Александра Калугина
Б О У Д И К К А
(пьеса для домашнего чтения)
R. S., Е. Б.
Вашим — моим! — голосам
Действуют:
Б о у д и к к а — рыжеволосая красавица, вдова кельтского вождя.
Ч а с о в о й — все действие — не снимая шлема.
Время действия: один из весенних дней 61 года н.э.
Римская тюрьма. За решеткой — Б о у д и к к а, на запястьях — кандалы. Волосы вкруг головы — золотым сиянием. На часах — воин в латах, в шлеме. Лица не видно.
Б о у д и к к а.
Скажи, за окнами рассвет? Закат?
(В ответ — молчанье.)
Скажи, ты, верно, холост? Нет? Женат?
(В ответ — молчанье.)
Ты стар? Уродлив? Молодой? Красивый?
Вы в Риме все ужасно неучтивы.
Я ненавижу весь ваш гордый род!..
Спесь римская! Что может быть ничтожней!
Течет ли кровь под этой смуглой кожей?
Эй ты, открой лицо, пещерный крот!
Ты видел солнце просто так, без шлема?
Нет? Посмотри! Сияет в волосах,
Ну, повернись, стоящий на часах,
Смотри, оно сияет диадемой
Над головой моей, смотри, солдат...
(Ч а с о в о й медленно поворачивается в сторону
Б о у д и к к и.)
Ч а с о в о й (тихо).
Скажи, за окнами рассвет? Закат?..
(Резко отворачивается, вновь каменея.)
Б о у д и к к а.
Я хороша, не так ли? Хороша ли?
Кому мои красоты помешали!..
Скажи, чем мог вам помешать народ —
Другой, живущий далеко от Рима?..
Благословенная земля, хранима
Волной и скалами... Пещерный крот,
Скажи, что знаешь ты о наших скалах?..
Сними свой шлем, мне посмотри в глаза...
Поговори со мною...
Ч а с о в о й (скупо). Мне нельзя.
Тебе — нельзя. Ты — многое сказала.
Б о у д и к к а.
Но почему?
Ч а с о в о й. Меня предупреждали,
Что ты — красива, что язык твой — жало,
Что яд твой — сладок.
Б о у д и к к а (ухмылка). Вот как? Ну и что ж?
Есть в этом правда?
Ч а с о в о й. Правда?.. Ни на грош.
Б о у д и к к а (смеется).
Чего ж тебе бояться?
Ч а с о в о й. Я на службе.
Мне говорить нельзя.
Б о у д и к к а (темнея). Ну что ж, молчи...
Ты, знаешь, странный... Будто бы недужный...
Обидела? Ну полно, не рычи,
Не зверь, я — чую... Ты иноплеменник?
Не римлянин? Молчишь... Должно, секрет...
Я, твоему молчанию в ответ,
Спою — твою присягу не отменит
Мой тихий голос. Я спою.
Ч а с о в о й (испугавшись). Не пой!
Б о у д и к к а.
Спою! И что ты сделаешь со мной?
Песня Б о у д и к к и:
Утесы Моэр высоки,
Как пламя любви моей.
Не будет тебя.
Остынет любовь —
Утесы Моэр высоки.
Могучее камня волна,
Как сила любви моей.
Не будет тебя.
Остынет любовь —
Могучее камня волна.
А небо прозрачнее глаз,
Как нежность любви моей.
Не будет тебя.
Остынет любовь —
А небо прозрачнее глаз.
Ч а с о в о й (себе).
Впервые мой корабль на мели
И тихо обрастает черной тиной...
(Б о у д и к к е.)
Скажи, все женщины твоей земли,
Как ты — отчаянные?
Б о у д и к к а. До единой!
Ч а с о в о й.
Каков же кельт, когда его вдова
Такая огненная голова?
Б о у д и к к а (вызовом).
А ты не знаешь! Голову мою
Не ты ль искал, чтобы повысить званье?
Не ты ль?
Ч а с о в о й. Я не участвовал в бою,
Который подавил твое восстанье.
Б о у д и к к а (язвя).
Но отчего? Ты что, нескладный воин?
Кому-то из начальников не мил?
Иль что еще?
Ч а с о в о й. Нет. Мне хватает сил
И славы. И начальник мной доволен...
Когда-то был... Мне большего не надо.
Б о у д и к к а.
Что?! Большего не надо?! Римский спрос
Границ не знает! На земле нет клада,
Какой бы не учуял римский нос —
Повсюду запах будущей наживы!..
Вы, римляне, скорей лишитесь жизни,
Чем скажете “Довольно”.
Ч а с о в о й (тихо). Ты права.
Б о у д и к к а.
Я не ослышалась?! Кружится голова,
Мутится слух... Я не была на воле
Так долго... Повтори...
Ч а с о в о й. Да, римской своре
Покоя нет, пока мечи солдат
С размаха не воткнутся в толщу неба,
О солнце не сломается их взгляд.
Вот чем их бесконечная потреба,
Должно быть, утолится... Я — не тот,
Чей меч — естественное продолженье
Руки. Я проиграл свое сраженье —
Я изменил себе. Пещерный крот...
Так, кажется, меня ты называешь...
Послушай, Боудикка, ты не знаешь,
Как ты права! Во мне бушуют страсти
Иной природы. Мне понять дано,
О чем поют ветра, и как давно
Мечтает солнце о подлунном счастье,
Когда приходит время умирать
Танцующей звезде и где родится
Таинственная голубая птица...
О Боудикка! Мне дано понять,
Как чей-то долгий вздох рождает песню.
И я могу ее напеть! Сейчас!
Вот здесь!.. Тебе. Не отрывая глаз
От твоего лица... Но мне известно,
Как бредит ночью раненый солдат,
Как молчалив стыдящийся сочувствий,
Как эта боль становится Прокрустом,
Ровняя всех — от головы до пят,
Как все грязны, черны — душой и телом,
Как многим все равно — жить, умирать.
А мне — не все равно. Мне надо знать,
Я за каким сюда явился делом.
Вот самая жестокая война:
Я знаю, кто я есть. Я так же знаю,
Кем должен быть... А ныне — охраняю
Ту, кто бесстрашней Рима, слаще сна.
Б о у д и к к а.
Впервые мой корабль на мели
И тихо обрастает черной тиной...
Ты — первый неразгаданный мужчина,
Я видела со всех концов земли —
Все одинаковы... Но почему
Тебе не скрыться, если служба — камнем
На шее? Не потеря, если канет
Один солдат, для Рима. Не пойму
Что держит здесь тебя?
