пусть даже эта грусть возьмёт с меня всё, насладится мной вдоволь. она даёт повод меняться к лучшему. она пронизывает до глубин сознания. про него истории – как файлы со старого компьютера – уже не нужны, но вроде память. переболевшая печаль. она светится в глазах.
ночью
на кухне
при тусклом свете.
я про него пишу в третьем /лице/. полвторого. меня кормит Полозкова. остывает чай, и руки пахнут ромашкой. невзначай какой-то мальчишка зовёт гулять, играть в мафию, пить пиво.. смотрю в окно /там красиво /, наслаждаюсь январскими дождями. крохотно сжимаюсь в комок /под мелодию слёз Бетховена/. зима, но не холодно. накрывает катарсис, и я молчу /в новой депрессии/. моя пассия с каждым месяцем всё дальше и дальше, скоро исчезнет из вида. станет легко миру дарить мне песни про дельфинов /я их мечтаю гладить и слушать/ вечно/.
мне чуждо.
оттого, что
любовь умеет умирать /на будущее буду знать…/ но прошлое ни за что я /боже упаси/ не упрекаю. освобождаю свои черновики и запрещаю себе надеяться на то, что он изменится. он не изменится. я нахожу авторов, которые пишут близко к моей истории, и переписываю строчки в письмо подруге. та не вкуривает, насколько мне херово и отвечает «клёво».
18/01/2010