Часть 2
«Словно с отдыха, с жаркого юга», я вернулся в Россию. Была пятница. После тяжелого ранения в голову я сильно изменился, а здесь, на моей родине, мало, что изменилось. Здесь опять спорили. Чехов, «Дядя Ваня» и Астров. И кто-то кому-то горячо объяснял: «Ты можешь топить печи торфом, а сараи строить из камня. Ну, я допускаю, руби леса из нужды, но зачем истреблять их? Русские леса трещат под топором, гибнут миллиарды деревьев, опустошаются жилища зверей и птиц, мелеют и сохнут реки, исчезают безвозвратно чудные пейзажи, и все оттого, что у ленивого человека не хватает смысла нагнуться и поднять с земли топливо. Надо быть безрассудным варваром, чтобы жечь в своей печке эту красоту, разрушать то, чего мы не можем создать. Человек одарен разумом и творческою силой, чтобы преумножать то, что ему дано, но до сих пор он не творил, а разрушал. Лесов все меньше и меньше, реки сохнут, дичь перевелась, климат испорчен, и с каждым днем земля становится все беднее и безобразнее». И я решил посадить еще три дерева. Сначала я пошел и выкопал три дерева, а потом их закопал. Светло стало на душе запели птицы! Однако, если рубят леса, значит это кому-нибудь надо…
Многого я еще не понимал. Но тогда я чувствовал, что за Лениным – правда, а впереди – светлое будущее! Именно Владимир Ильич приоткрыл мне в 1899 году глаза не только на мое развитие, но и на «Развитие капитализма в России». И опять я стал думать о революции. «В естественной и неразрывной связи с низкой заработной платой и с кабальным положением уральского рабочего стоит техническая отсталость Урала. На Урале преобладает выделка чугуна на древесном топливе, при старинном устройстве доменных печей с холодным или слабо нагретым дутьем. В 1893 г. доменных печей на холодном дутье было на Урале 37 из 110, а на Юге 3 из 18. Одна доменная печь на минеральном топливе давала в среднем 1,4 млн. пуд. в год, а на древесном - 217 тыс. пуд. В 1890 г. г-н Кеппен писал: «Кричный способ выделки железа все еще прочно держится на уральских заводах, тогда как в других частях России он уже вполне вытесняется пудлингованием». Применение паровых двигателей на Урале гораздо слабее, чем на Юге. Наконец, нельзя не отметить и замкнутости Урала, оторванности его от центра России вследствие громадного расстояния и отсутствия рельсового пути. До самого последнего времени доставка продуктов из Урала в Москву происходила главным образом посредством примитивного «сплава» по рекам раз в год».
И было тяжело про-слышать, что где-то в далекой стране, вызывавшей у меня жар, «Карнеги доминировал в сталелитейной промышленности. Он продавал свою продукцию по ценам ниже, чем менее оборотистые конкуренты, и его заводы постоянно работали на полную мощность. Износа оборудования Карнеги не боялся, ибо имел точные расчеты, показывающие, что дешевле построить новый завод, чем ограничить выпуск новой продукции. И он, не колеблясь, отказывался от старых технологий, выбрасывая еще вполне пригодное оборудование, если новые технологии обещали снизить затраты. В 1873 – 1875 годы на своих сталелитейных заводах он смонтировал дорогостоящие конверторы Бессемера, но, узнав, что английский химик-любитель открыл более дешевый способ производства стали с применением открытых печей, немедленно заказал это оборудование и перешел на новую технологию. Небольшая экономия на тонну продукции при очень высоком объеме производства быстро оправдала затраты». (Не следует помнить, что Бессемеровский процесс производства стали в конвертере был разработан между 1855 и 1860 г., а процесс Сименса-Мартена для производства стали в открытой печи появился во Франции и Англии несколькими годами позже. Каждый из этих процессов появился в США с запозданием в несколько лет после их внедрения в Европе.) А когда он к 1881 году создал концерн «Братья Карнеги и Ко лимитед» и заявил: «Рынок мой, я могу делать с ним что захочу. И я не вижу причин, почему должен делиться с вами своими доходами»? Тогда я купил револ-ьвер. Так, на всякий револ-юционный случай. «Ведь мы не Боливия, - думал я по дороге на Обуховский завод – и у нас может получиться так, как получилось на Кубе».
Не страшась ничего, Лев Гумилевский в 1975 году писал своим друзьям: «Бессемеровскую мастерскую на Обуховском заводе начали строить в 1868 г., тотчас, как только Чернов показал, что потенциальные возможности стального литья неисчерпаемы, а закончили только в 1872 году... Введение бессемеровского процесса на Обуховском заводе было не первым опытом получения бессемерской стали в России. За пятнадцать лет до того в Златоусте горный инженер Николай Васильевич Воронцов, лучший ученик Обухова, ознакомившись с привилегией Бессемера по иностранным журналам, сконструировал небольшую реторту и при первых же опытах в ней получал хорошую сталь. Занятый в то время организацией сталепушечного производства по системе Обухова, Златоуст не обратил внимания на результаты бессемирования, полученные Воронцовым. Реторту выбросили в лом и об опытах Воронцова забыли. «Таким образом, мы были первыми, получившими бессемеровскую сталь», напомнил Чернов членам Русского технического общества, докладывая в феврале 1876 и в марте 1877 года свои «Материалы для изучения бессемирования». (Джобс: Мы лучше, чем вы? Наша продукция ЛУЧШЕ! Гейтс: Ты так и не понял? ЭТО УЖЕ НЕ ВАЖНО! «Пираты силиконовой долины») Теоретически обосновав русский способ бессемирования, Чернов доказал на практике его преимущества». Вот это поэзия. И друзья гордились этим. Ведь человеку для гордости, как и для счастья, немного надо. И день-ги здесь не причем. «Американскому бизнесмену – говорит в 2003 году М. Веллер, - этого не понять: хрен ли ему стихи и высокие материи, он бабки кует – и хоре». В Америке всегда все было не как у людей высоко духовных. «В самом начале Карнеги был необходим капитал, который он получил частично через Джуниуса Моргана. Но в отличие от железных дорог, которые требовали постоянных финансовых вливаний, сталелитейная промышленность оказалась настолько рентабельной, что через какое-то время он больше ни от каких банкиров не зависел». Смешные люди. Им никогда не понять, что «для русской металлургической промышленности способ Чернова имел не меньшее значение, чем само изобретение Бессемера». (В 1878 – освоили производство мартеновской стали). А о том, что «с середины 1880-х годов началось бурное строительство новых чугуноплавильных и сталелитейных заводов почти исключительно на иностранные капиталы и при помощи иностранных инженеров… и даже был случай покупки в Америке целого трубопрокатного завода и перемещения его в Мариуполь со всем устройством»… можно было бы и не говорить…