Ч а с о в о й. Моя присяга.
Б о у д и к к а.
Что-что? Присяга?!
Ч а с о в о й. Ты удивлена?
Ведь и в твоей стране...
Б о у д и к к а (вздохом). Моя страна...
Ч а с о в о й.
Клянутся в верности.
Б о у д и к к а. О да, отвага
Должна питаться приторной пыльцой
Притворной клятвы нежному тирану,
Тому, чье светозарное лицо
Вовек не знал! Не Родине, а сану
Ты клялся истово!
Ч а с о в о й. Я — присягал!
И клятву я держу... О, труд атлантов...
Будь прокляты нератные таланты,
Которые мешают жить... Сказал,
Должно быть, слишком много. Умолкаю...
Б о у д и к к а.
О нет! Не умолкай, я умоляю!..
Ты интересен мне... Ты...
Ч а с о в о й. Не шути
Со мной.
Б о у д и к к а. Я не шучу. Какие шутки.
Ч а с о в о й.
Я на тебя смотрю восьмые сутки.
Мне до сих пор ответа не найти,
Как ты — такая!.. — подняла восстанье
И наравне с мужчинами дралась?
Как ты смогла? Откуда ты взялась —
Такая?.. Родилась из пены, тайны?
Отец твой — солнца луч, не-человек?
Не может смертный быть твоим началом —
Сто жарких солнц пылает над плечами,
Сто дивных лун глядятся из-под век.
Как ты, желанней первой брачной ночи,
Сумела женщину в себе убить?..
Я в это не поверю, может быть —
О, я не видел этого воочью,
Как ты, такая...
Б о у д и к к а. Да,я подняла
Над головою, в сотни солнц горящей,
Тяжелый меч, мой древний меч разящий,
Отцовский меч, который предала —
Мне надо было кончить с этим телом,
Пока оно не отдано врагам.
Я не успела...
Ч а с о в о й (тихо). О, хвала богам!
Б о у д и к к а (буднично).
А как восстанье я поднять сумела?..
Я у отца единственной была.
Отец мой был богат и своеволен.
Он был одним лишь в жизни недоволен:
Что я — не мальчик... Мама умерла,
Когда мне не было семи годов.
Отец ее по-своему, должно быть,
Любил. Он был жесток, но выл у гроба,
Хотя до этого скрывал любовь.
А после маминой кончины он
Ко мне до странности переменился.
Как будто в нем родник какой открылся,
Как будто он какой увидел сон...
Я — мамино живое воплощенье:
Глаза, и волосы, и рост, и стан,
И нрав... Он как-то вдруг так нежен стал,
Как будто за нее просил прощенья...
Но я уже тогда была отважной,
Как юноша, вынослива, сильна,
Отчаянна не по годам, вольна,
Не девочка, а воин... Но однажды
Нашелся человек, кто разбудил
Во мне все то, о чем я и не знала.
Я не жила тогда. Я — умирала,
Дивясь на тех, кто прежде был мне мил.
Я позабыла все: мечи и игры,
Что походили больше на войну,
Меня тянуло от войны ко сну,
И римские таинственные тигры,
Чьих жертв несчастных и не перечтешь,
Во мне бы благодарнейшую жертву
Нашли тогда!.. В бушующее жерло
Ревущего вулкана!.. Что же? Что ж
Меня тогда утешить бы сумело?
Ч а с о в о й.
Он римлянином был?
Б о у д и к к а. О, и теперь
Он римлянин — не человек, не зверь.
Он лгал мне. Как красиво и как смело!..
И как жестоко бросил... Навсегда...
Как подло... Вот каким я Рим узнала!
Великий Рим!.. То было лишь начало
Моей войны, объявленной тогда
Всем римлянам!
Ч а с о в о й. Но ты несправедлива!
Весь Рим не виноват!
Б о у д и к к а. Молчи, солдат!
Иль подскажи, где Рим — не виноват!
Ты — римлянин и тоже лжешь красиво...
Не думала, что все еще болит...
Ч а с о в о й (осторожно).
Но ты же вышла замуж за другого...
Б о у д и к к а.
Не вышла — выдали. Что, нет такого
В счастливом Риме?
Ч а с о в о й. Есть.
Б о у д и к к а. Мой муж убит
Был римскою стрелой... Я не любила.
Но я была любима. Как была!
О, я б теперь сто жизней отдала
За то, чтоб рядом лечь в его могилу!
Как Рим я ненавижу! Он убил
Любовь — во мне, любовь — ко мне. Я стыну
От злобы, я... Но это не причина.
Обманутый когда б нибудь простил,
Осиротевший бы забылся жизнью —
Меня б утешила другая грудь,
Но видевший попрание отчизны
Навряд ли сможет счастливо уснуть,
Навряд ли это сердце успокоит
И самая прекрасная любовь,
Когда по скалам, словно реки, кровь,
Когда и скалы под ногами воют.
Я видела... Будь проклят этот час...
Будь проклят римский аппетит драконий...
И пусть мои проклятия догонят
Всех! И коснутся каждого из вас!..
Но ты молчишь? Не хочешь оправдаться?
Ч а с о в о й.
Нет, не хочу.
Б о у д и к к а. Да кто ж ты, наконец!
Уж не вороны белой ли птенец?
Любить тебя? Жалеть? Или бояться?
Ч а с о в о й.
О, точно — не птенец!.. Прекрасный Рим
Не родина моя.
Б о у д и к к а. Я так и знала!
Ч а с о в о й.
В ответ на то, что ты мне рассказала:
Я, Боудикка, тоже был любим...
Она была прекраснее страны,
Ее родившей, звезд и солнца ярче.
Я думаю, Олимп был озадачен
Ее красой. Я думаю, бледны
Пред нею все богини... Страшный дар,
Мучительнее всех твоих проклятий.
О, я о страсти не имел понятий
До той поры... А муж ее был стар,
Уродлив и ревнив... Бывает часто
Такое, правда?.. Я... Мне довелось
С ней встретиться на площади — сбылось
Так долго ожидаемое счастье!..
Любовь... Она кормила голубей
С ладони... Боги! Как сейчас я вижу
Волос каскады — золотисто-рыжих,
И глаз сиянье — неба голубей...
(Вглядывается в лицо Б о у д и к к и.)
Не может быть... Она была чуть ниже...
И голос был чуть тише и нежней...
