Однажды утром, это будет скоро, очень скоро, свет мой,
я проснусь, а по подушке будут разметаны седые от страха волосы.
И я смогу сказать, что, вот мне теперь нечего бояться, смотри, мама,
все итак налицо.
Смотри, боярышник, какой не бывает зима. Смотрите, снегири, какой бывает метель,
когда она
ядерная, самая ядреная, отравленая прострелом и чем-то горьким с изморозью
на нёбе, к которому липнет язык ночью. Утром ты скажешь ей, как спала? Что видела
во сне,
который, посмотри, мой свет, теплится во мне искрами пчелиного роя.
Укусами шершней в мочку уха, где чьё-то живое слово заставляет шипеть бронхами
сухо. Я проснусь и буду бела, как кромка моря, как песок с солью, как птичьи кости, как
бескровный, но сочный шепот
сквозь тюль, сквозь простыни, сквозь окна и стены, как труха. Я проснусь, мой свет, постаревшей на век,
абсолютно седой, абсолютно серой...