Моя Кубань-станица Кисляковская. гл10 Посткриптум
Посткриптум
.Недавно побывал я снова на Кубани,
Проехал с другом по родным местам
И то что видел, и то что воскресила память
Передам, как понимаю сам своим стихам.
Начнём с того, когда Кубань с Россией вместе,
Победив прошла через жестокую войну
И казакИ кубанские со всем народом, не теряя чести
Защитили и сберегли свою страну.
В станице итальянцы квартировали летом:
Так себе - таскали яйца по сараям у старушек
И пацанва им за шоколадки и галеты,
Ловили в речке и приносили на обмен лягушек.
В станице же, увы, из местных полицаи
Порядок новой власти наводили:
Давали подзатыльники станичникам, орали
Но не стреляли и жестоко не били.
И это где то констатировать печально,
Что иноземные враги, которые станицу захватили,
По отношенью к населению вели себя лояльно
И голодной смертью населенье не морили.
Но после войны в сорок шестом, сорок седьмом годах
На Кубани снова голод свой "миллион" людей сожрал
И в этом можно, но при большом желании винить врага…
А побеждённый Запад, кстати, уберёг своих людей
и голодной смертью умирать не дал.
А засухи, неурожаи, суховеи
Начали упорно осушать
Красавицу Кубани, речку Ею
Водой с которой стали земли орошать.
Да с таким энтузиазмом принялись за дело,
Такое множество насосов в речку опустили,
Что в пору летнюю река мелела
И утрачивала свою речную силу.
А железными конями речные саги распахали,
Заливные сенокосы безжалостно пошли под плуг
И полями заливными саги стали,
И полем заливным стал сенокосный луг.
А весенних паводков речная сила,
Заливала всё весеннею водой
И культурный слой с прибрежных пашен уносила,
И становился илом в русле речки Еи плодородный слой.
Были порушены луга и саги,
Поросли могучим камышом, а хлЕба не родили,
Нерестилищь не находили в Ее рыбы-бедолаги,
А крупные морские рыбы сюда уже не заходили.
И насыпали через речку множество плотин,
Чтоб перед ними собирались поливные воды,
Чтобы прибрежные десятки, сотни, тыщи десятин,
Давали урожай благодаря поливу, не завися от погоды.
А чтобы по плану прирастала пашня,
С корнями выдирали на пологих склонах мощные деревья,
Становились новой пашней прибрежные леса вчерашние
И расширялся ареал для пыльных зимних бурь и летних суховеев.
Утратила Кубань культуру земледелия,
Утратила любовь к земле в, которой и была этой культуры сила:
Вместе с пятилетками топтались по Кубани люди не умелые
И превращалась жжитница российская в руины.
Озаботились учёные из хлебопашенных развалин…
Попыхивая трубкой победителя в Кремле,
В миллионах и парсеках мыслящий товарищ Сталин,
Услышал и уразумел в конце концов, что есть проблемы на земле.
И он предложил план преобразования природы за пятнадцать лет -
Посадка лесополос, севообороты, созданье водоёмов и прудов,
По всей России в зонах недостатка влаги и засушливых ветров.
Во всём мире подобных планов не было и нет.
Это всё в немалой степени касалось и Кубани всей
Из специально созданных для их выращивания станций
Саженцы дубков, жердёл и алычи и клёнов и акаций
Высаживались соответственно обоснованию научному по ней.
Лесопосадки подрастали, манили пчёл к себе нектаром и пыльцой,
И создавали микроклимат и путались в них суховеи даже,
И совершенно изменили лесопосадки по всей Кубани беззащитное её лицо,
Своим геометрически размеченным зелёным макияжем.
Пятидесятые года… Начало...
Поля покрытые колосьями пшеницы,
Упругою волною ветерок её качает -
Разгар кубанской косовицы…
Огромные комбайны , как железные жуки на воле,
Их тянут за собою трактора,
А комбайны косят и молотят прямо в поле
И зёрна собирают в бункера.
Летит солома,устюки, соцветия осота, и соцветья трав других,
Над полем пыль стоит столбом, глаза натёртые горят,
Заглатывают всё комбайны и молотят всё в кишках своих
И соломы кОпны из копнителей встают за рядом ряд.
