Симфония ля-ля мажор 1
Увертюра
1. Все взрослые во сне становятся детьми
2. Всё, что является на свет – является из тьмы
3. Ничто стремится обратиться в нечто
4. А временное часто «думает», что – вечно
5. Свет выбивает из пространства пыль
6. А человек «налаживает» стиль
7. Стиль требует условности у тела
8. Условность отрывается от дела
9. Кровь разбавляется холодною водой
10. Вода – питьё, но может быть едой
11. Всегда есть варианты у суда
12. Без тока голодают провода
13. Движению сопутствует процесс
14. Семейно совершается инцест
15. Роль клеится как лейбл к типажу
16. Два мужика дерутся за межу
17. Стихийность обращается к стиху
18. Медведь таскает шубу на меху
19. Кому грозит глобальность потепленья
20. Когда начнётся светопреставленье
21. Последний очень долгим будет день
22. В чём замысел, что хоровод идей…
23. Эфир разогревается от слов
24. Земля клюёт, как рыба на улов.
25. Пространство сходится до гробовой доски.
26. Белее, белого становятся виски.
27. Растут, цветут и старятся «цветы».
28. Материя не знаёт пустоты.
Часть 1
Все взрослые во сне становятся детьми,
поскольку беззащитность в забытьи
присутствует первоначально,
и… «Посреди густой пещерной тьмы
хрустальный гроб качается печально…».
Когда нас в вещих снах находят
мечты, надежды, чаянья и страхи,
и будущего явственные знаки
из глубины неведомой выходят
и тем в калифы на часок возводят,
тогда одни пытаются шутить,
другие – во все тяжкие стремятся,
а третьи – вопрошают: «Быть или не быть?»,
четвёртые… четвёртые – гордятся;
считают, что в пророки нам годятся.
А мне бы, право, разобраться
в себе самом: определиться с братством,
с иными терминами человечьей речи, -
ведь может выйти, получиться, статься, –
уйду, не разрешив противоречий.
Хотя скорее так оно и будет,
но не за это Высший суд осудит, -
за то, что от сомнений
для души
искал определенности в остуде
и в сочинительстве желания глушил.
Часть 2
Всё, что является на свет – является из тьмы;
она и наяву и в забытьи
по форме и по свойству – бесконечность.
Здесь знак не важен – «минус» или «плюс», -
здесь важно, что её я не боюсь;
поэт из суеты объять стремится вечность.
Тьма – не синоним, а антоним пустоты;
хотя и в пустоте есть чувство красоты,
соединяющей в единство мироздание.
И не пустяк Малевича квадрат;
Художник ведь ни чуть не виноват,
что не находит в ком-то сострадание.
Другое – свет; он средство, но не цель.
Слепец с рождения как выглядит метель
не может знать, в познанье ограничен, -
как был…, как есть слепой – всегда слепой;
не объяснить ему ни порознь, ни толпой, -
чем вид метели от дождя отличен.
Условна, вне сомнений, темнота,
однако, безусловно содержание;
в нём – фараоновых коней – утопших – ржание…
и чёрный карлик – «непонятная» звезда,
и спящие без света города,
рифм ограниченность и ритмов подражание.
Часть 3
Ничто стремиться обратиться в нечто,
чтоб опровергнуть незначительность свою.
Возможно, потому и я пою…
Но повторяемость подмечена
во всём. Неповторимость – непривычна,
и иногда как будто неприлична.
Привычка всё преображает в стиль,
но повторение –
тираж –
движение в утиль;
утиля суть –
сырьё;
вращение беспечно,
началу, всё равно,
предшествует конец
(чему, кому) другому;
и Царя венец
несовершенству homo
путь освещает млечный.
Часть 4
А временное часто думает, что – вечно…
Есть нечто общее между звездой и печью:
и та, и та со временем ветшает, -
Материя небесный оборот
вокруг распахнутых для бытия ворот
по внутренним часам бессрочно совершает.
То, что всему и всем всегда отдельный срок,
иные именуют словом «рок»,
обозначая предопределенность,
но это обстоятельств интеграл,
в котором кто-то что-то «выбирал»,
имея ту или иную склонность.