В свободное от головных болей и раз(ных) мышлений время я снова учился читать и писать. Мне очень хотелось знать «Заветные мысли» Д. Менделеева. Уж-о с очень большим почтением я относился к этому человеку. И вот однажды с трудом, по слогам я все-таки прочитал: «В стране с неразвитою… правительственною машиною и промышленностью нет спроса для истинного образования… и там, где господствуют вялость и формализм, самостоятельные специалисты с высшим образованием не находят деятельности в общественных и государственных сферах… Истинно образованный человек… найдет себе место только тогда, когда в нем, с его самостоятельными суждениями, будут нуждаться или правительство, или промышленность, или говоря вообще, образованное общество». Да, оптимизма в этом было мало. А вот у Виктора Ногина оптимизма было больше. Начитавшись Маркса и оценив его «Капитал», Виктор как-то не удержался и заявил моим знакомым ветеранам народовольцам, вспоминавшим былые дни: «Сижу я, слушаю вас, и, знаете, меня зло берет: да нешто можно жить вот так, в мире иллюзий? Россия кипит, всюду идет борьба — и с фабрикантами и с царем. И эту борьбу направляют социал-демократы. Нам принадлежит завтрашний день. Двадцатый век наш, как девятнадцатый был вашим! Плачьте, хнычьте, а мы пойдем к народу, до которого вы добраться не сумели. И вместе с этим народом осуществим задачу той самой «Народной воли», от традиций которой мы будто бы отказались, — свергнем самодержавие!» В этом я был с ним солидарен! А с со(циа)лидарностью ко мне пришла и солидность. С приходом со(циа)лидности, мне многое перестало нравиться. Я стал чрезмерно справедливым и раздражительным. Меня все касалось. Но мне не нравилось, когда касались Ленина, тем более как политика. А знатокам экономии, любителям поспорить, я вообще никогда не доверял. Я видел только то, что я видел. Я просто верил Ленину. И вверил ему свою судьбу. Как Виктор Ногин.
И боль-ше мы никого не хотели слушать. Тем более всяких Джеймсов. Американец Даниель Джеймс, автор биографии Че, пытающийся всячески исказить и принизить его образ в угоду тем, по приказу которых он был убит, с наивным притворством вопрошал в своей книге: «Почему столь широкий и глубокий ум, как Эрнесто Гевара, не обратился к опыту других стран, где предпринимались или, по крайней мере, намечались попытки предпринять другие, мирные, решения социального вопроса? Если его ненависть к Соединенным Штатам исключала возможность объективного изучения американского общества, то по¬чему не обратился он к опыту таких стран, как Швеция, где осуществлялись социальные эксперименты, более близкие его настроениям? Почему он оказался неспособным смотреть на вещи шире, не сквозь призму парализующей латиноамериканские страны монокультуры? Почему его ум в столь раннем возрасте исключил другие решения и другие ответы на извечные вопросы человечества?» Наверное, если бы правительство диктатора Батисты, «защитника свободы и демократии», использовало опыт Швеции, то и не возникло бы у Джеймса необходимости размышлять над «феноменом Гевары». А нам был достаточен пример перестроечной России… Так что, какая для нас разница; реформы или революция! Один финиш. Либо «красный террор» под французским кетчупом «Робеспьер» из лучших сеньоров-помидоров, либо «Чикаго 20-х» в собственном соку.
Поэтому, какая раз(пять)ница, что Вольский-Валентинов Н. В. в год смерти Сталина (1953 г.) вспомнит и напишет: «Я не буду, — говорил проф. М.И. Туган-Барановский, — касаться Ленина как политика и организатора партии. Возможно, что здесь он весьма на своем месте, но экономист, теоретик, исследователь — он ничтожный. Он вызубрил Маркса и хорошо знает только земские переписи. Больше ничего. Он прочитал Сисмонди и об этом писал, но, уверяю вас, он не читал как следует ни Прудона, ни Сен-Симона, ни Фурье, ни французских утопистов. История развития экономической науки ему почти неизвестна. Он не знает ни Кенэ, ни даже Листа. Он не прочитал ни Менгера, ни Бём-Баверка, ни одной книги, критиковавших теорию трудовой стоимости, разрабатывавших теорию предельной полезности. Он сознательно отвертывался от них, боясь, что они просверлят дыру в теории Маркса. Говорят о его книге «Развитие капитализма в России», но ведь она слаба, лишена настоящего исторического фона, полна грубых промахов и пробелов. Отзывы проф. С.Н. Булгакова были не менее резки — Ленин нечестно мыслит. Он загородился броней ортодоксального марксизма и не желает видеть, что вне этой загородки находится множество вопросов, на которые марксизм бессилен дать ответ. Ленин их отпихивает ногой. Его полемика с моей книгой «капитализм и земледелие» такова, что уничтожила у меня дотла всякое желание ему отвечать. Разве можно серьезно спорить с человеком, применяющим при обсуждении экономических вопросов приемы гоголевского Ноздрева».
Конечно, замечательно когда профессора все знают. Даже тех, с кем спорить не стоит. Думаю, что Ленин даже не читал Ивана Посошкова. И Менделеева. А Менделеев, как и Форд, не читал многих из выше упомянутых. «Броня ортодоксального марксизма» конечно плохо, но истории не важно, кого не знал Ленин, - истории важней, кто знал и знает Ленина. А кто – Форда? Даже Таранов П. С. не делает из этого тайны. А «управление без тайн» не сравнить с управлением без водительских удостоверительных прав. В каком случае невежество проявится в высшей мере одному инспектору известно. А я уснул и снилась мне война со всякими стран-ностями…
Во время первой мировой войны одна чикагская газета позволила себе напечатать передовицу, в которой среди прочих утверждений Генри Форд был назван «невежественным пацифистом». Форд опротестовал обидную для него формулировку и обратился с иском в суд на оклеветавшую его газету. На суде адвокаты газеты заставили Форда выступать в качестве свидетеля с целью доказать суду его невежество. Они задавали ему самые разнообразные вопросы, намереваясь показать, что, поскольку Форд осведомлен лишь в области производства автомобилей, в главном и основном он, разумеется, невежествен. Вопросы звучали примерно так: «Кто такой Бенедикт Арнольд?» и «Сколько солдат было послано Британией в Америку, чтобы подавить восстание 1776 года?» На последний вопрос Форд ответил. «Я не знаю, сколько именно солдат было послано, но слышал, что домой вернулось значительно меньше». В конце концов Форд почувствовал некоторое утомление. Отвечая на особенно оскорбительный выпад, он подался всем корпусом вперед, показал пальцем на адвоката и сказал: «Если бы я на самом деле хотел ответить на ваши дурацкие вопросы, то — позвольте напомнить вам — стоит мне нажать на нужную кнопку у себя в кабинете, как в моем распоряжении будут специалисты, способные ответить на любой вопрос, интересующий меня в связи с бизнесом, которому я посвящаю большую часть своих усилий. Итак, будьте любезны сказать мне, почему я должен забивать свою голову глупостями, чтобы доказать, что могу ответить на любой вопрос, когда у меня есть люди, обеспечивающие меня любым знанием, которое мне требуется?» Конечно, не стоит пренебрегать таким опытом.