«Оце сёгодня палыть! Та чи це бог нам посылае матюкы?...
Ну нэ облачка ны тучкы як будто нэбо всэ горыть,
А яка пылюка… А як колють пыд рубахой устюкы
И дыхать прямо ничим аж голова болыть».
Так говорит помошник комбайнёра Дуболом,
Подъезжая с нами к своему комбайну с запасным шкивом.
«А пшиныця уродыла и урожай будэ хорошый
Та чи будуть у колхозныка за урожай цей гроши.»
А мы на "коробах" – две лошади в упряжке
К комбайну под загрузку подъезжаем по стерне,
КомбайнЁр в очках рукой нам,мол готово, машет
И загрузившись мы уезжаем развалившись на зерне.
Комбайны коммунары или сталинцы идут косить опять,
А мы везём зерно в бригаду на колхозный ток,
Нам весело кататься по полям на коробах
Ну и работать управляясь с лошадьми чуток.
В посадках созревают крупные жердёлы,
Мы набиваем ими картузы за пазухи кладём
И долго, долго длится день весёлый,
И к вечеру мы лишь немного устаём.
А на бахче, что по пути созрели ранние арбузы
И дыни репанки, скибчатки,колхозницы, дубовки,
И разумеется, что мы воруем их у сторожа и едим от пуза,
И в зерне ещё запас имеют все воришки ловкие.
А на току – на перевалке – бурты пшеницы под открытым небом
И я по не разуменью малых лет
Не сразу понял, почему это пшеницу называют хлебом
Если на перевалке ни паляниц, ни пышек нет.
А есть только бурты зерна,которое необходимо просушить.
И веют его веялки, и лопатят его тётки ночь и день,
А ночью бы поспать, а днём бы жарким в тень,
Чтоб отдохнуть немного, отдышаться и остыть.
А днём опять подходят короба с полей,
Задвижки открывают сбоку и вытекает в них зерно,
А с бортовых автомашин сгружать гораздо тяжелей -
Выгребать лопатами и дыркачами после чисть дно.
В "детяслях" пробыть не мог я даже дня,
В хороводах там ходить мне было не охота
И часто в степь отец с собою брал меня
А он заправщиком тогда работал.
С восходом солнца мы уже на МТС,
Отец затачивает на культиваторы ножи,
А я везде шныряю, я удивлённое вниманье весь
И шарики из подшипников мне особенно нужны.
Затем мы заливаем горючку всякую и масло в бочки,
По «жабЫнЬской гребле» едем из станицы в степь и едем по над садом,
Нам получить наряд в двенадцатой бригаде надо,
А после развести заправку и ножи для культиваторов по точкам.
Пока отец в конторе говорил
С начальством о нарядах по работе,
Я по посадке возле тракторов ходил
Разобранных и находящихся в ремонте.
Я во внутренности их железных брюх вникал
И слушал, что механик трактористу говорит,
И кое что, как мне казалось понимал,
Что крутится куда, что как шатается, и что по чём скользит
Трактора ломались часто и великая страна
По станциям машинотракторным и по всем бригадам,
Меняла кольца,шатуны и поршни, притирала клапана,
И вкладыши на коленчатых валах менять частенько было надо.
Но вот мы уже едем по над посадками и по полям,
Над дорогами кремнистыми течёт и собирается вдали в озёра зной,
И пахнет сеном и соломой и цветущими культурами земля,
И рысью под уклон бегут буланый и гнедой.
Вот с правой стороны раскинулась бахча. Ну хороша!
И удивляется и восхищается мой глаз,
И сторож, друг отца и всех колхозников, из шалаша
Выносит пару кавунов и ароматных дынь для нас.
Друзья поговорили об урожае, о погоде,
О колхозном стаде, о своей худобе
Поделились табачком цыгарки раскурили ,
И как всякий раз всё об одном и том же говорили.
А день растёт и солнце в небо поднимает.