Претендовать на вечность – ах, смешно;
Богач, бедняк тряси своей мошной, -
тот не Творец, кто с догмами не спорит.
Пусть спорящий «в лепёшку разобьётся»
в стремление: вдруг истины добьётся, -
и сердце «подвигом» однажды успокоит.
А вечность, как стояла – так стоит;
всё растворяла, растворяет, растворит
во времени желудочном соку.
Но «в словаре копается поэт»;
собственноручный пишет он портрет
из слов; их хватит на его веку.
Часть 5
Свет выбивает из пространства пыль,
пыль на пол непрерывно оседает…
Романтик снова домик покидает,
чтоб обратилось то, что было – в быль,
чтоб разорвать пространством цепь событий,
как цепь однообразнейших соитий.
Пыль оседает, копится, густеет
и уплотняется, сжимается, твердеет…
и переходит в часть земной коры,
и, как кора, возможно, каменеет;
на камне безопасно жечь костры
для жертв, которые, сжигая, не жалеют.
Чего жалеть? – билет в один конец
у каждого с рождения «в кармане»…
но желторотый вновь пищит птенец –
у мамы просит манны или money,
поскольку есть желудочек и рот,
и «стережет добычу рыжий кот».
Его добыча, ведь не только мышки,
сметана, колбаса, но и детишки
различных – в том числе и певчих – птиц.
А на дворе, на улице и в доме –
последний век скрипучих половиц;
всё больше древесину экономят…
Бумажной книге меньше в жизни места;
их из жилищ выносят, словно, мусор.
Мне тоже иногда от книг в квартире тесно,
но книги на помойке – это грустно.
Теснит компьютер натуральный звон страниц…
Последний век скрипучих половиц.
Часть 6
А человек «налаживает» стиль.
У каждого – «на языке свой вертится мотив».
Мотивов совпаденье не типично;
типичен вариант несовпадения.
Не просто так считается логично
определенных правил соблюдение.
Лицо всегда отлично от лица.
Вот близнецы из одного яйца.
Всмотрись, –
найдешь и в них различия
в штрихах портретных,
а в характерах – тем более.
Поскольку у Творца есть творческая воля
…творенья вылеплять в обличия.
Стиль отражает внутреннюю суть:
души размах, свободы степень, путь –
как неких достижений образец.
Но стиль и сам – влияния агент.
Ведь двойственность системы, наконец,
инвариантный для явлений компонент.
Меняем стиль – меняется субъект.
Снимая «лягушачью кожу»,
«лягушка» превращается в момент
в ту, что красавиц всех иных пригоже.
И надо волей «дурака» располагать,
чтоб кожу «лягушиную» сжигать.
Часть 7
Стиль требует условностей у тела…
Условие задачи, цель и тема
«актёру» подбирают форму стиля:
сегодня – панк, а завтра – коммунист;
сегодня «Дон-Жуан», а завтра он – «Атилла»…
сегодня – зритель, завтра – стиль «артист».
Сегодня…, завтра…, зритель… стиль «артист», -
всё совмещается: и действия, и место.
Чтеца к последовательности принуждает лист,
но существуют на бумаге буковки совместно.
Условность гонится за словом попятам;
её не избежать вещающим устам.
А цельность – как зашоренность души.
Все виды насекомых хороши.
Прекрасен мир в своём многообразье.
Хамелеон – достойный образец.
Да здравствует любой сегодня праздник
и рифма подходящая на «…ец»!
И так: условность – это человек;
её отбрось и выйдет зверь дремучий.
Чело на ножках продолжает бег,
от ограниченности личной мучась.
И я бегу, бегу, бегу, бегу…
Остановиться бы.
Сегодня – не могу
и не желаю, -
пока я «бег на месте» продолжаю,
есть ощущение наполненности жизни;
ведь важно время коротать легко
в служенье женщине, общине и Отчизне.
А совершенство слишком далеко.
Путь к совершенству ограничен целью;
К вершине взгляд прикован, словно цепью.