Да... Глаз сиянье — неба голубей,
Волос каскады — золотисто-рыжих...
Как у тебя...
Б о у д и к к а. Очнись... Что дальше было?
Ч а с о в о й.
Что было дальше? О, таких высот
Достигший — с них упавший — не живет.
Мы оба безоглядно полюбили.
Потом полгода неустанной лжи
И недоступного для смертных счастья...
Несчастья могут смертному прощаться,
А счастье — никогда... Вот наша жизнь
И послужила этому примером.
Ее беззубый муж был хитрый лис.
Он выследил ее. И начались
Мученья. Помогала только вера
В любовь и слово, данное навеки
Друг другу. Силой он ее увез
В далекую провинцию. Я слез
Таких не видел прежде — словно веки
Хранили водопады. Я за ней
Примчался тотчас, как узнал об этом.
О, Боудикка! Я невзвидел света,
Когда узнал, что поздно... Сто смертей
И самых близких принял бы — пусть больно,
Но эту смерть...
Б о у д и к к а (осторожно).
Он что... ее убил?
Ч а с о в о й.
И ныне это вспоминать нет сил...
Она ушла из жизни добровольно.
Б о у д и к к а.
Прости. Прости. Прости. Прости. Любя,
Мы оба — губим.
Ч а с о в о й. Что остановило
Меня тогда? Неведомая сила,
Какую чувствую внутри себя
Поныне — головы не размозжить
Безумцу старому!.. Но он был жалок,
И жертвой стал последнего пожара
Последней страсти.
Б о у д и к к а. Как же дальше жить?
Ч а с о в о й.
Как жить? Рожден вторично. Врач один
Меня вернул обратно.
Б о у д и к к а. Понимаю.
Ч а с о в о й.
Как нехотя живу, служу... Слоняюсь
По жизни. Даже потерял свой чин
И оказался на задворках службы.
Вот здесь. В темнице. Да... Пещерный крот...
Так кажется? Ничтожный червь...
Б о у д и к к а. Ах, вот
Ты по какой причине был ненужен
В бою со мною... Да, не сон ведь — явь...
Вот так два обстоятельства сближают
Врагов заклятых... Всякое бывает.
Ч а с о в о й.
Врагов ли?
Б о у д и к к а. Нет? Я не права — поправь.
Ч а с о в о й (неожиданно).
Ты не права. Тебя я отпускаю.
Б о у д и к к а.
Постой!.. Я, видимо, не понимаю.
Ч а с о в о й.
Чего тут не понять?! Прочь, кандалы!
О, как же хороши твои запястья!
О, как нежны!..
Б о у д и к к а. Постой! Твое несчастье
С тобою шутит зло.
Ч а с о в о й. Несчастья — злы,
Но чаще только так мы постигаем
Науку жизни.
Б о у д и к к а. Но тебя убьют!
Ч а с о в о й.
Причем здесь я? Речь о тебе. Мой суд
Я чую выше.
Б о у д и к к а. Слушай, предлагаю
Тебе идти со мною.
Ч а с о в о й. Не могу.
Я присягал. Я не привык бросаться
Словами. Всё.
Б о у д и к к а (мучительно).
Я не могу остаться!
Ч а с о в о й.
Иди!
Б о у д и к к а.
Я вечно у тебя в долгу.
Ты лучше всех... И ты прекрасней Рима.
Ч а с о в о й.
Иди!
Б о у д и к к а.
Ты более велик, чем он.
Ведь явь, не сон...
Ч а с о в о й. Иди же!
Б о у д и к к а. Явь, не сон.
Но так же, как и сон, необъяснима.
У нас обоих — долг... И мы его...
Ч а с о в о й.
Да. Выполним. Пожертвовав любовью.
Б о у д и к к а.
В который раз...
Ч а с о в о й. Не шевельнув и бровью.
Но что такое долг?
Б о у д и к к а. Всё. Ничего.
Кривое отражение любви —
К земле, к тебе... Прощай. Прости. Мне надо
Идти.
Ч а с о в о й. Я знаю.
Б о у д и к к а. Я была бы рада...
О, я прошу, последним назови
Мое чужое имя.
Ч а с о в о й. Это имя,
И этот взгляд, и этот цвет волос
Вдруг засверкают миллионом звезд
Над побежденным женщиною Римом...
(Открывает ей дверь.)
ноябрь — декабрь 2001
В О Л Х,
З М Е Й О Г Н Е Н Н Ы Й
(пьеса для домашнего чтения
в шести актах)
Наследнику
Автор: Калугина Александра Васильевна,
учитель музыки МОУ гимназии № 3 г. Ярославля
scorti@mail.ru
Действующие лица:
В о л х — высок, черен, смугл; весь — тоска о чем-то большем, что имеет; 17-ти лет.
М а т ь - С ы р а З е м л я — родительница
В о л х а, красивая, но изможденная. Свято верит в светлое будущее, но смертно его боится.
Л е л я — златокудрая девочка, сама Любовь, “душа снаружи”, 15-ти лет.
М а р е н а — “царевна-уголек”, тоска о мировой гармонии; любящая Любовь больше Жизни; ок. 20-ти лет.
Ж и в а — твердо верящая в предназначение Свету быть Светом, Тьме быть Тьмой, но — тайно — любящая Тьму больше Света.
Место действия:
I акт — Пекельное царство;
II акт — Ирийский сад;
III акт — горница Л е л и;
IV акт — горница Ж и в ы и М а р е н ы;
V акт — горница Л е л и;
VI акт — Пекельное царство.
А К Т I
Пекельное царство. В о л х и М а т ь - С ы р а З е м л я.
В о л х.
Какой же волей нужно обладать —
Иль чем! — чтоб эти яблоки не рвать,
Не прятать впрок, не уносить мешками,
Не запирать в подполье — пусть гниют! —
И чтоб, давясь ехидными смешками,
Не наблюдать за смертью Вечных.
З е м л я. Суд,
Который ждет тебя на небесах,
Лишь только к яблоку рукой...
В о л х. Всё — прах!
Весь этот Ирий с белыми вратами,
Все эти Живы с розовыми ртами,
Все эти Лели с пламенной душой,
Все эти Мары... О, о ней одной,
Пожалуй, стоит петь в дремоте сада
Под вожделенной яблоней:
(издеваясь)
“Приди,
Красотка кротколикая, отрада
Всех жаждущих оставить дол!..”
З е м л я. Гляди!..
В о л х.
Мне Пекельного царства маловато —
Мне тесно в нем. Я вырос для одной
Земли.
