Эвтаназия

Анатолий Улунов
         …Кладбищенская земля несмотря на весну, недавно стаявший снег и моё благое желание в течении  двух-трёх часов управиться с установкой столика и лавочки у памятника близкому мне человеку, поддавалась с трудом .Мартовский ветер не давал возможности снять с себя верхнюю одежду, поэтому приходилось довольно часто устраивать вынужденный перекур. Напротив, через дорогу, находилось кладбище воинов - интернационалистов , как стало принято теперь называть ребят воевавших в Афганистане и других локальных войнах и конфликтах. На лавочке, неподалеку от меня уже второй час сидела пожилая женщина, горестно вздыхая и время от времени вытирая слёзы.
        Я подошёл к ней, постоял немного и участливо спросил:
        -  Сын?
     -  Да.. -   Женщина повернулась ко мне – мой сыночек, моя кровинушка.
Пытаясь перебить близкие её рыдания, снова задаю вопрос :
   -   В каких местах Афганистана он служил?- и быстро пояснил – мне тоже довелось  там
побывать….
    -  В Шинданде – (матери погибших, как правило, хорошо знают афганскую географию)
она внимательно посмотрела на меня – он был 81- 83 годы.
     - Наверное умер от ран, - высказал я предположение, потому как на обелиске была дата смерти 1985 год.
         - Да , он получил отравление в Афганистане каким то химическим оружием, служил в разведке, я его забрала из госпиталя в Ташкенте, чуть живого привезла домой . дома он бедняга и отмучился,- она горестно покачала головой – уж намучился, не приведи господь.. Она снова стала вытирать хлынувшие слёзы, быстро овладела собой и продолжила свой рассказ.
         - Я с ним в санаторий ездила, «Пуща –Водица» называется, специально для ребят- афганцев предназначен , вот уж насмотрелась там на них, никогда больше не поеду, они жизнью покорёженные, озлобленные, очень возбудимые, часто несносные в обычной жизни, живут по своим законам, порой очень жестоким. Для матерей вечная божья кара, хотя и не грешили уж мы особо, видно судьба наша такая - видеть всё это и мучиться вместе с ними. Мне часто в нашем Обществе – Обществе матерей погибших ребят, с завистью  говорят, что я счастливая, хотя бы знаю, что именно своего сына похоронила.
Когда привозили ребят оттуда , здесь ведь не разрешали вскрывать гробы, только в окошечко посмотреть и всё. Так потом всю жизнь  камень на душе и хранят. Трудно об этом говорить, да и богохульно , но не знаю , что лучше. Ни кому бы я не пожелала,  видеть такие мучения своего ребёнка, как выпало на мою долю. Вот так то. Будь проклята эта война и те кто её выдумал, прости меня господи за грешные слова….
    Она погрузилась в свои мысли. 
Я не стал докучать ей расспросами, отошёл к  заскучавшей  было лопате, но память и нахлынувшие воспоминания вместе с тем ни покидали меня.

