….Шаг…два…..три…четыре…десять…двадцать…сто…,ещё раз..два…три..,
сколько же это- три километра, много или мало, если шаг пешехода, это сантиметров семьдесят, то значит это около четырёх тысяч шагов…..
…. Солнечный зайчик полевого фонарика мечется по дороге, лишь изредка в такт шагов
замирает на выраженных ямах и крупных булыжниках ... Скрежет гусениц санитарных транспортёров в кромешной мгле кажется тракторной какафонией современной рок-музыки, но это при желании хоть как-то уйти от реальной действительности, которая ощетинилась грозным молчанием гор Баглана , готовая в любой момент разлаяться стрекотом пулемётных очередей и разрывами гранат.
Уже наверное в бесчисленно сотый раз, ведя счёт шагам, я обозвал себя самыми последними словами за нетерпеливость, которая привела к тому, что танковая группа блока замыкания , очевидно, ушла прямиком на Пули-Хумри , посчитав свою задачу выполненной, поскольку перед развилкой дорог наших войск уже не было. В тоже время, оперативная группа медицинского усиления, которая за время совершения марша, постоянно была вынуждена останавливаться из-за перегрева двигателей санитарных транспортёров, постепенно переместилась в колонну замыкания, а затем и вовсе отстала от основных сил и теперь осталась и без прикрытья с тыла. Все попытки догнать основную колонну и соединиться с ними не увенчались успехом .
Войсковые подразделенья, почуяв близость завершенья боевой операции, которая длилась больше месяца, форсированным маршем преодолели район Баглана и подчинённая мне медицинская группа, в составе семи единиц техники, из которых три были санитарными транспортёрами, пробирались в сгустившихся сумерках по ущелью , на собственный страх и риск. Получив убедительное предупреждение, в виде двух пулемётных очередей, которые пока ещё не были прицельными, нам пришлось пойти на хитрость, которую может быть таковой и нельзя было назвать, скорее это было решение по наитию- не дать «духам» определить: сколько нас и что мы из себя представляем.
С этой целью была дана команда –выключить все фонари, машины взять на сцепку, движение с минимальной скоростью. Поскольку, чтобы обеспечить хотя бы какую-то
видимость для первой машины – она должна идти с подсветкой, а это уже мишень.
Спустя многие годы, можно по разному оценивать то решение, но тогда, подсветка карманным фонариком под ноги, идущим впереди колонны человеком, казалась наиболее приемлимым вариантом…..
... Настороженно- угрюмый рокот арыка, петлявшего в горной расселине слева от дороги,напоминал о себе сквозь шум моторов и повзвизгивание гусениц брони.
Справа, неприветливой тёмной массой, тянулась горная гряда, таившая в себе трагедию многолетней бессмысленной войны. Приутихшее до поры эхо готово было разразиться грохотом огненного безумства.
……. «Двадцать один, двадцать два, двадцать три…-ещё раз посчитать до ста, затем следующие сто шагов, -это уже как тост: «за укрепление воинской дисциплины»,а за ним немеркнущий своей памятью и бесшабашностью лейтенантской поры тост «за Воздушно-десантные войска»,-только теперь это были не «сто граммов», а сто шагов впереди колонны ,пробирающейся в ночных сумерках с выключенными фарами и в руках у тебя не фужер, а фонарик с солнечным лучиком и сам ты- добровольный заложник своего же «авось» .
Уже не раз ловлю себя на мысли, что «вот ещё сто шагов и выключу этот злополучно-яркий луч. Изморозью по коже ощущаю, как очередь пройдёт по ногам, на свет фонарика.
Точно такое же ощущение было у меня много лет назад, когда прибыв на войсковую стажировку в Витебск, в 103 воздушно-десантную дивизию, вместе с другими однокурсниками по Военно-медицинскому факультету из г. Томска, мы попали в самый разгар выполнения программы совершения парашютных прыжков.
В отличии от многих ребят, надо признаться, я никогда не бредил романтикой голубых беретов, так уж видно сложилась моя судьба, что я попал во взвод, готовящий врачей к службе в ВДВ.
Конечно же: тельняшка, голубой берет:-эти символы мужской отваги и бесстрашия импонировали и мне, но я, с детства, был из разряда тех болезненных мальчишек, которые с трудом могли ездить на автобусах и весьма неуютно чувствовали себя на качелях ,-вот именно таким был и я, с явным недоразвитием вестибулярного аппарата, поэтому самолёт АН-2, со своими воздушными «ямами» и « провалами» значительно принижали во мне чувство романтики и я, скорее всего, пошёл, что называется «за компанию».
Надо заметить, что по этому принципу можно уйти с лекции, не пойти на какую-либо скучную встречу, но прыгать с парашютом- надо было уже индивидуально.
Ободряла лишь дружелюбно-презрительная усмешка инструктора по парашютно-десантной подготовке, когда я материализовался сидящим в составе очередного «борта» с парашютом Д-2 серии5 , в самолёте выходящем на боевой разворот. Тогда же я дал себе зарок, что один раз, так и быть, прыгну, пусть будет что будет. Как оно там уж раскрывается, пусть останется на совести наших инструкторов , но после приземления, сразу же определяю, без колебаний, свою дальнейшую судьбу в стороне от парашютных строп и шёлковых куполов…...
…. Конечно ,это можно было бы назвать и животным страхом, но поскольку я был в состоянии что-то ещё и соображать, не впадая в прострацию, соответственно, как то мог собраться и превозмочь себя. Короче говоря, после того прыжка, было их у меня ещё, не менее 200…...
….. Такое же ощущение , как перед первым прыжком , испытывал я, отмеряя каждые сто шагов, определяя для себя, что вот ещё сто, и всё-, выключаю фонарик и назначаю следующего «поводыря». Тем более, мне хорошо были памятны события совсем недавних дней, когда в наш медицинский батальон , ежедневно, в 4 часа утра поступали с поста зенитного полка раненые в грудь часовые, причём это повторялось 3-4 дня. Как установили позднее,- после смены караула, когда разводящий со сменой покидали пост, часовой , несмотря на строгий запрет, исхитрялся разогнать безотрадную солдатскую тоску выкуренной сигаретой. Тлеющий огонёк был виден с окрестных гор, откуда снайпер, очевидно, изучив график смены караулов и ничем непоколебимую русскую душу ,утверждающую, что нельзя- это не есть невозможно,- вёл прицельный огонь. Как правило ,это заканчивалось тяжёлым ранением или гибелью часового.
Всё это, вместе взятое, объясняло моё состояние –далёкое от какого – либо форса, но была доля надежды, что душманы не рискнут вступать в бой, не зная: какой противник им противостоит, а лязг гусениц, безобидных в горах санитарных транспортёров, можно было принять за БМП, а встреча с ними, как правило, ни чем хорошим не оканчивалась.
Не берусь судить сейчас , было ли это нашей военной хитростью, или «здоровым авантюризмом», скорее всего продолжением того самого , традиционно-русского «авось».
Понимание всего этого приходит потом, пока же впереди маячил тёмный силуэт нависающей над дорогой скалы , который я поставил для себя последним ориентиром и поворотным этапом в своей судьбе…..
.. . . Когда утром, находясь уже в расположении своих войск,
и затягиваясь необычайно вкусной сигаретой «Прима» я пытался восстановить подробности этого не совсем обычного перехода, в памяти моей пульсировал лучик солнечного зайчика и бесконечно монотонный счёт: «раз,.. два,..десять…, ещё раз….,два…семь…,-какая же ты бываешь бесконечной ночь длинною в целую жизнь……