Когда мы заправляли трактор, Семён Барсук сказал отцу:
«К Макарычу заедь – он сегодня мёд качает
Возьмёш подарок у него от зайца своему мальцу».
Подарки мне от зайцев «из стЕпу» приносил отец
И я не мог конечно этой хитрости не знать,
Но я не мог понять, пока не объяснил отец мне наконец,
Зачем и как это возможно мёд качать.
А пасека бригадная в те времена - так это было что то -
Возле водоёма, где то, между нескольких различных медоносов.
Всё лето пчёлы ежедневно взяток в ульи носят:
Хоть что ни будь, но возле пасеки цветёт, когда другое что-то косят.
Макарыч угостил нас мёдом и дал ещё с собой
И долго длился день и было уже поздно,
Когда на велосипеде вечером меня отец привёз домой -
Луна светила в небе и мигали густо звёзды.
Помнится ещё зима. Кубань в сплошных снегах.
Мы в кабине трактора С-100 и трактор тянет за собой не воз,
А на трёх огромных развальнЫх санях,
Три огромные скирды соломы или сена за собою трактор вёз.
И долго меня мучил не простой вопрос,
Как только человек такой махиной управлял,
Пока я на хлебах колхозных не подрос
И сам на этом же С-100 потом поля пахал.
Станица Кисляковская меня наверно не любила,
А верней среди колхозников меня не замечала,
Но я её любил, как оказалось и она мне жить давала силы
И разве это не дорогОго стоит, и разве этого уже не мало!?
Час ночи. Тьма. Я сошёл с автобуса у поворота на станицу.
Глаза привыкли к темноте, я огляделся и не узнал знакомых мест.
Я на водителя автобуса в тиши ночной стал в голос материься:
Куда это шутник привёз меня, что ничего знакомого окрест!?...
Что со мной произошло, что с геометрией пространств случилось,
Я в прошлый год на этом повороте был, и ранее не однократно сотни раз,
Всё было, как и прежде и ничего не изменялось,
А что же через год вдруг произошло сейчас.
Мне подумалось, что я перемещением во времени за что то удостоен чести,
Фэнтэзи о параллельном мире чуть не тронуло меня умом:
Я чувствовал, что нахожусь на том же самом месте
И в тоже время видел, что совершенно не на том.
Хорошо, что видимо с годами огрубели мои нервы
И стал уже ленивым мой первобытный страх,
А то бы мог не выдержать и стал бы я хоть и не первым
Но полноправным кандидатом, которых тьмы в смешных домах.
Прошло не мало времени пока мне, наконец то стало ясно,
Что поворота моего, знакомого уже в природе нет,
А есть другой на его месте - в два уровня с дорожными развязками
И это подтвердил автомобиля, пробежавшего по трассе галогенный свет.
И оказалось, как я потом узнал, всё было просто очень –
Россия первоклассную дорогу строила через Кубань и дальше на Кавказ
Потому, что всю Европу Россия на олимпиаду ждала в Сочи
И конечно же что не хотела,как говорят, лицом ударить в грязь.
Теперь я знаю, как чувствуют себя киношные герои,
Когда они оказываются вдруг в чужих мирах:
Растерянность граничит с ужасом, душа болит и ноет
И набирает обороты неподконтрольный им животный страх.
Да! Россия очень быстро научилась строить - к своему достоинству и чести.
Добавлю только надо объективно уяснить,
Что это ведь на тысячи дорожных километров, а не в одном каком-то месте;
Так дай же бог, чтобы Россия так же хорошо и быстро научилась жить.
А теперь давайте, на день сегодняшний, в последний раз,
Взойдём на нашу высоту, что над станицей
И на окрестности вокруг положим объективный глаз,
Чтоб с настоящим прошлое могло сравниться.
Диких и клочками вспаханных степей теперь уж нет на ней,
Но мы восторженны красотою этих мест всё также и сейчас,
Имеют красоту свою культурную огромные прямоугольники полей
И вся Кубань сменила дикое своё лицо на современный макияж.
Не буду я поэму дальше продолжать:
Разительны сегодня перемены на Кубани,
А лицом к лицу лица не увидать -
Истина видна на расстоянии.
Конец поэмы