Гора – как женщина – вначале видом манит.
Но много гор вокруг.
Которая обманет
тебя, мой друг?
Чтобы хотя б с одной горою «разобраться»,
не хватит жизни целой, может статься.
Привет, Сизиф, привет!
Ты не один катаешь в гору камень,
не отвлекаясь на весёлый звон монет…
Амен.
Часть 8.
Условность отрывается от дела,
придумывает новые дела.
Вот, например, абстракция. О чем она напела?
Что сердцу и уму дала?
Ей, как картине, на стене висеть…,
чтобы входящему увидеть, рассмотреть,
«упасть…, отжаться…»,
на часик у «шедевра» задержаться,
или, рассеянно скользнув небрежным взглядом,
«проехать» мимо; мол, висит и ладно –
пускай висит –
глаза «мозолит»
и славит автора или позорит;
и славу, и позор Господь простит.
В кардиограмме за волной волна
бегут столбцы, развёртываясь в строки.
Чья – Автора иль Зрителя – вина,
что живы в человечестве пороки?
Не говорите: дьявол или чёрт, -
условности и здесь ведут привычный счёт.
Часть 9
Кровь разбавляется холодною водой,
вином дешевым, водкой, пивом с газом,
или какой-нибудь бурдой,
чтоб изменять реальность раз за разом.
Свободы-несвободы проявление –
как высший промысел, как поиск вдохновения.
Жаль, - не возможно вдохновение копить, -
не только лишь продать или купить.
А рукопись… пусть полежит;
еды она не просит.
Ну, разве что Идея «убежит»…
известно: ветер мысли носит…
Уверенности в правоте – видней.
Ведь правота – от слова «правый», «правит».
Тот прав кто «как?», «куда?», «зачем?» – уверен, знает,
и, цели подчиняясь, подчиняет теченье дней.
Потом его (её) рассудят иль осудят,
Но это лишь потом бывает, было, будет.
Я не уверен. Значит я не прав?
У неуверенности сложный нрав:
всё подвергается сомнению, проверке,
уходу, возвращению, измене,
и меряется собственною меркой –
длиною кровотока в вене.
А кровь… течёт, течёт, течёт
в сосудах кровяных и из сосудов…
Процесс течения… химический учёт
состава при простудах,
при иных болезнях,
для изучения и излечения полезны.
Цель изучения – одна – продленье жизни;
жить долго, чтоб дожить до катаклизма,
до столкновения с обломками планет
под звон дождей, кузнечиков, монет,
скучая в разговоре тет-а-тет
по поводу стремительности лет.
Часть 10
Вода – питьё, но может быть едой.
Когда нет ничего другого,
довольствоваться должно и водой;
в ней жизнь, в ней смерть, и стоит дорогого.
Но воду тот способен оценить,
кто день, хотя бы, смог ни есть, ни пить.
Бывают же на свете чудаки…;
от жажды умирают у реки;
подайте в чистом поле им источник пива…
Разборчивость или каприз?
У всех и каждого есть право жить красиво.
Но красота – внимательности приз.
Так, красота воды неоспорима;
Божественным началом сотворима,
в любом из состояний хороша,
вода – не жизнь, вода – её душа.
Питье воды – употребленье душ,
остерегайтесь пить из грязных луж.
Из чистых – пить остерегайтесь тоже;
ведь неизвестен код,
что кем-то в лужу вложен.
Часть 11
Всегда есть варианты у суда.
Не доверяют судьям города,
и приговор любой сомненью подвергают,
и личный – суд по совести – творя,
законы прочие не принимают;
их игнорируют, иначе говоря.
Старинный есть вопрос: «А судьи кто?», -
из области риторики, пожалуй…
Коль у судьи шикарное авто
при бедности страны и при зарплате малой,
за точность приговора кто может поручиться,
«не дружит тот с мозгами» и «следует лечиться».
Но если нет авто, ещё на факт,
что будет справедлив судебный акт.