Этот опыт оценит даже М. Веллер: «В России к концу ХХ века мы имеем пикантнейшие ситуации: директором фирмы сидит пахан в наколках, образование четыре класса – но кр-рут, вся зона раньше уважала, за себя постоять он может, и людей держать в кулаке умеет, и за слова отвечать привык. А на него пашут доценты, бумаги составляют, заказы выполняют, договора заключают – за умеренную зарплату. Они-то умные, да он – сильный и в состоянии возглавлять дело. Волевые качества, понимаешь, и решительность делать дело любой ценой. Умные они – но в результате умнее оказывается он: он «присоединяет» к себе их ум». Ум-но!
Рассуждая в 2000 году о «Русском менталитете и реформах» А. О. Бороноев, П. И. Смирнов смогли заметить: «И. Кант после анализа характера европейских народов сделал вывод, что российский характер еще не сформировался. Эта мысль И. Канта имеет принципиальное значение для темы наших рассуждений, но она требует небольшого комментария, ибо ее истинность или ложность зависит от точки зрения на развитие цивилизации. Если европейская цивилизация признается одной-единственной возможной цивилизацией, к которой постепенно придут и другие народы, то совершенно справедливо, что характер русского народа не сформировался под эту цивилизацию. Если же Россия развивалась в направлении другого типа цивилизации — а мы считаем, что это так, — тогда оценка Кантом русского характера окажется весьма сомнительной. Русский характер сформировался уже во время Канта, но он сформировался «под другую цивилизацию», и существование этой цивилизации оказалось возможным на протяжении столетий. Стало быть, речь может идти не о сформированности или несформированности русского характера, менталитета по сравнению с характерами других европейских народов, но о иной сформированности этого характера, о неевропейском типе формирования русского менталитета». Казуистика, вещь полезная… Но это будет потом, а тогда… Мне почему-то приснились вздохи Чаадаева (1829): «Опыт времён для нас не существует. Века и поколения протекли для нас бесплодно... Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чём не содействовали движению вперёд человеческого разума, а всё, что досталось нам от этого дви¬жения, МЫ ИСКАЗИЛИ...». «Сумасшедший» - просыпаясь в условиях Гражданской войны, пробормотал я.
Некоторым известно, что введение военного коммунизма в сельском хозяйстве совпало с окончательным политическим расколом с левыми эсерами, которые после отставки членов правительства левых эсеров в марте 1918 г. все еще оставались во ВЦИК и Советах. Поэтому те, кто способен понимать, как понимает англичанин Э. Карр, поймут Ленина, который думал о всех угнетенных: «Своеобразный «военный коммунизм» состоял в том, что мы фактически брали от крестьян все излишки и даже иногда не излишки, а часть необходимого для крестьянина продовольствия, брали для покрытия расходов на армию и на содержание рабочих. Брали большей частью в долг, за бумажные деньги. Иначе победить помещиков и капиталистов в разоренной мелкокрестьянской стране мы не могли». А 7 ноября 1923 года В. Ногин приехал в Лондон, сходил на могилу Карла Маркса. И написал домой, что в праздничной речи в Москве он хотел бы услышать побольше уверенности и спокойствия: «Отсюда как-то больше чувствуется мощь Советской России, и мне представляется, что, несмотря на всю трудность положения, мы далеко обогнали другие народы». Значит все было не зря. Настроение было отличное. Добрый цейсовский бинокль, приобретенный в Лондоне, был спутником Виктора Павловича на палубе: можно было любоваться далекой гладью океана рассматривать встречные корабли». Он мне потом рассказывал, что видел «ЛетУЧего Голландца» и «два парохода», которые «понадобились осенью 1922 года («Пруссия» и «Бургомистр Хаген»), чтобы вывезти из России только ту часть интеллигенции, против которой не могли быть применены обычные меры ввиду ее общеевропейской известности». Тогда он с грустью подумал «О русской интеллигенции», а Д. С. Лихачев (Литературовед и историк культуры. В 1928 за участие в научном студенческом кружке Лихачев был арестован и сидел в Соловецком лагере. В 1931 - 1932 находился на строительстве Беломорско-Балтийского канала и был освобожден как «ударник Белбалтлага с правом проживания по всей территории СССР») в 1993 г. написал о ней… Конечно, пароход не гильотина. И все же… «Палачу довольно было мгновения, чтобы отрубить голову Лавуазье, (1794) - сказал Лагранж, - но, может быть, столетия будет мало, чтобы произвести другую такую же». Но чтобы отогнать грустные мысли Виктор пошел в ресторан. «В ресторане кормили хорошо. Все располагало к беспечному отдыху в этом недельном пути через Атлантику. Но он уже думал об Америке. Удастся ли ему — первому посланцу Советского правительства — завоевать страну дяди Сэма? Как встретят самодовольные деловые янки представителя крупного большевистского «бизнеса» и дадут ли кредиты, ради которых он и оставил на время Москву? Виктор Павлович старался обратить внимание своих сотрудников на своеобразие обстановки за океаном: там могут обходиться и без русского сырья, не так, как в Европе, которой нужны лес, лен, марганец, нефть и другие товары советского экспорта. И там упорно продолжают поддерживать мысль о блокаде большевиков. А он хочет созвать в США отделение Всесоюзного текстильного синдиката и отвоевать себе прочное место в сплоченной корпорации хлопковых королей. «В Америке мы будем действовать по-американски: станем вровень с дельцами и начнем говорить с ними на самом доступном языке — языке доллара. И тогда они не будут подчеркивать во всем свою исключительность!» Виктор Павлович даже вспомнил чванливую легенду о сотворении Америки. Было время, делил Саваоф землю между народами. Вырезал самый лучший ломоть, где были природные зоны на любой вкус — и благодатные степи Украины, и приморское побережье Италии, и нагорные равнины Алжира, и заснеженные просторы Сибири. И сказал: «Когда ирландцы и немцы, итальянцы, славяне и евреи передерутся из-за куска хлеба, будет здесь райское место для всех. И создадут они демократический рай по ту сторону «пруда». — А «прудом» американцы непочтительно называют Атлантический океан, — говорил Виктор Павлович. — И во всем они таковы. Да им и не трудно чваниться: страна на всех парах летит вперед (как, собственно, и до Первой мировой войны), не зная блокады, сыпного тифа, голода и ужасной войны!.. Виктор Павлович был доволен результатами. В январе 1924 года он писал жене из Северной Каролины: «Советская Россия еще не признана. Но текстильный синдикат уже признан».