З е м л я.
Но Ирий обнесен стеной
Из радуги.
В о л х. Ах, велика ли плата!
Зажмурившись, пройти сквозь дивный Свет,
Чтоб вскоре этот Свет и уничтожить.
И мне, могущественному, умножить
Свои владения. Ведь я — поэт
Войны и страха, а они рискуют,
Поэты... Ты молчишь?
З е м л я. О, я тоскую!
О том, что ты не мог бы быть иным —
Отцеубийца, слишком уж похожий —
Одна порода — ты огонь, он дым, —
На зверя Индрика.
В о л х. Ну что ж, положим.
С той разницей, что он был глуп и стар
И смертно надоел своим брюзжаньем.
Я истомился тщетным ожиданьем
Его кончины. И две сотни Мар
Своими чарами отца б не одолели,
Ужимки Живы и улыбки Лели
Свели б с ума, но не загнали б в гроб.
В нем умер Бог — но не родись холоп
В его пока еще могучем теле,
Я б остерегся руку поднимать.
(Иступленно хохочет.)
Он годен был лишь с потаскушкой Лелей
Ее цветочки рдяные сажать.
(С хохотом катается по земле.)
З е м л я (закрывает руками лицо).
О, я чудовищ многих родила,
Ты, Волх, — чудовищнее всех.
Но знай, неразрушимая скала,
Что твой безумный смех —
Великого начало... Сквернословь
Покуда... В небесах — Любовь,
А ты — на небеса, за яблоком всевластья...
Очнешься Соколом на девичьем запястье.
В о л х.
Я Соколом склюю весь этот Сад!
Не хмурь бровей. Я слишком хладнокровен
К тому, что власти не дает.
З е м л я. Ох, час не ровен,
И ты, Змей Огненный, за синий взгляд
Отдашь не только что уже имеешь,
Но то, чем ты мечтаешь овладеть.
В о л х (вспыхнув).
Чтоб мне под чью-то дудку петь?
Опомнись, старая!.. Глупеешь!
Любовь — свобода, ну а мне претит
Все, что легко и вольно дышит.
(Усмехается.)
Да и потом, глухой любви не слышит —
Я сердцем глух. Она не утолит,
Крылатая, во мне всевластья жажду.
Она глупа, безвольна. И однажды —
Гордись своим могущественным сыном! —
Любовь меня признает господином
И покорится!
З е м л я. Ты заносишься, сынок!
Меня попомнишь, дай-то срок,
Да поздно будет!
(В сторону.)
Я, старуха, рада —
От посещенья Золотого Сада
Тобою, Сокол-Змей, родится то,
Чего ты так боишься! — мир родится.
И сотню раз змей будет Соколом рядиться,
Чтоб к милой полночью влететь в окно.
(Уходит.)
В о л х.
Тревога или трепет вожделенья?
Пустое... Я непобедимый Бог
Войны и ужаса... Какое наслажденье
Мне — слезы и страданья! Верно, плох,
Иль болен, иль безволен тот могучий,
Что не мечтает о всевластьи. Я
Не болен, не безволен... Мне земля
Уже неинтересна... Что же мучит,
Дурным предчувствием мне выжигая грудь?
Путь труден? Да, я знаю, труден путь.
Обличье Сокола — не лучшая защита. —
Я сызмальства боялся высоты.
(Тоскуя.)
Дорога в Ирий не уйдет из-под пяты
Лишь для влюбленных. Мне она закрыта.
(Распаляясь.)
Довольно! Я, Змей Огненный, хочу
Господствовать над тем, что не подвластно
Моей руке. Дорога может быть опасна
В мои владенья лунному лучу!
А я — не луч.
(Хохочет.)
Какая же нелепость!
Сад Ирия — такая ж крепость,
Как прочие...
(Тоскуя.)
Я безнадежно лгу!
О мама, я перед тобой в долгу
За предостереженье — слишком поздно...
О, эти яблоки! Как золотые звезды,
Что просятся мне в руки... От бессилья
Что-либо изменить, я одеваю крылья.
Да, мама, мне другим уже не стать...
Но я боюсь! Мне страшно улетать!..
(Рычит.)
Старуха! Это всё с твоей руки!
В тебе так много глупого великодушья!
Я, бессердечный, мучаюсь удушьем,
Как смертный, от заоблачной тоски!
Но этому вот-вот придет конец.
Я на расправу скор, скажи, отец!
(Обращаясь в Сокола, хохочет.)
Безумец тот, кто сочинил,
Что у злодейства не бывает крыл!
(Улетает.)
А К Т I I
В о л х в Ирийском Саду.
В о л х (хихикает).
Доверчивые дураки!
“Как этот Сокол белоснежен!..”
Весь мир небесный безнадежен,
Нет и следа заоблачной тоски,
Которой мучим был в Подземном царстве.
(Оглядывается.)
Они узнают о моем коварстве,
Когда все будет кончено. Войны
Не нужно — не с собой же мне браниться.
“Какая восхитительная птица!”
(Хихикает.)
Пройдусь-ка. Кажется, у той стены
На яблоне плоды крупнее прочих.
(Подходит к яблоне, тянет руку к плоду, но в яблоке словно отразилось солнце. В о л х закрывает ладонью глаза.)
Ты мне задумал голову морочить,
Убогий, глупый поднебесный Свет?
Коль так, сразись со Светом подземелья!
(Протягивает к яблоку ладонь, в которой плещется Великая Тьма. Хохочет.)
О, ни одна из мной одержанных побед
Не доставляла мне подобного веселья.
(Одолевает усталость, горбится, но в глазах — нечеловеческая страсть. С трепетом вожделенья.)
Какой пожар под кожицей бушует.
Ладонь — огонь. Огонь огню — не враг.
(Срывает яблоко.)
И скоро мой Великий мрак
Все это многоцветье затушует.
(Подносит плод к губам, но заслышав песню, застывает.)
Песня:
Разлилась тоска,
Как весной река.
И моя рука
Уж не рвет цветы,
Уж не вьет венок,
Уж не шьет платок,
Любый мой далек,
Где же ты?
Я тоску свою
От сестер таю,
Третью ночь не сплю,
Третий день не мил.
Ныне — не взлететь,
Сердце — не согреть,
Ни дышать, ни петь
Не хватает сил.
(Яблоко со звоном скатывается из ладоней В о л х а в траву.)
В о л х (тряся головой, как полоумный).
Глухой любви не слышит... Я — глухой...