Коммуникации… усердность в службе… связь
и подчиненье «Праву телефона»…, -
и снова на свободе преступлений «князь», -
подростку глупому – тюрьма – за кражу лома.
«Быку» с «юпитером» судиться нет резона…
Но «тварь дрожащую» ждёт непременно «зона».
Часть12
Без тока голодают провода.
Без поездов в тоске ржавеют рельсы.
В отсутствие идей творцу не жизнь, – беда.
Без пассажиров бесполезны рейсы
автобусов, паромов, самолётов…
И исчезают без воды болота.
Так без любви скудеет человек,
перерождается в подобие машины,
и наблюдается из-под припухших век,
стальное равнодушие мужчины
иль женщины идущей в «никуда».
Там – в «никуда» – предчувствием – беда,
и за спиной – как правило – пустыня
и боль,
похожая на Яра боль, на боль Хатыни,
и пепел пепелищ…,
и кровь кричит…,
и родниковая вода
тогда
горчит.
Часть 13
Движению сопутствует процесс.
Точнее, не процесс – процессы:
Стираются подошвы туфелек принцесс
иль воротник рубашки у повесы…
………………………………………..
………………………………………..
Известно, что Америк открывать
не получается, забравшись под кровать.
и сидя на печи, конечно, - тоже.
Скорее «вон из лягушиной кожи»!
А там объявиться иль «дура», иль «дурак»,
чтоб сжечь её. Сожжёт – и будет так.
И жизнь как будто заново начнётся.
и Бог над человеком «посмеётся»;
ведь человек – наивное создание –
идёт в огонь, под камнепад и в воду
из-за безделицы – за право обладания –
за женщину, за славу, за пищу, за породу…
Но как же… «печь». Теперь в быту компьютер;
реальность новую имеем налицо.
И каждый Данте, Бонд… и каждый Мартин Лютер,
мир виртуальный наводнён свинцом.
И от компьютера с печи лишь по нужде слезая,
творит «творец», природу презирая.
Часть14
Семейно совершается инцест;
как результат сужения сознания,
как замкнутой системы интерес
биологического миропринимания.
Вот Хава и Адам, и их родные дети…
Поскольку не было других людей на свете…
Теперь инцест – проклятие семьи.
К чему же рассуждения мои?
Ведь тема – скажем так: не актуальна.
Ну, разве… жизнь реальна, сюрреальна...
И в словаре «инцест» присутствует, как слово,
что значит: в жизнь, как в текст, оно войти готово
не только лишь для «жёлтого словца».
«Инцест» звучит, как маска для лица.
Но что тогда скрывает эта маска.
Скрывать лицо. Не в этом ли завязка
истории. Разоблаченье лиц
ведь требует у Автора страниц.
Часть15
Роль клеится как лейбл к типажу –
знак фирмы – на изделие любое.
И, протестуя, я из роли выхожу,
бывает, - с боем, чаще же – без боя.
Противна ярлыков магическая власть,
как жизни некая поверхностная часть.
Но ярлычок – обычный ориентир
в огромном обезличенном пространстве.
Как – без него?
Из тысячи квартир
не отыскать одну при сердца постоянстве.
И каждый, если сам себе не враг,
как око бережёт потери страх.
Отсутствие такого страха
ведёт к стене, в петлю, на плаху… –
в иной потусторонний мир,
где тишина превыше всех вещей,
где нет кумирен и кумиров,
где не обжечься от горячих щей.
Но страхом управлять, одолевать
заманчиво тщеславию с гордыней;
им мятежи привычно затевать
для разрушения какой-нибудь твердыни.
Наградою победа или смерть
– когда «не по зубам» твердыни данной твердь.
Часть16
Два мужика дерутся за межу,
за женщину, за первенство, за долю.
Но в драке нечто я смешное нахожу…
Как зрелище спортивное – не скрою –
мне любопытна драка иногда.
Но кровь людская всё же не вода.
Участником пассивным – наблюдатель.
Пассивность относительна, читатель!
Когда у наблюдателя есть личный интерес,
его симпатии дают прибавку в весе, в силе,
влияют на итог, на сам процесс.
