Клин
На открытой ране нет стоп-крана,
протекает кровью человек.
Нет души у скальпеля - нагана.
Нет души у стен. Хирург желанно
улетает вверх. В окошке снег.
А потом, совсем без нужной строчки,
мир болит и забивает клин.
Жить на свете – плакать в уголочке.
Радугой весны набухли почки.
В тумбочке искрится апельсин.
________________________________
Родина
Когда в дом прыгал переулок
и шум стоял во всех углах,
(из кухни - запах свежих булок,
и звездолёты в облаках,
и солнце мая у штурвала):
не снилось мне, что за углом
страна тяжёлая вздыхала,
махая гипсовым веслом.
К чему страна? Какие войны?
Есть перочинный нож в руке.
Мы может, даже недостойны –
жить в этом, лучшем, уголке.
Страна темнела загибаясь,
а мы кричали: «Рок давай!»,
и ехал, телом извиваясь
и рассыпаясь, в ночь трамвай.
Консерва с килькою в томате.
Солдат уснул на автомате.
Ребёнок тырит пять рублей.
Днипро, Кура и Енисей –
вот реки Родины моей.
______________________________
Не замечая никого кроме себя
Неотличим от темноты почти ничем,
лишь дверцей в тридевятый Ашхабад,
лежит невидно кто, неясно чем...
Невинен ли? Рогат и виноват?
Врубаем лампу в пару киловатт
и снова никого не различаем
кроме себя, и балуемся чаем -
а в зеркалах вселенные летят.
____________________________
Высота
О том воркует голубок,
кривая ножка -
мол, город грязен, неглубок,
да в клюве крошка,
хоть в небе звёздочки горят -
да бьёт ветрами,
у высоты хорош наряд,
а проще с Вами.
И трубы пишут на ветрах
о самолёте.
И рынки шутят о горах
в своём помёте.
Им тараторить: «где тот верх?»,
мол, «надо хлеба»...
Но нечто падает на всех
громадой неба.
Такой высокой высоты
и нет, быть может.
Куда качаются мосты?
Что так тревожит
когда, вдруг, музыка
шуршит календарями
и откровения пылают
фонарями...
______________________________________________
Внутри воды
Внутри воды – какое счастье рассмотреть пейзажи!
Вот плавает осенняя листва.
Вот милая змея в своём вишнёвом экипаже,
где из окна доносится: ла-ла…
Внутри воды - всё тоже из воды. И время
стекает, подбородком о карниз стуча.
Размытое, сияющее семя
уносит тайну жизни. Ты пьёшь чай.
Ты из воды, и я, и в нашем доме
всё протекает сквозь дырявый пол.
И неужели ничего нет кроме?
А как же рот сухой, где пыльный рок-энд-ролл?
____________________________________________
В троллейбусе снится сон
Среди утренней давки в тролее,
наступило спокойствие и
снится сон. Через стёкла синеют
бесконечного ветра ручьи.
Среди женщин, в астрале плывущих,
снится юность в дешёвом пальто.
О, советские райские кущи,
но зато, но зато, но зато...
О далёкие, дальние дали...
Сколько ж надо спешить, вашу мать!
(Ну конечно - меня вы ласкали,
отчего б вам меня не узнать?)
То потом, после давки в тролее,
будет выход и будет реал...
Снится сон. Пролетает в борее
биографии милый оскал.
Варианты грядущего – где вы?
В окружении чудных вещей
трутся грузные тётки и девы…
И ваще, и ваще, и ваще...
_____________________________
Автобус
Автобус, домой возвращаясь
с дождливой работы своей,
сигналит любителям чая
кофейни "У трёх пескарей".
Портрет Шатунов, очень кротко,
лет сто созерцает водил,
автобус плывёт словно лодка
среди фонарей и светил.
Дорога колышется водкой,
немного недопитой мной,
и Ю. Шатунов, перемоткой,
всё едет и едет домой.
Среди суеты мелких сошек
автобус чадит у столба,
где девочка хочет дороже,
а дядьки смеются: судьба.
Выходит усталый попутчик,
слегка потирая виски,
шагает к киоскам, вдоль жучек,
прилипли к носкам колоски.
И город тревожно сверкает.
Автобус уходит назад.
И как-то на сердце бывает...
Вот, как-то так. Трудно сказать.