….Театр начинается с вешалки. Союз начинался с границы. Причём , как оказалось, совершенно не имело никакого значения, - он начинался или оканчивался. Союз везде был одинаков. Это , конечно , был не театральный гардероб, - здесь раздевали и на въезде, и на выезде. Курьёзов в этом деле было всегда много. Также как и стыда , вперемежку с обидой. Не хотелось только верить, что это система или как сейчас говорят- «ментальность»- стереотип действий, убеждений и помыслов. Тем более –стереотип присущий всем властным этажам таможенной службы.
- Абдулла, таможня даёт добро….за «добро» - и ни какой Верещагин против этой формулы не устоит.
…. Белое солнце пустыни… Июнь 1985 года, Термез, мост через реку Аму- Дарья на Хайратон.
Жара задохнулась от собственного энтузиазма. Трава превратилась в мелкодисперсную пыль. Металлические фермы моста обозлились на природу до белого каленья. Попытка присесть на них могла привести к нежелательным последствиям .
Погранично-таможенный пост, 200 метров и Афганистан, на той стороне- мотострелковый батальон 149 мсп 201 мсд.
Мы сидим около таможенной будки и безнадёжно взираем на дорогу. Ждём любого грузовика, который идёт за речку. Можешь хоть на подножке разместиться, но только на машине, пешком через границу, как оказалось, нельзя. Абсурд никем и ничем не объяснимый, как и сама идея пролетарского интернационализма на этой войне.
Мы- это замполит 149 мсп Владимир Нейшанов и я, командир медицинского батальона этой же дивизии, возвращающийся из кратковременного отпуска обратно, в свой батальон, в Кундуз. От Хайратона до Кундуза полтора часа лёта на вертушке, или часов восемь езды в колонне, на броне. Но в Афгане это не время, хуже здесь, на краю края Союза. Здесь уже кончилась Родина, но ещё не начался долг, интернациональный.
Здесь мы объекты пристального внимания на предмет контрабанды спиртного и государственной тайны. Согласно чьёго-то мудрого приказу, офицер, въезжающий в Афганистан, не имеел права провозить более одной бутылки спиртного. Нарушение данного табу каралось всё с той же пролетарской ненавистью, излишки усердно изымались, чаще всего в пользу и на благо бдительных стражей нравственных и моральных устоев.
……Говорить не хотелось из-за жары и ещё не улеглось в душе расставание с родными и близкими. Был конец недели, ожидание казалось бесконечным, а может быть даже и бессмысленным. Наши попытки завести разговор с таможенниками, на предмет перехода границы пешком, не вызывали у последних никаких эмоций, мы их не интересовали абсолютно, тем более с нашими проблемами. Дежурные бутерброды на импровизированном столике плавились от солнца и отсутствия внимания.
- Неужели и день рождения пройдёт здесь - в сердцах выругался Володя.
-У тебя что ли?- вяло откликнулся я.
- Конечно, не послушался жены, как она не уговаривала меня продлить отпуск, но я не мог, потому что обещал командиру прибыть в срок. Не думал, что придётся здесь из-за такой ерунды торчать.
- Так и водка от жары пропадёт- подначил я замполита.
- Да чему там пропадать, я и взял то, как положено- одну для встречи с командиром и одну на день рождения- Володя был прямолинеен, как две параллели.
На наше счастье за бугром раздалось фырчание грузовой машины, по звуку это был Камаз. В то время одиночные машины без проблем пересекали границу и это никого не удивляло. Не веря в удачу, мы поспешили внутрь раскалённого здания таможни.
Около стойки контроля томился гренадёрского роста детина с выгоревшими до пшеничного цвета волосами и нежно- розовым лицом. Безразличным жестом он пригласил нас на контроль.
Первым пошёл Володя. Он уверенно взгромоздил свой чемодан на стойку и отверз содержимое. На самом виду достойно возлежали две бутылки водки.
Таможенник вопросительно взглянул на Володю.
- Знаю, знаю, положено одну - словно на партсобрании стукнул себя в грудь замполит – но пойми, сегодня приеду, с командиром сам бог велел выпить, это закон.
Завтра- у меня день рождения, что же мне прапоров посылать за самогоном что ли, я же замполит как никак. Потому и не прячу, вот всё что есть и показываю.
Несмотря на основательность доводов, слезу умиления, своими словами, Володя явно
у таможенника не выдавил . Сонное выражение его лица, словно броня, осталось безразличным к веским доводам замполита.
- Не веришь, что день рождения?- Володя, горячась, рывком достал удостоверение личности пытаясь продемонстрировать вписанные в него свои данные, и что ему 36 лет будет завтра, и что он точно замполит полка , и это его бойцы стоят на том берегу, и многое другое.
Отставленная в сторону, злополучная бутылка скорбно ожидала своей участи.
Таможенник уже не смотрел на замполита.
