Афганцам

Владимир Григорьевич Евич
Я мог остаться, но не захотел -
Летёха предлагал мне отступную.
По списку, я трёхсотым полетел
В Афганистан, страну совсем чужую.

Не то, чтоб я хотел повоевать,
Иль погеройствовать, на зависть всем знакомым.
Мне просто захотелось испытать
Себя, на силу духа, силу воли.

Казалось мне, что это все - игра,
Что парни погибают понарошку.
И стоит лишь чуть-чуть прикрыть глаза,
Как все вернется…

И мы, бывало, с другом со своим
Рожки АК забивши под завязку
В войну играли, целясь боевым
Немного в сторону, или чуть-чуть повыше каски.

И кто бы знал, как сложится судьба.
Но вот однажды на дорогах Кандагара,
Когда внезапно началась стрельба,
Наш Головной  гранатометом подорвали.

Он замер, сбросив гусеницы в пыль.
И взвыв мотором, повернулся на дороге.
Собой вперед проезд нам перекрыл.
И утопил нас в черном, едком смоге.

И что б ни стать мишенью для врага,
Колонну вывести из под обстрела.
Я, Головной в обочину толкал
Своим, ещё не мёртвым, БТРом.

И слёзы застилали мне глаза,
Я задыхался толь от дыма, толь от злобы.
Казалось мне – я слышу крик ребят,
Что в Головном остались. Там - в утробе.


Но бой, есть бой, и я ушёл вперёд,
Отхаркиваясь, в горы, без прицела,
Опустошал в душманов пулемёт
Стрелок без остановки, до предела.

И лишь когда закончилась стрельба,
И время вновь умерило свой бег,
Я осознал, что я столкнул ребят
Из колеи дорожной, за кювет…

Я проклинал себя, что было сил,
Душа рыдала, вырываясь с диким стоном.
Хоть понимал – ведь если б не спешил,
Могла погибнуть полностью колонна.

И взяв калаш, я пули в горы лил.
И посылал проклятия душманам.
И у ребят прощения просил
За то, что не вернутся к своим мамам.

Но время лечит все, и мы привыкли
К ранениям, смертям. Но не к потерям…
Мы из-за них во сне, ночами, волком выли,
А днем смеялись, в гибель их, не веря…

Я за год службы не был даже ранен.
Уверовав в свою неуязвимость,
Не кланялся я пулям и снарядам,
Но подорвался на пехотной мине.

Я поначалу даже не понЯл:
Хлопок, полет. И сапога как не бывало.
Хотел подняться, было, но упал -
Из под разорванной штанины кость торчала…

Санбат, кровать и мысль: жив остался,
Хоть в тот момент мне не хотелось жить.
И я в бреду с ребятами встречался,
В кювет, столкнул которых. Не забыть.

Домой, назад, «трехсотым» возвратился,
Но только не по списку – без ноги.
И матерям погибших поклонился
Я в ноги……

И я рыдал  пред ними на коленях
Слова, услышав, словно тяжкий стон,
Я слушал  и ушам своим не верил:
Ну почему погиб не ты, а он?

Я постоял, поднявшись, у порога.
Сквозняк – ничто. Протезом скрипнув, вышел в стельку потным.
И лишь одно, тогда, просил у Бога:
Уж лучше бы я в списке был двухсотым.