На счастье нам Новая Экономическая Политика принесла свои плоды. А ведь и у этой политике были свои противники. И «Ленин, защищая НЭП на IV конгрессе Коминтерна, с гордостью говорил, что «все командные высоты» сохранились в руках государства». Аргумент (по мнению Э. Карра) в защиту был убедительным и хорошо обоснованным. Основное значение Новой экономической политики заключалось не в признании частной собственности или частного управления над массой мелких предприятий, которые в основе своей не были и не могли быть эффективно национализированы в то время, а в изменении отношения к управлению крупной национализированной промышленностью». Это был очень гениальный тактический ход. Крестьяне спасли пролетариат и дело революции. Осенью 1922 г., когда НЭП, кажется, достиг пика в своих достижениях и до того, как на горизонте начали собираться новые тучи, Советское правительство решило стабилизировать положение в форме серии законодательных актов. В Земельном кодексе, который был официально одобрен ВНИК 30 октября, а вступил в силу 1 декабря 1922 г., не содержалось никаких нововведений. Действительно, его цель заключалась в том, чтобы придать крестьянину чувство уверенности в создавшейся ситуации. Был торжественно подтвержден принцип национализации земли: частная собственность на землю, недра земли, водные и лесные богатства на территории Российской Социалистической Федеративной Советской Республики отменена навсегда. Пережили и «Кризис ножниц», возникший в 1923 году. И «вполне самостоятельный период послереволюционного развития, завершился 1929 годом – годом «великого перелома». И хотя страна возродилась, я же после смерти Ленина тоже словно умер. Великий перелом произошел в моей душе… Но никто не заметил маленький винтик, выпавший из огромной свежевыкрашенной социалистической машины.
Наверное, тогда для многих Форд казался плохим пророком. «Россия, - говорил он в 1924 году, - показала нам: не большинство, а меньшин¬ство определяет и поддерживает разрушительную политику. Мы также убеждаемся, что, если люди устанавливают социальные законы в обход естественных, Природа накладывает на подобные законы более жесткое вето, чем вето, накладываемое царями. ПРИРОДА НАЛОЖИЛА ВЕТО НА ВСЮ Советскую Республику. Ибо она пыталась попрать ЗАКОНЫ ПРИРОДЫ. Она отказывала людям вправе наслаждаться плодами своего труда. Некоторые говорят, что «России придется научиться работать», но дело ведь совсем не в этом. Русские и так достаточно работают, но их работа ничего не стоит. Это не свободный труд. В Соединенных Штатах рабочий день длится восемь часов, а в России люди работают по двенадцать-четырнадцать часов в сутки. В Соединенных Штатах, если рабочий пожелает взять отгул на один день или неделю, никто не станет тому препятствовать. В Советской России рабочие выходят на работу, хотят они того или нет: Гражданская свобода растворилась в монотонности тюремной дисциплины, при которой всех стригут под одну гребенку. Это есть не что иное, как рабство. Свобода - это право работать разумное количество времени и получать за свой труд соответствующее вознаграждение для обеспечения приличного уровня жизни, право иметь возможность распоряжаться своей собственной жизнью. Вышеупомянутые и многие другие аспекты свободы составляют настоящую, идеалистическую Свободу. Более простые проявления свободы пронизывают ежедневную жизнь каждого из нас. Без опыта и дальновидности Россия так и останется на одном месте. Как только фабриками и заводами стали управлять комитеты, промышленность начала приходить в упадок; дел было мало, а слов и споров слишком много. После того как квалифицированные работники оказались на улице, тысячи тонн драгоценного сырья просто-напросто гнили и портились. Своими речами фанатики довели народ до голодного существования. Теперь Советы предлагают инженерам, управляющим бригадирам и руководителям большие деньги, только чтобы они вернулись на свои прежние места. Большевикам отчаянно требуются мозги и опыт, с которыми в недавнем прошлом они сами так беспощадно обошлись. Все, что сделала такая «реформа» для России, — преградила путь прогресса и разрушила производства». Однако я плохо разбираюсь в том, что относится к законам природы, а, что – к пророчествам…
Хлебников в журнале Форбс № 7, 2004 год отметил: «В 1915 ГОДУ ЛЕНИН ИМЕЛ ВСЕ основания думать, что социалистическую револю¬цию ждать придется долго. Прошло уже 10 лет с тех пор, как царское правительство подавило революцию 1905 года, и Столыпинская реформа спровоцировала бурный экономический рост по всей России. А тут грянула Первая мировая, и начался мощный патриотический подъем. Застряв в нейтральной Швейцарии, Ленин засел в библиотеке и погрузился в изучение теории развития капитализма. Результатом его исследования стала работа «Империализм, как высшая стадия капитализма». Перечитывая этот труд сегодня, нельзя не удивиться, насколько точно в нем описана система олигархического капитализма, возникшая в России в 1990-е годы. Горькая ирония судьбы: Россия сбрасывает, наконец, кандалы ленинского коммунизма и сейчас же выстраивает капиталистическую систему по образцу... того же основоположника коммунизма. Но ведь и сама советская экономика была построена по чертежам «монополистического капитализма», о котором писал Ленин, - только под контролем не финансовых олигархов, а партийных чиновников. Неудивительно, что для большинства бизнес-магнатов ельцинской эпохи, как и для многих политиков-реформаторов, такая искаженная версия капитализма казалась вполне нормальной. Ведь все они учили ленинскую теорию в школах и институтах…»
И хотя Витте С. Ю., несколько иначе оценивал деятельность Столыпина, горькая ирония судьбы все же остается. Социализм начинался с кооперативов, ими же и закончился… Они и научили постсоветскую молодежь играть в гангстеров. Это не вымысел. Это наш вчерашний день. «Коммунистическая пропаганда всегда поддерживала лозунг о том, что бизнес в условиях свободного рынка — деятельность в чистом виде хищническая и преступная. Детей в советских школах учили: в Соединенных Штатах, этом воплощении капитализма, всем заправляет кучка безжалостных супербогачей; все крупные финансовые и промышленные империи, занимающие ведущие позиции в американской экономике, выстроены на пороке: за каждым состоянием стоят воровство, обман, даже убийство. И флагманы американской промышленности, по сути дела, — те же мошенники и преступники. Новые русские магнаты полностью усвоили этот образ западного капитализма; и, став бизнесменами, они действовали в соответствии с этим стереотипом. «Возможно, наши преступники сегодня — самые могущественные люди в стране, но эта фаза пройдет, — говорили они. — Как