Меня поймёт, - кого в толпе чужой однажды били.
До глупых мужиков же дела нет.
Дерутся? Что ж, набьют друг другу морды.
Станут биты – чуть поумнеют и… привет!
А драки, ещё долго будут в моде,
альтернативой скуке и рутине;
как дань батальной сцене на картине…
И победитель, половой заслужит акт
как некий от природы данный факт,
как безотчетный выбор самки
в стремлении заполучить отборное потомство,
способное жить, выжить, выживать,
крушить и втискиваться в рамки,
и, если надо, «ближних пожирать»,
используя все связи и знакомства.
Часть 17
Стихийность обращается к стиху.
Стих требует разметки и размера;
что означает: на бумаге и слуху
стихийность обретает чувство меры,
и, в гармонический заковываясь ряд,
к отряду прибавляется отряд.
Шагают стихотворные полки;
Шаги их тяжелы или легки.
Печатают в бумаге каждый шаг
так, будто чистый лист им кровный враг.
Играет музыка, и слушает народ.
Полки идут вперёд, вперёд, вперёд.
Что впереди? Там книжный переплёт,
библиотеки, стеллажи, и полки,
и ожидание, что кто-нибудь возьмёт,
откроет и прочтёт от корки и до корки.
А если не откроет, не прочтёт,
придёт сотрудник на переучёт.
Придёт сотрудник, с книги пыль сотрёт,
возьмёт для диссертации научной,
цитаты выберет, «по буквам разберёт»
и хорошо, коль будет текст не скучный.
Под знаком исторических идей
он имя «новое» откроет для людей.
Часть18
Медведь таскает шубу на меху
по праву и по прихоти природы;
так лица «носят» расы и народы,
и человеку любопытно: “Who is who?”
и непременно надо посмотреть,
как выглядит без шубы зверь медведь.
И с тем медвежьей шубой завладеть,
отведать медвежатины попутно,
и шубу на себя надеть,
в звериной шкуре чувствовать уютно,
поскольку в нём звериное есть тоже,
хотя – острее ум и тоньше кожа.
Но души у зверей и у людей
между собой по уровню разнятся;
и Богу служит праведник, но служит и злодей…, -
есть выбор на кого равняться.
И надо правде должное отдать:
известна и злодейству благодать.
Часть 19
Кому грозит глобальность потепленья? -
зависит от параметров процесса:
от интенсивности, величины продленья…
но больше – от Высоких интересов;
их человеку сложно понимать
(как Бесконечное – глазами обнимать).
Процесс идёт своею чередой:
«секунда за секундой», «шаг за шагом», -
влечение к перемещениям пространств,
как к перемене блюд (коль сравнивать с едой),
и к переменам цвета, вкуса, - не связано с отвагой;
это шанс
отведать новых (для гурмана) «яств».
Где буква «Я» – наличие субъекта –
живой природы, биоэлемент,
показывающий энтропии вектор,
фиксирующий цифрою момент.
«Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!»
«Продлись очарованье…», - в общем, ясно:
ячейка памяти, ячейка бытия,
где быт и «Я»
сливаются в едино.
Быт, быть, любить, любиться, любоваться…
Жить – значит чувствовать (страдать необходимо?)
и продлевать, и продлеваться…
Известно: полюсов обоих льды
неотвратимо тают.
Бояться наводнения беды,
когда над миром ангелы летают,
бессмысленно. Расслабься недруг, друг –
не долог обитанья тесный круг.
Часть 20
Когда начнётся светопреставленье,
места в патере обеспечит случай…
Весьма прелюбопытное явленье!
Как ухитриться, разглядеть получше,
чтоб ничего – Бог даст – не упустить.
упустишь, - что ж – и это Он простит:
кто не успел поесть, - умрёт голодным,
злодей – злодеем,
благородный – благородным,
поэт – поэтом,
богачом – богач,
конечно, трепачом умрёт трепач,
семьёй у очага умрёт семья,
умрут все-все…
как все умру и я.
Часть 21
Последний очень долгим будет день.
Что значит – день. – Условное понятие.
