почтенною вдовой.
Лицом бледна,
в глазах — тоска,
за книгой с утра до темна,
но да зато — с мечтой.
Ей грезилось, что в Лесото,
среди камнистых гор,
стоит село
на пять домов,
где по утрам пасут коров,
а ночью пьют вино.
В хибаре с крышей травяной,
глаза — угля черней,
живёт ковбой —
беглец, изгой,
в глуши отбился от погонь, —
и думает о ней.
Жасмин всегда — стобальный штиль,
но в море вышла страсть:
нет, не любовь,
нельзя любить —
мечтам быть надо верной, иль
в Лесото не попасть.
* * *
С минутной стрелкой наравне
гремит звонок входной.
"Открыть ей дверь
иль запереть?"
Густав решает быть смелей
и принять всё же бой.
"Вам чаю? Может быть, вина?"
"Плесните коньяку".
Стопарь до дна —
слегка пьяна:
"Родной, забудьте о словах,
одну лишь ночь могу!"
Жасмин в смущеньи неловка,
он тоже — невпопад.
Потом, с утра,
горят слова,
как пыль в утробе огонька
свечи на сорок ватт:
"Я может, всё же, позвоню,
но вы же сами..." — "Да,
всё понимаю
и не жду." —
"Идите ж, я вас догоню." —
"Ну что вы, ерунда!"
* * *
Густав льёт крепкое в стакан,
но тянет, как компот.
В мозгу — канкан:
на первый план
выходит старый капитан
(всё звал его во флот).
* * *
Жасмин врала — она ждала,
но смертен срок любой.
Роял Гала
уже сошла,
зима весною обросла,
и жизнь вернулась в строй.
Губя дешёвое вино,
Жасмин опять в мечтах:
кривя лицо
от душных снов,
там, где-то в Буркина Фасо,
о ней тужит Густав.
* * *
А между нами — в тот же день
преставился Густав:
не в те пути
попал коньяк —
да поперхнулся. Но, чудак,
с улыбкой на устах.