Но не молчи, кто б ни была ты... Пой!
Песня:
Занялся рассвет,
А тебя все нет,
За какой стеной
Мой родной?
Я тебя найду,
Я к тебе приду.
Пусть всю жизнь идти —
Я в пути.
В о л х.
Мне говорила мать о поднебесном звоне.
Не он ли это?.. Яблоко с ладони
В траву скатилось... Мне его не жаль...
О будь ты проклята, Великая Печаль,
Которая опять в висках забилась.
(Очнувшись.)
А может быть, все это мне приснилось?
(Смотрит на руки.)
Я — Змей, причем здесь птичье оперенье?
(Забывается.)
Я — Белоснежный Сокол, а не Змей...
(В иступлении.)
О, будь я хоть ничтожнейшим растеньем,
Но — здесь... Лишь здесь... Ничтожнейшим...
(Криком.)
Не смей
Молчать!.. Нет, лучше дай мне улететь...
(Входит Л е л я, не замеченная В о л х о м, не замечая В о л х а.)
Л е л я (поет).
Разлилась тоска,
Как весной река.
И моя рука
Уж не рвет цветы...
(Замечает В о л х а.)
В о л х (зажимает уши).
О, как я этот голос ненавижу!..
Л е л я.
Прости меня, я не могу не-петь.
(В о л х отшатнулся. Она удерживает его за руку.)
Я замолчу и больше не обижу
Тебя своими песнями... Ты — вор?
У нас здесь всех чужих зовут ворами. —
Ведь ты пробрался задними дворами...
(Нимало не смущаясь.)
А я украсила парадный двор
Гирляндами из синих незабудок,
Посыпала дорожки золотым песком...
Я так ждала... И плакала...
В о л х. О ком?
Л е л я.
Ах, о тебе, мой Сокол!.. Трое суток.
В о л х (ужаснувшись).
Ты знала?!
Л е л я (удивившись).
Я не знала — я ждала.
В о л х (нагоняя мрак на лицо).
Я здесь, чтоб погубить все ваше царство!
Л е л я.
Чтоб погубить...
(Звонко смеется.)
Завидное коварство!
Ты так забавен. Гнев тебе к лицу.
(Берет его за руку.)
Идем скорее к моему крыльцу,
Я вынесу в шкатулках самоцветы
И покажу тебе любимый изумруд.
Мы будем песни петь...
В о л х (угрюмо). Мои, положим, спеты...
Л е л я (не слыша его).
За рощей, где цветы любви растут,
Туда под силу только мне пробраться.
(Тянет его за руку.)
Идем!
В о л х. Прости!.. Я не могу остаться.
(Хочет уйти.)
Л е л я.
О, подожди, постой, не уходи,
Не уходи, постой!.. Скажи хоть имя
Иль имена, коль не одно, я ими
Любовь навеки запечатаю в груди.
Скажи хоть имя...
В о л х (рычит). Волх!
(Л е л я отступает. Он хохочет.)
Любовь остыла?
Л е л я (тихо).
О нет, еще сильнее ослепила,
Еще жесточе разгорелась в жилах кровь,
Еще тоскливей будут без тебя закаты.
(В отчаяньи.)
Так будь моим супругом, Змей Крылатый?
(Он качает головой.)
О, не отказывайся и не прекословь!
Ты слышал звон плодов! Ты видел свет в Саду,
Когда вечерний ветер путался в листве —
Назад дороги нет!..
(Он, тоскуя, качает головой.)
Ну хочешь, украду
Сто яблок для тебя!
(Тянется к ветвям. Он останавливает ее.)
В о л х. Мое — в траве.
Со звоном выпало из рук, лишь ты запела,
Теперь не только змееогненное тело
Тебе принадлежит — и черный дух
К твоим ногам ложится яблоневым цветом.
Я остаюсь...
Л е л я (бросаясь ему на шею).
Мой Сокол!..
В о л х (тоскуя). До рассвета.
(Целует Л е л ю.)
Глухой любви не слышит... Я — не глух.
(Свет гаснет.)
А К Т I I I
Ночь. Горница Л е л и. Л е л я и В о л х.
Л е л я.
Мой Сокол, я не помню, сколько лет
Мне нынче... Знаешь, словно Вечность
Лежит — туманом — на моем челе,
А между тем, младенческая млечность
Ладоней, щек и лба...
(Опомнившись.)
Ты был вчера
Неосторожен! Утром полдвора
Как снегом замело — бело от перьев!
Но сколько было смеху у детей,
Когда, как белки, свесившись с деревьев,
Они забрасывали сестриных гостей
Легчайшими комочками из пуха!..
(Спохватившись.)
Ох, я такое утомление для слуха!
Уж лучше бы мне вовсе онеметь,
Чтоб глупой не казаться.
В о л х (смеется). Эк хватила!
А кто ж мне будет ночью песни петь?
Л е л я (лукаво).
Да вот хотя б небесные светила!
Они, катаясь в поле по траве,
Шуршат о том, что есть любовь на свете
И не дают покоя голове
И сердцу...
В о л х (принимая игру).
Да, а на рассвете
Мне дуют в уши, что пора лететь
С небес на землю. Экая отрада!
Л е л я.
Коль так, то попроси у листьев спеть.
Они так сладко в полудреме сада
Звенят, когда касаются друг друга.
В о л х.
И лгут: “Любовь — подобие недуга,
Не знающий любви — всегда покоен,
О Волх, влюбленный воин уж не воин!”
Л е л я.
Они неправы?
В о л х. Нет, они неправы.
Л е л я.
Они мудры...
В о л х. Глупы, лукавы!
Я знаю, что влюбленный в сотни крат
Сильней...
(Обнимает ее.)
Я был когда-то сердцем глуховат...
(Обнимает ее.)
Смешен...
(Целует ее.)
Бессилен...
(Целует.)
Л е л я (вздрагивает). Тише!.. За дверями,
Сдается, бродит кто-то...
В о л х (вслушивается). Кто бы мог?..
(Тихо подходит к двери, приоткрывает ее, выглядывает.)
Л е л я.
Ты видел?
В о л х. Нет, умчались со всех ног.
Кому-то надоба великая за нами
Подслеживать...
Л е л я. Я за тебя боюсь.
В о л х.
Мы слишком высоко с тобой взлетели!
Родная, отпусти на землю грусть.
Что может Змея Огненного с Лелей
Навеки разлучить?
Л е л я. Нет, невозможно!