в Америке. Посмотрите на своих крупных капиталистов, Рокфеллер, Форд, Карнеги, Морган. Все они начинали как преступники». Возможно, воротилы американского бизнеса былых времен порой вступали в противоречие с законом, но они не были преступниками или расхитителями. Рокфеллер не убивал своих соперников или должников. Морган не развивал свой банк за счет обмана американской казны. Форд не подкладывал бомбы под своих конкурентов. Карнеги не подкармливал семью президента США. Наоборот, эти воротилы, при всех своих пороках, помогали превратить Соединенные Штаты в сильнейшую экономическую державу мира. Они строили железные дороги, которые делали страну более открытой. Карнеги построил крупнейшую в мире сталелитейную отрасль. Рокфеллер создал крупнейшую в мире нефтяную промышленность. Форд изобрел поточное производство автомобилей для американского среднего класса. Морган вкладывал деньги в индустриализацию США, он превратил Уолл-стрит в рынок, на котором мелкий инвестор может не бояться за свои деньги. Нет, Березовский и его коллеги никоим образом не выдерживают сравнения с воротилами бизнеса из американской истории. А как насчет Аль Капоне и других знаменитых гангстеров, которые щеголяли по Чикаго и другим американским городам в 20—30-е годы? Разве современный разгул преступности в России не является такой же промежуточной стадией в развитии государства? Но сравнивать сегодняшнюю Россию с Диким Западом или с Чикаго времен Аль Капоне — это вздор, основанный на незнании или самообмане. Конечно, гангстеров в Америке хватало, но организованная преступность никогда не контролировала страну и не навязывала государству свою политику. Американская организованная преступность существовала только на окраинах общества. Всегда, даже во времена худших «излишеств» 20-х годов, американское общество не теряло равновесия: преобладающее большинство граждан продолжало ходить в церковь, не утрачивало семейные ценности, занималось честным трудом, голосовало за правительства, которые заботились об их нуждах». Но в учебнике истории я не смог найти ничего подобного. Ведь мы не могли так вести себя. Конечно, нет. Это опять все Хлебников навыдумывал. Все было иначе…
В ФРГ «для того чтобы привлечь в экономику страны свободный капитал, 19 сентября 1949 г. была проведена девальвация марки на 20% с одновременным установлением нового паритета к доллару, равного 4,2 НМ. Указанное снижение ценности марки отразилось на развитии внешней торговли и девальвации НМ. Либерализация внешней торговли привела к столь значительному росту импорта, что, несмотря на увеличение экспорта, баланс внешней торговли оказался пассивным. Существенно важным моментом явилось то, что ВВОЗИМЫЕ товары предназначались не столько для удовлетворения растущего потребления, сколько ДЛЯ изготовления НАУКОЕМКИХ и высокотехничных товаров, которые впоследствии СНОВА ЭКСПОРТИРОВАЛИСЬ. Именно таким способом ФРГ удалось укрепить свое положение на мировом рынке, даже несмотря на девальвацию марки. Одновременно импорт снизился до политически допустимых пределов. Разрабатывается положение о лицензиях - разрешениях на ввоз и устанавливается требование депонировать наличными деньгами в НМ сумму в размере 50% эквивалента иностранной валюты, затребованной для импортных операций. Право на выдачу импортных лицензий изымается из компетенции частных банков для финансирования внешней торговли и передается центральным банкам федеральных земель. Возникает тесное взаимодействие между промышленностью, торговлей и профсоюзами путем заключения свободных соглашений, в результате чего налаживается серийный выпуск товаров массового спроса. Таким образом, обеспечивалось потребление в условиях минимальной покупательной способности при отсутствии функционирования рынка в полную силу. Составляется прейскурант цен на товары массового спроса, которые производились в таком количестве, что каждый житель ФРГ получил возможность их приобрести». Вот и у нас было примерно так. Или все было иначе? Кажется, я совсем запутался в этой жизни. Мы ВРОДИ бы начали менять рельсы, а поезд забыли остановить?.. А то, что поли-и-мили-ция окажется круче мародеров, мы даже и не до-гады-вались!..
«Японцам и немцам (после Второй мировой войны) было проще, потому что у них была просто разрушенная промышленность, была оккупационная власть и уже многое было сделано для того, чтобы расчистить почву и начать сначала, — сказал Е. Ясин. — Россия, к сожалению, (никогда) не находится в такой ситуации». Нужно по(д)нимать уровень государственного мышления. Конкретно-предметное мышление имеет свои возрастные пределы. Но логика подсказывает мне, что старики, как дети… Со всеми вытекающими отсюда горючими, как нефть, слезами… Однако, умные люди говорят, что не ошибается тот, кто ничего не делает. А другие люди идут дальше и поют: «Мы старый мир разрушим до основанья, а затем, мы свой, мы НОВЫЙ МИР построим…»
Потом остановимся, посмотРим и увидим, что «Политическая централизация превратила столицу в омут, который поглощает богатства страны... Сельское хозяйство в запустении, рушатся устои частной собственности, а сильные мира сего вовлеклись в спекуляцию... Государственная казна, обирая народ, подрывает благосостояние страны. Существующий разврат в судебных учреждениях сделал суд недосягаемым для бедняка... Буква закона становится мертвой для вора-поставщика, укравшего миллионы, его просто объявят мошенником, а бедняка, похитившего кочан капусты, могут присудить к смерти... Невежество политиков вызывает постоянное недовольство населения, приводит общество к расколу, грозит гражданской войной... Все примирились с политическим бесстыдством строя Цивилизации, «когда христианские государства, вступая в соглашения с мусульманами и пиратами, покровительствуют торговле неграми...». Дух спекуляции, неурядицы в области промышленности приводят к кризисам... Положение земледельца неблаговидно: он вынужден продавать урожай за бесценок немедленно после жатвы, чтобы уплатить долги, и находится поэтому в постоянной зависимости от капиталиста... Борьба с тор¬говлей белыми наложницами ведется путем нелепой дипломатической переписки... В обществе укоренились «нравы Тиберия», развился сыск, участились тайные доносы, налицо и падение нравов... Дворянство, мечтая об уничтожении промышленности, стремится восстановить прежнее варварство... Разрушительные войны становятся беспощадными, и варварские обычаи распространяются все сильнее и сильнее...». Неужели мы допустили в современной России такое? Конечно, нет! Фу, это Фурье писал про Францию 1828 года. Именно тогда Фурье мечтал о «Новом мире». До мозга костей атеист я перекрестился и трижды сплю-нул… И уехал из Москвы.