- Ну нет, так не пойдёт – Володя рассвирепел – Дмитрич, у тебя стакан есть – это он уже мне.- Хотя постой , у меня есть кружка. Иди сюда, ты пил когда –ни будь саке? Я не оставлю им это горячее добро из принципа.
Дальнейшее действо произошло стремительно и без лишних слов. Бутылка безропотно рассталась со своим содержимым.
- Теперь порядок – Володя захлопнул крышку чемодана и решительно проследовал через вертушку.
Я как можно безразличнее водрузил на осмотр свой чемодан. Без комментарий.
Спиртное ещё не всосалось, играть надо было индифферентность.
На дежурный вопрос о количестве спиртного- демонстрирую бутылку кальвадоса и делаю вид, что меня это мало интересует. Таможенник лениво сунул клешней в угол чемодана, встряхнул его для уверенности; ничего не булькало, не звякало.
Также безразлично он поставил отметку и вяло махнул рукой. Уговаривать себя я не стал, быстро догнал Володю и мы взобрались в кузов Камаза.
Говорить не хотелось, а курить на мосту не разрешалоь. Зато через десять минут, когда мы сошли на противоположном берегу, Володя дал волю своим чувствам.
- Нет ты видел эту крысу, ему бы только в заградотряд. Знаешь, что они делают?
Демонстративно выливают водку в раковину, ты обратил внимание, что там под раковиной занавеска. Так вот, сливной трубы там нет, как нет и воды в кране. Это только демонстрация, там стоит ведро. Знаешь сколько они водки за смену выгоняют? То – то же!
Володя не мог угомониться и я его понимал. Тем не менее, мы были уже на афганской стороне и можно было вздохнуть с облегчением.
- Не горюй , брат – я хлопнул его по спине – поможем.
- Хочешь сказать, что спирт у медиков никогда не переводился? – Володя всё ещё был удручён, хотя искра надежды воссияла в его душе и голосе.
- И не только- я остановился и стал открывать чемодан. Володя с интересом следил за моими девиациями . Я развернул один из многих пакетов с бельём. Среди онного преспокойно возлежала бутылка кальвадоса.
- Бери, у меня их пять штук- царственно повёл я рукой.
- Слушай, а если бы он стал копаться и нашёл бы всё это?- Володя не мог своей политрабочей натурой понять, как это можно себя так беспардонно подставлять под удар.
- Риск благородное дело, я заранее не настраивался на благоприятный исход. Что будет то и будет.
Наверное это и давало мне внутреннюю успокоенность и внешнее безразличие. К тому же сказывался опыт службы в Германии, там также были свои психологические аспекты при при пересечении границы.
……Мы благополучно добрались до Кундуза. Володя достойно предстал перед командиром и отметил свой день рождения, не подрывая авторитета замполита полка .
Он ещё долго поражал своей прямолинейностью сослуживцев, являя образ комиссара периода гражданской войны, совершенно изживший себя ныне.
Шло время, плохое и хорошее, как водится, тоже имеют своё начало и своё логическое завершение . Подходила к концу и моя служба в Афганистане. Впереди был Союз, такой желанный и вместе с тем, по- своему, непонятный. Непонятный и неожиданно безразлично- циничный ко всему переживаемому здесь нами.
О замене мы думали и говорили ежедневно, вкладывая в это понятие самое сокровенное.
С особым трепетом начинали собирать памятные вещи, фотографии, магнитофонные записи. На смену душещипательным песням Аллы Пугачёвой, всё больше приходило, доморощенное и уже ставшее знаменитым, творчество групп «Каскад» и «Голубые береты». И конечно же Александр Розенбаум с его казацким блоком и вальсом бостон.
Бесшабашность и глубокий внутренний смысл в первом случае и лирическая трагедия осени, танцующей в подворотне, чем то напоминали нам собственную судьбу.
Мы были наслышаны о сложностях взаимоотношений автора с властными структурами, что наверное непозволило ему осуществить гастроли в 40ой армии.
Так же как и все , ожидал своей замены и я.
Её приближение было явственнее с каждым днём. Словно боясь спугнуть ожидание, я не готовил заранее ни чемодан, ни даже записей любимых песен. Единственно, заранее были припасены подарки для родных и близких.
Одному из солдат моего батальона пришло известие о том, что его мать находится в больнице, в безнадёжном состоянии с онкологическим заболеванием. Солдат был последнего периода службы, родом из под Житомира, это означало - что пока он будет увольняться по сроку, то может не застать мать в живых. Если его отправить в отпуск на, полагающиеся в таких случаях , 10 дней, то по возвращению это будет уже не солдат, он будет мучиться сам и пользы от него уже не будет. Принимаю решение , единственно правильное на мой взгляд в данной ситуации- своим решением увольняю солдата из армии раньше срока на три месяца. Благо, что отменить моё решение уже никто не успеет, а сам я убываю к новому месту службы. Короче говоря, вместе со мной, в один из июльских дней, на самолёте со скорбным названием «Чёрный тюльпан» следовал и солдат , досрочно уволенный мною ввиду особых обстоятельств. В буквальном смысле, через два часа мы уже выходили из самолёта на взлётное поле военного аэродрома «Тузель», что располагался в пригороде Ташкента. Оставалось совсем немного формальностей и мы уже в Союзе, полноправно и окончательно.