Ты знаешь, Волх, я чувствую подкожно,
Когда ты плачешь обо мне.
В о л х. Мой друг,
Я о тебе тоскую ежечасно.
Мой Свет, я ненавижу гладкость рук,
Когда они — не крылья.
Л е л я. И напрасно!
Ты должен полюбить их, Бог войны,
За то, что в них души не чает Леля.
В о л х.
Пропахли смертью...
Л е л я. Свежестью апреля
И воздухом заоблачной страны.
В о л х.
Коль так, то лучше ты узнала Змея,
Чем сам он о себе узнать успел.
Л е л я (осторожно).
Волх, отчего ты всякий раз немеешь
И отчего бледнеешь, словно мел,
Как только речь я завожу о браке?
(В о л х мрачнеет и отходит к окну.)
Вот и сейчас тоскливо смотришь вниз,
Как будто бы соскучился о Мраке.
Великом и бездонном... Волх, очнись,
Решайся, неужель ты мне не веришь?
В о л х.
Твое сердечко, Леля, целиком
Из света соткано. Ты открываешь двери
Своей души без страха и стыда. Замком
Недюжим на дверях души моей
Качается мое предназначенье.
Л е л я (вздох облегченья).
И только? Ах, имеет ли значенье
Твой черный жребий? А замок с дверей
Измученной души мы сбросим вместе!
Позволь же, Сокол мой, твоей невесте...
(В о л х качает головой.)
Твоей невесте, Волх, тебе помочь...
Ах, как тесна, как мимолетна ночь!
В о л х (усмехаясь).
Мне Пекельного Царства маловато...
Меня предупреждали, что расплата
За самовольство будет велика...
(Нежно смотрит на Л е л ю.)
Так вот она, Великая Тоска,
Печаль заоблачная, тот Небесный Суд,
Которому, бесславный и безвольный,
Я поклонюсь... Но сколько прочных пут
Мне стягивают тело. Страшно. Больно.
Заря кровавит небо. Я вернусь,
Как только полночь постучит в окно.
(Шум за дверями.)
Л е л я.
За дверью шум... Я за тебя боюсь.
(В о л х подходит к двери, приоткрывает ее.)
Кто это был?
В о л х (равнодушно).
Не все ль равно.
Л е л я.
Я буду ждать, пока ты не решишься,
Пока ты не поймешь, что только так
Мы сможем одолеть Великий Мрак
И Тьму бездонную.
В о л х (горько). Ты разума лишишься,
Как только встретишься с Великой Тьмой.
Или ослепнешь.
Л е л я. Лучше быть слепой
С тобой, чем без тебя — и зрячей.
(В о л х улетает.)
У Лели хватит сил, чтоб все переиначить.
(Гаснет свет.)
А К Т I V
Горница Ж и в ы и М а р е н ы.
М а р е н а.
Ты видела его?
Ж и в а. Я так и знала!
Сомнений нет, что это Волх! Беда...
Я б от тебя, скорей, Марена, ожидала
Подобной выходки, но Леля, Леля!..
М а р е н а. Да...
Сестра, как в омут головой, — в любовь.
Ж и в а.
К кому, бедняжка! К Огненному Змею!
К кому? К врагу заоблачья, к злодею,
В котором черная клокочет кровь,
В котором ненависть к спокойствию и миру,
А Леля — глупая! — настраивает лиру,
Чтоб о любви бесчувственному петь
Все ночи напролет!
М а р е н а (с тоской).
Ведь можно обгореть
В его объятьях... Верно, он горячий...
Ж и в а.
“Уж лучше быть слепой с тобой, чем зрячей
И без тебя”, — она ему сказала.
Уж я б в ловушку Волха не попала!
М а р е н а.
Как знать, сестрица милая, как знать...
Ж и в а.
Какие глупости! Во мне не сомневайся!
М а р е н а.
Смотри, голубушка, не зарекайся.
Любовь научит и бескрылого летать,
А уж крылатого в такую высь поднимет —
Тебе и не приснится.
Ж и в а. Чепуха!
Я не поверю в то, что нет греха
И злого умысла в его любви. Остынет
Он к Леле, только яблоко сорвет.
М а р е н а.
Так отчего же он не сделал это прежде?
Ж и в а.
Да чтоб помучить в сладостной надежде
Доверчивую дурочку. Совьет
Сеть золотую из любовной лести
И разум замутит, и затуманит взор —
От страсти обезумевшей невесте
Поди скажи, что Волх злодей и вор!
М а р е н а.
Ты, знаешь, к Леле слишком уж строга!
Пойми же, наконец, что два врага
С любовью могут позабыть о войнах.
Ж и в а.
О, как ты можешь говорить спокойно
О вероятной гибели сестры?!
М а р е н а.
Мне лелина судьба не безразлична,
Но, может быть оставим до поры
Детей в покое?
Ж и в а (вспыхивая).
Знаешь, мне привычна
Твоя растерянность, когда нужны решенья,
Коль ты не хочешь мне помочь, одна
Я с этим делом справлюсь.
М а р е н а. Без сомненья.
Но Леля любит!
Ж и в а. Видишь ли, стена,
Марена, может белой оставаться
В том случье, если к ней не прикасаться
Руками, сажей зачерненными.
М а р е н а. Навет?!
Ах, Жива, есть ли капля милосердья
В твоей крови? Умерь свое усердье!
Дай Волху время!
Ж и в а. Нет. И нет. И нет.
М а р е н а.
Что ты творишь...
(Плачет.)
Ж и в а. Ох, не мочи ресницы...
(Смотрит в окно.)
Окно...
М а р е н а.
Что ты задумала, сестра?
Ж и в а.
Послушай-ка, ведь Волх, как будто, птицей
К ней ночью прилетает?.. Что ж, пора
У этой пташки перьев поубавить.
Коль ты не позволяешь мне слукавить,
То я хоть посмотрю, какая кровь
У этого злодея. За любовь
Положено платить.
М а р е н а. Очнись, сестрица!
Откуда столько злобы, не понять.
Все худшее могло уже случиться,
Однако не случилось. И пенять
На ненависть за то, что та в любовь
За несколько мгновений превратилась
Нелепо, Жива! Миром разрешилась
Извечная война. И стынет кровь
Не оттого, что черный ужас в жилах,
А оттого, что попросту не в силах
Молчать, коль от любви душа поет!
Ж и в а.
Ох, знаешь, Мара, всех с ума сведет
Твое искусство говорить, всех, но не Живу.