Было неуютно мне невысокому деревенскому парню в городе высокой культуры. Ленинград теперь больше походил на «Бандитский Петербург». Давно журналист Андрей Константинов не наведывался в кабачок «У Степаныча». А я в апреле 1993 года, скрываясь от бывших моих товарищей по партии, «убедившись, что (мне) ничего реально не угрожает» туда заглянул. В это смутное время Виктор Палыч (Антибиотик) объяснял Челищеву (АД-вокату) основы современной алгебры: «Ты прикинь - из пяти миллиардов, которые должны через «Отечество» проскочить, два будут нашими, два уйдут мусорам, надзирающим за банками, а миллиард - целый миллиард - достанется нашим банковским друзьям. Естественно, девушку Лену никто обижать не собирается. В принципе всю тему можно и без нее прогнать, по более длинной цепочке, но зачем алгебру усложнять? Тогда больше народу будет в курсе, а Лена Красильникова на всю жизнь останется в коммуналке вместе с дочкой... Хорошо ли это будет? Нет, не хорошо. Старые люди, помню, всегда учили - живи и дай жить другим. В наше время, Сережа, можно украсть велосипед и все здоровье положить в тюрьме, а можно воровать вагонами и всегда быть на плаву. В России красть составы намного безопаснее, чем велосипеды. Это я тебе конкретно говорю. - И Антибиотик запил свою речь глотком красного вина… Сергей почувствовал, как взмокла рубашка на спине, а Виктор Палыч вернулся в основное русло беседы так же легко, как и отклонился от него: - У меня, Сережа, на тебя особые надежды. Людей вокруг мало, одни кретины. Работать не с кем. Оттого и бардак в стране. Ты что, думаешь, в том беспределе, который сейчас по России гуляет, я виноват или Степаныч с Мухой?! ху. в стакан! - Антибиотик вдруг разволновался, как будто заговорил о чем-то таком, что очень его трогало.- Это все от гнили наверху идет, от сытых толстых пид.., которые никогда не знали, что такое – жить плохо и бедно. А я, Сережа, сам из сирот. Я жизнь знаю, людей... Придет время - и мы займем достойные места в городе... и не только в нем. Чем мы хуже этих толстых козлов, которые по телевизору учат жить народ? Конечно, это время придет не завтра, но готовиться к нему надо загодя...». И неНАРоКОМ вспомнил я Тургенева-Базарова утверждавшего в свое время, что «все акционерные общества лопаются единственно оттого, что оказывается недостаток в честных людях». Хотелось выйти из себя, но я встал и вышел из «Степаныча».
Я перешагнул за черту ХХ! века, но мне показалось, что я вернулся обратно, в свой родной дом века Х!Х. Была удивительно ласковой весенняя ПяТнИЦА. Уже седь-мая по счету! Мне было здесь все знакомо. Даже рассуждения Менделеева 1892 о бес«Толковом тарифе»: «Одним из важнейших и трагических для России противоречий царствования Александра II Менделеев считал противоречие между политическими и гражданскими реформами и экономической политикой нового царствования. Англоманство, охватившее тогда чиновно-бюрократический Петербург, достигло такой степени, что сам министр внутренних дел П. Валуев почерпывал свою политическую мудрость из ежеутреннего чтения «Таймс». На беду русской промышленности немало нашлось английских поклонников и в экономических вопросах. «Смотрите! — говорили они. — Англичане перешли к свободной торговле, а ведь они не дураки. Значит, свободная торговля благодетельна для государства, раз такая передовая в промышленном отношении страна, как Англия, придерживается ее. Стало быть, и нам надлежит скорее начать действовать как англичане». К этому рассуждению теоретиков с радостью присоединился малочисленный, но весьма влиятельный в России слой — КРУПНОЕ ЧИНОВНИЧЕСТВО... «Говорят, и говорят громко, противу протекционизма люди, живущие на определенные средства и не хотящие участвовать в промышленности, — писал Дмитрий Иванович. — У них доходов не прибудет от роста промышленности, а от протекционизма им страшно понести лишние расходы, особенно если все их вкусы и аппетиты направлены к чужеземному. Помилуйте, говорят они, вы налагаете пошлины на шляпки и зеркала, а они мне надобны, и я не вижу никакого резона в ваших протекционистских началах; для меня протекционизм тождествен с воровством... Не в одних темных углах гостиных толкуют так. Литературы полны такою недодумкою». Под влиянием таких далеких от государственных интересов соображений протекционный тариф Е. Канкрина (министр финансов) постепенно искажался, пока наконец в 1868 году не был утвержден новый, вполне фритредерский тариф. «Всякий проживший 60-е и 70-е годы... по сумме личных впечатлений — если они не ограничивались гостиными и канцеляриями, — писал Менделеев, — чувствовал в 70-х годах, что страна не богатела, что ее достаток не возрастал, что надвигается что-то неладное. Корень дела был... экономический и связанный с ошибочною торгово-промышленною политикой, выражающеюся в необдуманном таможенном тарифе... Крепостная, т. е. в сущности экономическая, зависимость миллионов русского народа от русских помещиков уничтожилась, а вместо нее наступила экономическая зависимость всего русского народа от иностранных капиталистов. Вольный труд возбуждался, но ему поприще открыто не было... Центры тяжести перемещались от непроизводительных классов в производящие, только не русские, а иностранные, ибо эти миллиарды рублей, ушедшие за иностранные товары, и этот русский хлеб кормили не свой народ, а чужие. Просвещение развивалось, а ему производительного приложения не оказывалось в ином месте, кроме канцелярий и резонерства классического строя. Отсюда, по моему мнению, вполне объясняется то поголовное отчаяние, в которое впала масса русских лю¬дей...»