Тузель жил своей жизнью. Груз 200, скорбный груз любой войны, не вызывал ровным счётом никаких особых эмоций, ни у руководства, ни у обслуживающего персонала.
Сопровождающие этот груз, так же как и пассажиры любого самолёта, прилетевшего из Афганистана, подвергались таможенному контролю, а их вещи – досмотру.
Зная об этом, никто из нас ничему не удивлялся и мы стадно прошли в загон, выводящий нас на священнослужителя таможенного алтаря. Ничем не выдающееся существо, с мышиными глазками, бойко сортировало вещи и души, лишь изредка проявляя повышенный интерес к отдельным личностям. Таковым оказался и я, что то во мне его явно заинтересовало. Скорее всего мой самоуверенный вид и тон, ещё не отошедший от командования батальоном.
- Что везём? – дежурный вопрос заставил меня пожать плечами и открыть чемодан. Бывшие в употреблении джинсы, рубашки и небольшой, правда японский магнитофон, не вызвали у него особого интереса. Чай «Липтон», югославская пепсикола , огромный дефицит того времени, явно не удовлетворили его любопытства.
- Назовите свою должность и должностной оклад – это было что то новенькое, но тем не менее вполне объяснимое чувство глубины таможенного познания.
Командир батальона в 40 армии получал в то время 330 чеков Внешпосылторга, что с учётом бесплатного, за счёт положенного котлового довольствия пайка, позволяло за год собрать немалую сумму. Очевидно содержимое моего чемодана не тянуло на эти расчёты, значит должны быть деньги. Я не стал утруждать таможенника долгими финансово- математическими упражнениями и продемонстрировал ему 3 тысячи чеков.
Надо было видеть его глаза, пожиравшие это состояние, в то время эта сумма позволяла приобрести новую автомашину и человек , имевший её, обязан был платить за своё счастье, причём начиная именно с этого места великой Родины.
В этом я убедился несколько позже, когда нас передавали из рук в руки- таксисты, кассиры и прочая «челядь», «помогая» добраться до города, аэропорта, приобретая нам билеты, обучая жить широко и беззаботно.
Но больше всего запомнился всё таки он , блюститель таможенного интереса.
Десяток магнитофонных плёнок были явным основанием для приглашения меня в особую комнату для досмотра, где началось утомительное прослушивание записей на предмет крамолы, ввозимой в Союз.
Только потом я уяснил себе, что это было, скорее всего , частью иезуитского плана, так часто применяемого к нашему брату. Задержать под любым предлогом, пока общественный транспорт перестанет ходить в Ташкент, а потом начинали работать бригады вымогателей и прочих дельцов.
- Где вы взяли записи Розенбаума? - вопрос восхитил меня своей наивностью.
- На пересылке - как можно спокойнее ответствовал я, начиная постепенно закипать.
В то время, в этих злачных местах, в буквальном смысле, купить и продать- можно было всё.
- Вы что же, не знаете, что он диссидент? – таможенник явно нашёл основание для своих притязаний.
- Да его песни у нас везде исполняют и слушают без каких либо ограничений- завожусь ещё больше.
- Отвыкайте быстрее, майор, от афганских привычек. Придётся изъять у вас эти записи, да ещё и штраф вам грозит- назидательно закончил таможенник.
Юридическая и ментальная зашоренность не позволили мне усомниться в правомерности предъявленных мне претензий. Пришлось расстаться с частью кассет.
После всего , в целом же обычного явления на границе, я не мог смотреть на солдата, который следовал со мной, глазами прежнего командира. Было ощущение, что меня принародно высекли в назидание другим, что уже лишало меня морального права быть и считать себя офицером.
«Как часто вижу я сон,
тот удивительный сон,
в котором осень нам танцует вальс бостон…….».
…Сейчас, когда я вижу самодовольные лица состоявшихся наших бизнесменов, олигархов, мне невольно, памятью, подбрасывается хорьковая убеждённость в своей правоте стражей экономических и моральных устоев нашей страны.
Это с них, предприимчиво – расторопных и начинались рыночные отношения в Союзе.
…. В том числе и в душах…….Уже значительно позже, они раскопали в своих генеалогических саксаулах, ветви князей и декабристов, купцов и меценатов государства российского.
«Танцевала в подворотне
осень вальс бостон…..».
Театр, он и есть театр…….