Я не поверю волхову порыву —
Хоть сотню доказательств предоставь
Его любви...
М а р е н а. Оставь...
Ж и в а. Нет ты оставь!
Вся откровенность Волха — сущий бред!
Пойми, сестра, не может Тьма и Свет
Существовать в согласьи. Завтра ночью
Мы зарешетим иглами окно,
И крылья Волха обратятся в клочья.
М а р е н а (с тайной мыслью).
Пусть будет так... Коль Леле суждено
Узнать блаженство выше всякой меры,
Пусть знает страх блаженство потерять.
Кто видел Свет из Тьмы и в этот Свет поверил,
Сумеет дух свой к небесам поднять.
Но тот, кто, зная Свет, не ведает о Мгле,
Тот Свет — увы! — поймет не до конца.
И только самые отважные сердца
Решатся, верность окровавленной игле
Храня, спуститься в Пекло, чтоб спасти любовь...
Коль так, то Волхова прольется кровь...
(Уходят.)
А К Т V
Горница Л е л и.
Л е л я.
Я к вечеру, должно, сойду с ума
От счастья иль тревоги — не пойму.
Сегодня в полдень мне приснилась Тьма,
Что я стремительно спускаюсь в эту Тьму.
Но Мрак, где я ступила, тотчас слепнет
И с каждым шагом исчезает страх,
Новорожденная надежда крепнет,
Мрак побежден — и все, что было прах,
Подобьем Ирия становится. Очнулась
Счастливой и испуганной... Коснулась
Рукою лба — огнем горит... Беда
Иль Радость — кто из них меня сторожит
За дверью? Иль тревога сердце гложет
Иль счастье душит... По моим следам
Судьба несется... Спрятаться бы, скрыться
Иль улететь! Настигнет... Облик птицы
Не схоронил и Волха... Я боюсь.
Мне страшно... Я хочу, чтоб все свершилось.
Коль это нужно — я на Тьму решилась,
Коль нужно — факелом во мгле зажгусь.
(Отчаянно.)
О, Волх! как ноет сердце! Ночь близка,
Так значит скоро встреча... Что же мучит?
Нет, не привычная любовная тоска,
Какой-то темный ужас, страх зыбучий.
(Стук в дверь.)
Всё. Началось. И страшно, и покойно.
Должно быть, к людям так приходит смерть,
Когда ревнивая Земная Твердь
Вдруг отпускает... И неспешно, стройно
Слетаются виденья к смертному одру,
Чтобы вернуться в Ирий с Новым Вечным...
Я столько раз бродила по Дороге Млечной
С Земли на Небо...
(Стук в дверь.)
Снова!.. Отопру.
(Открывает дверь. Входят Ж и в а и М а р е н а. В руках у последней — серебряный ковшик с водой.)
Ж и в а.
Сестрица, что ж так долго?
Л е л я. Я спала.
Ж и в а (насмешливо).
Не смяв постели и не сняв убора?
Л е л я.
О нет, я задремала у стола,
Со звездами разговорившись.
Ж и в а. Ссора
У нас с Мареной вышла. Рассуди.
Возможно ли разжечь огонь в груди
У бессердечного? У порожденья зла?
Возможно ль, чтоб у зверя два крыла,
Что им носимы для своей корысти,
Чернее сажи, вдруг осыпались, как листья,
Чтоб место уступить новорожденным
Крылам — белее, чем все облака,
И чтобы темная душа легка
Вдруг стала, и признала побежденной
Себя, доселе беспощадной и жестокой?
Чтоб злоба черная очнулась звездноокой
Под утро, несмотря на то, что ночью
Блудила и куражилась, и в клочья
Рвала сердца, и нежилась в крови?
Скажи мне, Леля, силы у Любви
Достаточно, чтоб нечисть уничтожить?
Чтобы лучом живительным убить
Извечный Мрак? Скажи мне, Леля, сможет
Любовь — убить?.. Не хочешь ли испить
Водицы ключевой?
(М а р е н а вздрагивает и подает ковшик Л е л е.)
Не бойся, пей.
(Л е л я, зачарованная, пьет.)
А как ты думаешь, способен Змей
Летать под облаками, словно птица?
(Л е л я роняет пустой ковшик.)
Ты испугалась?
М а р е н а (мрачно).
Будет уж глумиться
Над бедной.
(Л е л е.)
Успокойся.
Л е л я. Я боюсь.
Что вы измыслили?
М а р е н а (ласково).
Что будет, то случится.
И неизвестно, что в твой дом стучится —
Беда иль счастье, радость или грусть.
Над нами, как над смертными, судьба
Бесчисленные опыты проводит.
Кого-то в подземелие уводит,
Чтоб тьму развеять, а кого...
Л е л я. Слаба
Я что-то... Веки тяжелей свинца...
М а р е н а.
Приляг... Поспи...
Л е л я (забываясь). Я влюблена, Марена...
Марена, я подобного лица
У нас, в Заоблачье, не знаю...
(Засыпает.)
Ж и в а. Стены
Луна посеребрила. Скоро Волх
Нагрянет... Надо нам поторопиться.
(Делает на окне решетку из игл.)
Марена, видишь золотой сполох
Над южной башней?
М а р е н а (гладит по волосам спящую Л е л ю).
Зверь влюбленный мчится.
Ж и в а.
Ну что сидишь? Оставь ее в покое.
Не ровен час разбудишь... Здесь опасно!
(Убегает.)
М а р е н а.
Иду.
(Целует Л е л ю в лоб.)
И пусть страдают эти двое
На будущее счастье.
(Уходит.)
В о л х (за окном). Леля, здравствуй!
(Свет гаснет.)
А К Т V I
Пекельное царство. Окровавленный В о л х, М а т ь - С ы р а З е м л я.
З е м л я.
Молчи и плачь... О, если б я все знала
Заранее, не отпустила б! Плачь. Молчи.
И в небесах бывают палачи,
Сынок, и в небесах. На дне подвала,
Во Мраке, в Царстве Тьмы сто крат честней
Кровавить перья — здесь глуха надежда,
Здесь крылья — лишнее, как мертвому одежда...
(Осторожно.)
Как сердце — змею... О, забудь о ней,
Сочти, что это все тебе приснилось.
В о л х (устало).
Здесь не бывает разноцветных снов.
Я знаю, мама, что моя Любовь —
Была.
З е м л я.
И где она теперь? Разбилась,
Как шар хрустальный, что луной зовут!