Лебон неустанно писал: «История в главных своих чертах может быть рассматриваема как простое изложение результатов, произведенных психологическим складом рас. Она проистекает из этого склада, как дыхательные органы рыб из жизни их в воде. Без предварительного знания душевного склада народа история его кажется каким-то хаосом событий, управляемых одной случайностью. Напротив, когда душа народа нам известна, то жизнь его представляется правильным и фатальным следствием из его психологических черт. Во всех проявлениях жизни нации мы всегда находим, что неизменная душа расы сама ткет свою собственную судьбу».
Не случайно именно в 1870-х годах (говорит Г. Смирнов) мучительные раздумья привели Дмитрия Ивановича к мысли о протекционизме. Но в отличие от великосветского обывателя, для которого протекционизм — это обложение пошлиной иностранного товара, а фритредерство — беспошлинный ввоз; для которого протекционизм — это дороговизна, а фритредерство — дешевизна; в отличие от банковского и чиновного люда, склонного рассматривать протекционизм как чисто финансовую акцию, Менделеев смотрел на протекционизм иначе. Он считал, что про¬текционизм — это не только покровительственный таможенный тариф, но это еще наличие в стране всех условий для развития покровительствуемой промышленности, то есть природные ресурсы и рабочая сила, это еще и государственные мероприятия, прямо стимулирующие инициативу, прилив капиталов и знающих дело людей в покровительствуемую отрасль. Менделеев считал своим гражданским долгом противодействовать распространению фритредерских идей. «Если... представить себе, что ныне же все страны мира сразу согласились бы держаться «свободной торговли», то произошло бы, в конце концов, полное рабство земледельческих народов, т. е. порабощение их промышленными... Развить же у себя свою промышленность земледельческие страны не имели бы никакой возможности при полной свободе торговли, потому что иностранные промышленные их конкуренты сознательно губили бы всякие зачатки таких предприятий». Что же касается возможности застоя в промышленности, защищенной от иностранной конкуренции высокими таможенными пошлинами, то Дмитрий Иванович снова и снова объяснял: «Промышленно-торговую политику страны нельзя правильно понимать, если разуметь под нею только одни таможенные пошлины. Протекционизм подразумевает не их только, а всю совокупность мероприятий государства, благоприятствующих промыслам и торговле и к ним приноравливаемых от школ до внешней политики, от дороги до банков, от законоположений до всемирных выставок, от бороньбы земли до скорости перевозки». Только при таком широко понимаемом протекционизме «ДОРОГОЕ, ДА СВОЕ, НАЧАТОЕ С КОРНЯ, может стать дешевым, а чужое... может из дешевого стать дорогим». Менделеев предсказывал, что, когда в недалеком будущем другие страны догонят и обгонят Англию, этот оплот фритредерства рухнет, и Англия перейдет к протекционизму, — прогноз, оправдавшийся спустя несколько лет.
Как известно, природа не терпит пустоты. Даже если эта постсоветская пустота про(у)мышленная. Открыв все шлюзы, великие государственные деятели наполнили территорию всем необходимым! Наступила эра всеобщего благоденствия! Кому хочется начинать с корня, когда под боком есть все готовое!
Лебон призадумался. Ведь он относил русских к высшей расе, а к японцам и китайцам относился пренебрежительно. Но были еще и низшие расы: «У первобытных и низших рас (нет надобности их отыскивать среди настоящих дикарей, так как низшие слои европейских обществ подобны первобытным существам) можно всегда констатировать большую или меньшую неспособность рассуждать, т.е. ассоциировать в мозгу идеи, чтобы их сравнивать и замечать их сходства и различия, - идеи, вызванные прошедшими ощущениями, или слова, служащие их знаками, с идеями, произведенными настоящими ощущениями. Из этой неспособности рассуждать проистекает большое легковерие и полное отсутствие критической мысли. У высшего существа, напротив, способность ассоциировать идеи и делать из них умозаключения очень велика, критическая мысль и способность к точному мышлению высоко развиты. У людей низших рас можно еще констатировать очень слабую степень внимания и соображения, очень большой подражательный ум, привычку делать из частных случаев общие неточные выводы, слабую способность наблюдать и выводить из своих наблюдений полезные результаты, чрезвычайную изменчивость характера и очень большую непредусмотрительность. Инстинкт момента - единственный их путеводитель. Подобно Исаву - типу первобытного человека - они охотно продали бы свое будущее право первородства за настоящую чечевичную похлебку. Когда человек умеет противопоставлять ближайшему интересу будущий, ставить себе цель и с настойчивостью преследовать ее, то он уже осуществил большой прогресс. Эта неспособность предвидеть отдаленные последствия своих поступков и склонность не иметь иного путеводителя, кроме моментальных побуждений, осуждают индивидуума, точно так же, как и расу, на то, чтобы постоянно оставаться в очень низком состоянии. Только по мере того, как народы приучаются владеть своими инстинктами, т.е. по мере того, как они приобретают волю и, следовательно, власть над собой, они начинают понимать важность порядка, необходимость жертвовать собой для идеала и возвыситься до цивилизации».
