Посвящается памяти Эдит Седергран,
Которая родилась в России,
Училась в Петербурге,
Лечилась от туберкулеза в Швейцарии,
Писала стихи по шведски,
Умерла в Финляндии,
И по смерти вновь оказалась в России.
Вся моя жизнь была обжигающим заблуждением,
Но одно я знала, одним владела на деле:
Дорогой в страну, которой нет.
Э. Седергран (перевод И. Бочкаревой)
Заметает Время следы.
Расползлись, разбежались кусты.
Зарастают фундаменты
Разрушенных хуторов.
Исчезают дороги, и лес
Через сгнивший плетень перелез.
Не видать что-то тучных коров.
Погружаются надолбы в землю.
Этот мир, он почти исчез
И я только голосу внемлю.
Прозрачна
Ткань облаков.
Оплывает
Противотанковый ров.
Да, война...
Но что было до?
Задолго до? – камни немы...
А слова?
Перекошенный рот,
Двадцать какой-то год,
Здесь – начинается тема.
Эдит
В этом году умерла.
... Ты по этим тропинкам бродила,
Ты слушала голоса.
Что, скажи, за хрупкая сила
Творила с тобой чудеса?
Где тебя от ветра знобило?
Россия, не зная, забыла,
Но карельские помнят леса.
Вот что было: гимназии стены,
Петербург, и – всего перемена –
Открывшийся туберкулез.
(Швейцарского курс леченья
Завершился - отца разореньем.)
Шитый цветами роз,
Занавес был распорот.
Еще будут страсти и споры,
Но жизнь знакомый нам город
В известную книгу внес –
Замеченных и обреченных,
А в обмен на то облеченных
Властью: заклясть слова
(При любом языке и строе)...
Впереди – не год и не два,
Но умрет она молодою.
Время коснуться места,
Где она, не год и не два,
Жила –
Это Райвола рядом
С нашим городом, с Петроградом,
Это Рощино – два часа
Добираться – сперва электричка,
Там – маршрутка, дальше – привычка,
Или сердце, или глаза...
Вспоминаю хмурую дачу,
Где мы жили; как дождик плачет;
А где Сёдергран жила?
Возле озера есть могила.
Вид на дали; светло и уныло;
Лето, осень... вокруг кусты
Разрослись, скрыв черные плиты,
Что, наверное, были открыты
Всем ветрам, дождями умыты,
Здесь похоронена ты –
Твое тело – теперь – сухие
Кости (глубинной России
Вечерами кривой язык
В кустах), но – тончайшее пламя,
Душа – взметнулась над нами...
Твой бы голос услышать на миг.
- Пусть с охрипшей пластинки, по-шведски,
Голос, временем стерт.
Пусть по-русски, признак соседства.
Пусть не голос – всего лишь аккорд...
(Музыкального смысла дети,
Кто пред вами за все в ответе?
Может быть, Ничто и Никто?
Столичное главокруженье,
На всех фронтах достиженья,
И, скажем, тридцать на сто
Потери – бежал офицерик,
В него целилось ружьецо?)
Между тем, уже отступает
Романтической страсти вздор,
И мои фантазии тают,
Как туман, опоясавший бор.
На фотографии вижу
Женщину: кот на руках...
В доме были, наверное, мыши,
Но не отразились в веках.
С каждым годом глуше и строже
Реальность, но рвется быть
Прошлое, и не может
Никто до конца забыть
Все – до последней крупицы,
Всех краев голоса...
Уж скорее – политиков лица
На портретах, росчерки блицев
И стотонные чудеса –
Гигантские монументы
Из гранита, стали, цемента,
Которые прячут глаза.