ФИЛИП СИДНИ
ИЗ КНИГИ "АРКАДИЯ"
*
Бедной душе, исстрадавшейся страстью безмерной,
Силы уже не дано верить в спасенье свое.
Взор один подари изваянью собственной скорби -
Ты в его превращенье повинна (больше никто).
Доброжестокая, не восприми, молю я, превратно
Просьбы моей - будто жалость силюсь внедрить
Долгим перечнем ран в досель ей чуждое сердце.
В сердце твоем состраданье как дома живет,
(С ним в соседстве живут еще добродетелей много:
Мир, святая любовь, благодарность, сердечный привет),
Но почему же они к людям не выйдут из дома?
Скорби полон вопрос - таким же будет ответ.
Многие (я не один) твою изведали твердость:
Мраморам царским она, лучшим алмазам сродни.
Эти зеницы (они омытым слезами печали
Взорам людским не чета) - они непреклонны, как ты.
Эти глаза надо мной усмехаться лишь могут:
Столько чернил перевел и бумаги зазря замарал.
Вот я чего не пойму, хоть в этом мое же блаженство
(Не в долголетии Нестора и не на троне царя),
Вот я чего не пойму: если мышь на высоты дерзнула,
Ждать снисхожденья от горнего тигра возможно ли ей?
Словно проклятию преданный, душу излить я желаю -
Не исцелюсь никогда, не буду понят никем.
К смерти лишь доступ обрящу, смягчившись душою,
С миром простясь и с отрадой единой моей.
Сердце словно кипит, распалясь от пламени взора -
Горя пары исторгает кипенье его.
Жизнь и любовь страдальца - обе конца взыскуют -
С жизнью, которою жил, расстаться пришел черед.
Чудная, это ль безмерной твоей красы изволенье?
Смертью ли быть красоте? Затем ли в мире она,
Чтобы его изумить превращеньем таким безобразным?
Если голубка из кроткой станет свирепой как тигр,
Мир перестанет любви поклоняться, и боле -
Воспрезирает любовь, мстить поклянется любви.
Как? За меня ли, презренного, ей, совершенной, отмщенье?
Разве за муку червя воздают наказанье звезде?
О, если кто-то за гибель мою вознесет ей отмщенье,
Мерой стократною пусть люди ему воздадут.
Я был повинен в любви, пусть любовь же меня и осудит -
Высшим возмездьем своим да покарает меня.
Все ж если грех любовь, то грех же быть столь прекрасной;
Губит меня не любовь - вид твой, достойный любви.
Ты - причина беды? Но ведь тень обвинить невозможно,
Что нераздельно бывает близ тела она.
Все же скрывать учись красоту, коль брезгуешь чувством,
Засти покровом густым обворожительный взгляд.
О глупец! Эти очи сверкали во мраке глубокой пещеры,
Что им покров, если чудо они из чудес?
Как рассыпалась дивно при каждом ветра порывы
Локонов этих волна, вервий неволи моей.
О глупец! Когда б я нашел лишь один ее волос,
Должен был бы понять, что он опутал раба.
К древу смерти твоей пригвождаем снова улыбкой
Портит она (в ней злоба любви) твою красоту.
Что говорю я негодный! Ее ли можно испортить?
Взор ли пристрастный людской солнечный лик очернит?
Пусть лучше тьма киммерийская мне обиталищем станет,
Выйдут глаза из орбит, мозг повредится больной
Прежде чем целой земле вред нанести я успею,
Клад несравненный ее дерзкой пятная хулой.
Ты лишь такую любовь делить изъявляешь готовность,
Чтобы, смиренью учась, убегала замыслов злых.
О простодушная, где ей возьмется наставник в смиренье?
В школу, к учителю с розгой не ходит шалун Купидон.
Впрочем, виновен и я: был сломлен страстью рассудок,
В ярость выросла страсть, к отмщенью ярость влекла.
Но за какие грехи была наказана вера,
Чистая, истовая, без червоточин внутри?
Должен ли я навсегда ти самую память изгладить
Мест и времен, где вкусил дивных забав я сполна?
Разве же милость твоя не являлась как дар человеку,
Коий теперь от тебя емлет напасти одни?
Память клоню к словесам, что она мне прежде шептала?
Переменились ли мир иль сердце ее?
Был я достоин всех благ, теперь всех зол я достоин,
Мил был, стал пренебрегнут, близок - ныне далек.
Пахло роз лепестками губ розовых этих дыханье
С возгласом: "Что у меня есть, чем ты обделен?"
Всем обделен я теперь - не обделен лишь презреньем,
Горечью не обделен, обидой, колкостью злой,
И от уколов ее мне нельзя искать исцеленья,
Ибо она не велит, чья воля сердцу закон.
Если хотя бы ты "прощай" сказать мне дозволишь,
Молвлю: "Прощай навсегда, горе и счастье мое".
(С английского)