На относительность возьми его, надень, -
широкое получишь восприятие.
Миг для Вселенной для людей – века.
А облака?.. Что для Вселенной облака?
Что – мотылёк? Что – шум морской волны?
Что – бег Земли в кольце одной Луны?
Значительность. Что щёки раздувать,
кичась умом, талантом, достижением…
Энергию из праха добывать
уж научились. Дело в продолжении.
Легко игрушку разломать,
из любопытства (как ещё узнать
«что там внутри»),
и после, чужую вспоминая мать,
напрасно взломщика обидно обзывать
и раз, и два, и три…
Земля – игрушка, чудный островок,
подвешенный на тонком волоске
в пространстве космоса, в пространстве бытия
А люди из земли азартно тянут сок
для городов на камне, на болоте, на песке…
Расплата ждёт. Вопрос: увижу ль я?
Часть 22
В чём замысел, что хоровод идей
безостановочно кружиться?
«Добряк» и «равнодушный», и «злодей»,
теорией спешит вооружиться,
«облагородиться» спешит и оправдаться,
чтоб обоснованно желаниям отдаться.
Идеями устелен всякий путь
с рождения, и «с материнским молоком»
приходится их внутрь себя тянуть…
«вбивают» их мудрёным молотком
в семье и в детском садике, и в школе
играючи и с примененьем боли.
Идеи – рычаги переворотов;
ведут на смерть и вызывают рвоту.
Им удавалось многих обмануть,
ограбить, оболванить, обездолить.
Потерянное не вернуть,
в суде имущественном не отспорить.
Часть 23
Эфир разогревается от слов,
от трения о воздух языков
живущих на Земле народов.
Нет, не было, не будет никогда
того, что именуют истинной свободой,
поскольку падает не вверх, но вниз вода.
Растёт температура бытия.
Пытаясь от Земли всё дальше оторваться,
что ищем ты и он, и я,
куда мы вырваться хотим или прорваться?
Чтоб новые построить города;
в них жить и исчислять года?..
Я осуждён на жизнь. Я осуждён на смерть.
Как от двойного приговора отказаться?..
Что я могу? Лишь научиться петь.
И, научившись, до конца остаться
Поэтом – певчим при своей судьбе,
Поющим, что придёт… и о тебе.
Часть 24
Земля клюёт как рыба на улов.
Где удочки? Где лодка? Где весло?
Какой крючок? И кто рыбак?
На чьей сковороде ей жариться придётся?
Иль может быть, всё нынче обойдётся –
Он скажет: « Хорошо, голубушка!.. Good luck!
Я нынче сыт. Улова мне не надо.
Чуть поигрался, позабавился и… ладно.
Есть много в банке у меня идей.
Тебе съедобной кажется любая.
Но я же ни какой-нибудь злодей!..
Идеи нет противней, лучше Рая.
Противовесом Раю – Ад.
Придумано-то как!.. Придуманному – рад.
Иначе скукою наполнился бы мир.
Должно в нём нечто в тайне находиться.
Когда у разума отсутствует «кумир»,
тогда ему и не к чему стремиться».
Часть 25
Пространство сходится до гробовой доски.
Доска сопреет, превратится в уголь.
Я счастлив, что мы не были близки –
не знались и не загоняли в угол
своих невольно провинившихся детей,
и не искали в стороне затей.
Часть 26
Белее белого становятся виски.
Жизнь продолжается, и поиски ведутся,
И ветры двигают пустынные пески.
и, может быть, ещё при мне найдутся
все десять из утерянных колен –
изгнанников в чужбину, в горький плен.
Часть 27
Растут, цветут и «старятся» цветы;
они как люди; замыкают круг,
уходят в дом великой Темноты,
и превращаются в питательную смесь
для новой поросли. Какой? Зачем? Бог весть…
Но обновляется и зеленеет луг;
и даже там, где не трудился плуг…
Часть 28
Материя не знает пустоты.
Пространство-время дышит тьмой и светом
Растут, цветут и «старятся» цветы.
Мы – жили, кажется…
для поиска ответов.