      …. 1986 год, Афганистан. В один из мартовских дней, под вечер, когда медицинский батальон постепенно переходил на рельсы бытовых хлопот повседневной жизни, поступила информация о прибытии трёх бортов Ми-8 с ранеными. Отлаженные бригады приёмного отделения медицинского батальона 201 мсд , по воле божьей заброшенной в Кундуз, немедленно убыли на аэродром. Через полчаса они, переваливаясь по гусиному,  вернулись в батальон. Раненых было порядка двадцати человек, что , естественно , требовало быстрых и слаженных действий со стороны всех служб батальона. Основная скрипка в этой ситуации- ведущий хирург , проводящий сортировку. Благо медперсонал батальона был достаточно высоко в профессиональном отношении подготовлен, поэтому особых проблем не возникло, тем не менее -все хирурги были задействованы на обработку раненых . Предполагалось три полостных операции, объём оперативного вмешательства мог быть определён только в процессе операции, поэтому все резервы медперсонала были использованы полностью. Я тоже , памятуя о своём хирургическом прошлом, и, желая помочь своим подчинённым, временно доверив бразды правления начальнику штаба батальона, в качестве ассистента пошёл на одну из операций.
       Огнестрельные раны живота, это всегда сложно технически , полиорганно и в перспективе предполагают тяжёлый послеоперационный период. На операции от хирурга требуется быстрота и обоснованность в принятии решений а , соответственно – действий. Помощники должны понимать всё с полуслова и действовать единым целым, причём желательно безропотным. Кроме всего прочего, как бы это не казалось мистикой, - у хирурга должна быть лёгкой рука .Спустя многие годы не перестану утверждать,- всё это у наших докторов было. Так и на этот раз. Несмотря на то, что ранения были очень тяжёлые, потребовалось много времени, усилий, прямого переливания крови – главное было сделано -.к утру все раненые были обработаны. Мы как были в стерильных халатах, с корнцангами в руках вышли в коридор, перекурить (ничего нет вкуснее  затяжки сигареты, удерживаемой корнцангом ).
      Раннее утро постепенно вступало в свои права, брезжил рассвет, но после пережитых волнений  спать не хотелось. К нам подошла дежурная медсестра приёмного отделения  и что то стала шептать на ухо ведущему хирургу. Тот выслушал её , затем повернулся ко мне.
     -  Анатолий Дмитриевич, там в приёмном отделении лежит агонирующий, доставлен был вместе со всеми, у него сквозное,  пулевое, диаметральное ранение в голову, на уровне височной кости, глубочайшая кома и абсолютно никаких перспектив, обычно с такими ранениями погибают на месте, может быть попытаемся обработать его, хотя знаю, что любое наше деяние только ускорит развязку….
     - Историю болезни на него заводили?- Пытаюсь просчитывать возможные последствия.
           -Нет, в  подобных случаях от нас требуется только уход, помочь ему уже ничем нельзя, историю не заводили.- Ведущий тоже колеблется.
    -  Какова вероятность того, что мы потеряем его на столе? – Ведущий хирург развёл руками-
            - Почти абсолютная…..
   - Так что вы тогда хотите от меня?- Начинаю суроветь в голосе.
           - Да душа не на месте, он почти десять часов у нас живёт, давайте сделаем хотя бы частичную хирургическую обработку, самые щадящие мероприятия.- В голосе Ведущего  слышу незнакомые ранее нотки просителя.
        - Решайте с анестезиологами, они рискнут его брать или нет, если что - ассистировать вам буду я..
 Дальнейшее происходило с удвоенной скоростью.
Раненого быстро доставили в операционную, подготовили операционное поле , интубировали,  давление раненый на наше счастье держал неплохо.
  …Сама операция длилась не более сорока минут, как и предполагалось, мы не стали проводить тщательной ревизии раневого канала, убрали только явно нежизнеспособные ткани , сгустки крови и костные отломки, подвели дренажи, промыли рану, остановили кровотечение и всё.
   С великим облегчением вздохнули лишь тогда , когда наш пациент был снят с операционного стола.  Тем не менее –особых иллюзий мы по- прежнему не питали, при таких ранениях, как правило, происходит массивное разрушение головного мозга, что не оставляет практически никаких надежд на благоприятный исход…
       Но дело было сделано, раненого поместили в реанимационное отделение , под неусыпный надзор и обиход расторопных и хорошо подготовленных  в профессиональном отношении анестезисток и анестезиологов.
   На протяжении пяти суток состояние раненого оставалось критическим.  Тем не менее он был жив и каково же было наше удивление , а соответственно и радость, когда появились первые проблески и надежды  в  улучшении   его состояния. Затем появилась какая-то стабильность и  положительная  динамика. Всё это вселяло некоторую надежду. Доклад по команде о таком раненом  и нашей тактике не вызвал у армейских специалистов особых восторгов , поскольку там усомнились, в первую очередь, в достоверности выставленного нами диагноза.
         Когда на десятые сутки, наш пациент  начал произносить отдельные слова, мы испытали гордость за свою хирургическую смелость и готовность опровергнуть военно-полевые постулаты. Эвакуировать его в Ташкент нам удалось только через три недели, по мере уверенности в том , что он перенесёт эвакуацию.
      Конечно же мы понимали, что у него впереди будут, скорее всего, ни одна операция, будет костная пластика, будет глубочайшая инвалидизация, со всеми вытекающими последствиями. Вместе с тем мы знали, что спасли ему  жизнь  и  этого понимания нам было достаточно. Мы выполнили свой долг. Отдалённых последствий собственных деяний мы к сожалению не знали, как не  узнали и дальнейшей судьбы этого солдата….
         Только спустя долгие годы, когда опять же по воле судьбы, мне довелось вплотную столкнуться с проблемами раненых воинов уже в гражданской жизни, невольно я стал задумываться о том , что же из двух зол есть зло меньшее….
     …. Кощунство это , но мысли подобные приходят и, очевидно, приходить будут ещё долго, ровно до тех пор пока наше общество  будет соглашаться и мириться с эвтаназией совести и ответственности в  своих, прикрываемых святыми понятиями, делах.  Мириться и бросать на произвол судьбы и самовыживание тех, кто рисковал жизнью, кого изувечила морально и физически война, будь она трижды проклята, и в какие бы одежды  она не рядилась….. 
                …… «Не забывайте это люди,
                Души беспамятство грешно.
                Бойцу вниманье в мирной жизни,
                Вторым дыханием нужно….»

      

                2004 год