Как домик из песка на побережье
Размыта волнами! Зачахнут и умрут
Воспоминанья, чаянья... Надежды
В прах обратятся. Голову остудишь —
Лишь подивишься дерзостям былого
И пуще прежнего возненавидишь слово
“Любовь”.
В о л х. Любовь...
З е м л я (горько). О чувстве позабудешь.
Доверься опыту старухи и берись
За прежние дела.
В о л х. Я не сумею.
Я нынче Сокол, мама. Крылья Змею
По сердцу, бессердечному, пришлись.
З е м л я.
О чем ты думаешь?
В о л х. Я думаю о небе.
У Сокола не может быть причин
Свободу ненавидеть.
З е м л я. Эка небыль!
Ведь это не по чину!
В о л х. Что мне чин!
Я слишком долго звездными парами
Дышал и слишком долго нежен был —
Я к этому привык. И белых крыл
Чернить я более не стану.
З е м л я (светлея). Пламя
Любви в тебе, сынок, во много раз
Сильней пожара ненависти. Птичий,
Отныне, Бог — мой Волх. И ради синих глаз
Наивной девочки отрекся от величья
Вселенского... Неведомая сила
Должна таиться в лелиных глазах,
Коль зверя, нагоняющего страх
На все живое, мигом покорила...
(Вздох.)
Но что о прошлом толковать! Берись
За прежние дела.
В о л х (устало). Я не сумею.
Я нынче Сокол, мама. Крылья Змею
По сердцу, бессердечному, пришлись.
З е м л я (тоскуя).
У каждого свое предназначенье.
И даже мы не в силах изменить
Своей судьбы... Но тоненькая нить
Встревожившая Тьму своим свеченьем
Твое запястье неслучайно обвила.
И неслучайно Волха привела
В край поднебесный, в вожделенный Ирий.
(Горько.)
Но что-то изменилось в горнем мире.
Иль кто-то в небе небу изменил...
Ни черных помыслов, ни темных сил
От века не водилось в небе... Что же?
Не зависть ли сердца бессмертных гложет?
Не страх ли их, бесстрашных цепенит?
Уж не остыла ль у великодушных
Душа?
В о л х (устало).
Не всяк, кто по небу парит,
Достоин крыльев, мама... Смрадно. Душно.
Тоскливо. Страшно. Больно.
З е м л я (в тихом отчаянии). Волх, берись
За прежние дела!
В о л х (задыхаясь).
Я не сумею...
Я нынче Сокол, мама. Крылья Змею
По сердцу, бессердечному, пришлись.
З е м л я (вспыхивая).
Тебя томит Великая Тоска!
Как жалок Волх, когда он безутешен!
Ты не достоин даже волоска
Того, кто звался Волхом! Знать, поспешен
Был твой прорыв, безумец, в небеса!
Птенец, мальчишка, глупая зверушка!
Ведь яблоки всевластья — не игрушка,
Дорогу к ним и смертная коса
Не выкосит — о звезды зазубрится,
А ты решился до заоблачной страны,
До Золотого Ирия добраться птицей,
Не искалечив крылья? Из Богов войны
Мудрейший! Ты с младенчества угрозой
Не только Подземелью был! Смеясь,
Людей калечил страхом. Он, вонзясь
В отважные сердца отравленной занозой,
Бесстрашье замораживал в груди
На сто веков вперед. А ныне, ныне!
У самого в груди бесстрашье стынет,
Как у простого смертного!
(Входит Л е л я в рубище, с окровавленными ногами. В руках — огромный букет алых роз.)
В о л х (устало). Суди,
Трави упреками, буди в крылатом зверя.
Я знаю, не великая потеря —
Погибель Волха.
З е м л я. Бог войны, берись
За прежние дела!
Л е л я. Он не сумеет.
(В о л х и З е м л я, замечая Л е л ю, столбенеют.)
Он нынче Сокол.
В о л х. Леля...
Л е л я. Крылья Змею
По сердцу, бессердечному, пришлись.
(Л е л я целует В о л х а.)
З е м л я.
Любовь в Подземном царстве?! Явь ли, сон?
Такого не бывало испокон.
Голубушка, разбила ноги в кровь...
Не сон ли? В Царстве Пекельном — Любовь...
Л е л я.
Нашла...
В о л х (мрачнеет).
Лети, родимая, назад.
Л е л я.
Назад?
В о л х (пуще мрачнеет).
Лети домой.
Л е л я. Домой? Я — дома!
Здесь, в Царстве Непокоя, в царстве грома
И ливня огненного. Я на Сад
Серебряный подвал не променяю.
Тот Мрак, где ты, дороже всех светил
Небесных. Мне не надо звонких крыл. —
Я без тебя и с ними не летаю.
З е м л я.
Что это за цветы?
Л е л я. О, это розы!
Я больше половины по пути
Их растеряла — не смутят морозы
И засуха их не сожжет. Цвести
Столетья лелиным цветам.
Что ни бутон — то капля жаркой крови
Со сбитых ног моих...
(Отчаянно.)
Я по пятам
Шла за тобой во Тьму. А ты? Насупив брови,
Меня, невесту, как чужую, гонишь вон!
Ты не простил мне мой глубокий сон
В ту злую ночь? Ах, Жива и Марена,
Не веря в то, что любишь ты, меня
Спасти от беспощадного огня
И Ирий наш от неминуемого тлена
Решили, опоив меня водой
Из сонного источника, а сами
Жестоко поглумились над тобой...
А я — босой, с неубранными волосами,
В исподнем — понеслась тебя искать,
А ты: “Лети домой!”
В о л х. Моя жена!..
(Гром со всех сторон.)
Но что это?
З е м л я. Восточная стена
Рассыпалась.
(Заслоняясь рукой.)
О, подожди блистать,
Немыслимое солнце! Бог войны,
Умерь же буйство солнечных лучей!
В Подземье отроду не жгли свечей,
А нынче — солнце здесь!
(Пущий грохот.)
От западной стены
И камня не осталось...
Л е л я. Будь же волен
От кандалов, которые носил
С младенчества. Таких на свете сил,
Что справятся с Любовью, нет! О Воин,
Защитник мира!
В о л х (горько). Ныне — мелкий тать.
Л е л я.
Мой нежный друг, мой Волх, мой ясный Сокол!
(Целует его.)
З е м л я.
И нам, бессмертным, не под силу разгадать,
Порою, всех хитросплетений рока.
(Занавес.)
24 марта — 2 апреля 1996
(переработана в марте