Дед Цыпрук, сторож колхозного пруда
Рыжая фуфайка на плечах,
Шея перевита теплой шалью...
Под водою в солнечных лучах
Карпы отливают серой сталью.
Деду семьдесят. С худой руки
Фузея кремнёвая свисает.
Плоховато видит. Пареньки
Часто рыбу из-под ног тягают.
У "монахов", где песчанный пляж,
Дед Цыпрук, придя порою ранней,
Сплел искусно из ветвей шалаш,
Что в жару так славно пахнет баней.
Дед глядит, прям, как из норки рак,
На забавы детские и гули.
Жалко, что уж сам не может так,
Годы его старого согнули.
Помнит дед, как тут текла, верней,
Чуть журчала струйка из-под глыбы,
И не хочет разгонять детей,
Что плескаясь , вспугивают рыбу.
Стылые улягутся в песок.
Липнет он, и спины, как в коросте.
Жарко! Жарко! Вянет полынок.
Ноют, ноют к непогоде кости.
Рыжая ватоўка на плячах,
Ахінёна хусткай цёплай шыя...
Пад вадою ў глеістых вірах
Праплываюць карпы люстраныя.
Дзеду семдзесят. З худой рукі
Фузія старэнькая звісае.
Вочы кепска бачаць. Хлапчукі
Часам рыбу аж з-пад ног цягаюць.
Дзе з "манахаў" б'е уніз вада,
Дзед Цыпрук сваю паставіў базу:
Адмыслова сплёў з галін будан,
Што у спёку добра пахне лазняй.
Дзед глядзіць з яго, як з норкі рак,
На дзіцячыя забавы-гулі.
Шкода, што самому нельга так,
Маладосць у горы прамінула.
Добра помніць дзед, як тут раней
Ледзь цурчаў струмок праз глею глыбы,
І не хочацца ганяць дзяцей,
Што купаюцца і пудзяць рыбу.
Зяблыя, палягуць на пясок
І пясок сабе пад ногі мосцяць.
Спёка! Спёка! Вяне палынок.
Ныюць, ныюць к непагадзі косці.