И вот парадоксальная ситуация. Если (вери)ть very Велл-еру без наколок, имеющие характер представители первобытных и низших рас подчинили себе и управляют бесхарактерными представителями высшей расы. И все это в пределах одной страны. Одна утопия сменяет другую утопию. А. Идрисовы (управляющий партнер Strategy Partners, 2009) и Менделеевы кричат, не докричатся. «До тех пор, пока в экономике ключевые решения будут принимать бухгалтеры, а сырьевое лобби будет безраздельно властвовать в коридорах власти, ситуация вряд ли изменится к лучшему...»; «...Перечисление желаемого и ожидаемого невольно мешает правильно глядеть на достигнутое, выполненное, к чему и назначена нынешняя выставка, — писал он в 1896 году о Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде. — Но нельзя не указать на то, что выставка показала давние... примеры попыток русского гения встать впереди на те же пути... научно-промышленного прогресса, на которые... нас насильно тянут современные обстоятельства... Не дожить мне до той выставки, которая покажет такой новый скачок русской исторической жизни, при котором свои Ползуновы, Петровы, Шиллинги, Яблочковы, Лодыгины не будут пропадать, а станут во главе русского и всемирного промышленного успеха…» Тогда будет кого выбирать в президенты и губернаторы…
«Большие дяди» согласятся в декабре 2005 с Леонидом Дружининым и многоумно покачают головами: «Без науки производительные силы России чахнут». Только как же сформированный под другую цивилизацию характер? Но Леонид им напомнит высказывание В. И. Вернадского: «Удар по высшей школе есть удар по центрам мысли и научного творчества нации. Гибель и упадок высшей школы есть национальное несчастье, так как им подрывается одна из основных ячеек существования нации. Великое несчастье России заключается в том, что это часто не понимается». Дяди многоумно промолчат. А Леонид продолжит: «Лучшие умы России - ученые, изобретатели, предприниматели - всегда осознавали главенствующую роль науки в подъеме национальных производительных сил и искали формы самоорганизации для практического применения научных достижений. Ярким проявлением плодотворного сотрудничества ученых и предпринимателей стало образованное в 1909 г. в Москве Леденцовское общество. 21 января 1915 г. В. И. Вернадский внес от своего имени и от имени академиков А. П. Карпинского, Б. Б. Голицына, Н. С. Курнакова предложение в физико-математическое отделение Академии наук о желательности создания при Академии наук постоянной Комиссии по изучению естественных производительных сил России (КЕПС). 4 февраля 1915 г. отделение приняло решение образовать комиссию. Ее основной задачей была организация систематического изучения природных ресурсов страны и разработка методов их использования, а в связи с этим - объединение и консолидация научных сил и средств, создание специальных исследовательских институтов и лабораторий, оперативная информация об отдельных видах сырья». Но поток нефти и газа от этого не уменьшился. Ведь нужно не умничать, а ковать железо пока горя-чо. Так и не стоит вспоминать Д. К. Чернова и то, что «лишь в самом конце 1911 года артиллерийский комитет создал комиссию по изучению выгорания каналов орудий. Разумеется, в комиссию пришлось привлечь Чернова, но сделали это, пожалуй, больше для удовлетворения общественности, нежели в предвидении войны с Германией». Потом приезжал из Америки проф. Ачесон. Но до начала войны в 1914 году комиссия едва успела провести лишь лабораторные эксперименты. Вопрос о «разгорании» оставался не решенным. Так что, по мнению Л. Гумилевского, Россия вступила в первую мировую войну неподготовленной. В этом замечательно лишь то, что темы для умных разговоров у нас неисчерпаемы.
Альфред Мирек (заслуженный деятель искусств Российской Федерации, профессор, доктор искусствоведения, первый из аккордеонистов-баянистов, получивший высокую научную степень за открытие нового научно-практического направления в музыкальной науке), пытаясь предостеречь молодежь (и не только), написал в 2000 г., книгу «Красный Мираж, крах могучей России». Мирек пишет: «Спохватившись, в середине 1920-х годов у нас в стране стали издаваться книги Генри Форда «Моя жизнь, мои достижения», а так же о нем. Цель изданий – рассказать, чему нам учится у Форда. Вернувшись из Америки в 1916 году, ознакомившись подробно с заводами Форда, профессор Н.С.Лавров написал подробную аналитическую книгу о производствах Форда. Его добрые побуждения, и наивное представление о том, что происходит в стране не были оценены ни ЦК, ни ЧК, ни воинствующими ленинцами. Книга была признана антисоветской и вышла ему боком. Единственно, что все учили повсеместно – это основы марксизма–ленинизма. (В наше время происходит переиздание этих книг. Очень показательно – изучать опыт восьмидесятилетней давности.)» Очень нужная и своевременная книга.
В сложные исторические моменты, особенно когда государственная машина буксует в грязи и просит население вытолкать ее из ямы, она обращает внимание граждан на личную инициативу. Она показывает на ФОРварДОВ бизнеса. Население напрягается на правовом зыбучем песке. И умудряется кое-что сделать. А потом оказывается, что гос. машине с этим населением не по пути. То есть по пути, но не на машине. Нац. Проект здоровье рекомендует ходить пешком! Забота о населении – это всегда почетная и приоритетная задача. Даже в борьбе с наркоманией она может заботливо перестроить спортивный комплекс в банк. Дешевле обходятся трафареты на грязных куртках дорожных рабочих: «Жизнь без наркотиков». (Невозможна). Детям же (мальчикам), которым не хватило мест в дет. саду, нужно выдавать справку, по которой он может, достигнув призывного возраста два или (год) отслужить дома с бабушкой…
Тем не менее, сегодня вы легко можете узнать, что деятельность компании Форда в России началась в 1909 г. — с рекламирования и продажи автомобилей модели Т. В Петербурге, Москве, Одессе и прибалтийских портовых городах появились сбытовые конторы Форд Мотор Компани. От своего дилера, американца М. С. Фриде, компания регулярно получала отчеты об успешных продажах фордов и их растущей популярности. В числе покупателей были высшие сановники империи, а на автопробеге, устроенном Военным министерством в 1912 г., этот автомобиль удостоился похвалы Николая II. Фордовские автомобили в 1910-е гг. не доминировали на российском рынке (сообщения об этом М. С. Фриде были явно преувеличены), но в годы первой мировой войны американские компании заняли ведущее место в поставках автотранспортных средств, которое раньше принадлежало германским фирмам. Главный заказчик автомобилей — Военное министерство — предпочитало более мощные и тяжелые машины других марок, особенно грузовики. Тем не менее, не только Фриде, но и управляющий нью-йоркским отделением компании Г. Плантиф считал российский рынок наиболее перспективным. В 1916 г. последний сообщал личному секретарю Генри Форда: если построить в России автозаводы, то через десять лет «мы сможем делать там почти такой же бизнес, как сейчас в Америке». Одним из первых знатоков и пропагандистов производственных методов Форда в России был инженер Н.С. Лавров, который в 1916 г. побывал в США и завязал контакты с менеджерами компании. Судя по сохранившейся среди личных бумаг Генри Форда копии письма Лаврова, русский инженер был осведомлен об идее строительства фордовского автозавода в России.
Были свои трудности и в 20-х годах. Вот и предлагалось поучиться у Форда. Он не надеялся на государство! (О правовом черноземе умолчим). Вот вам специальная книга с предисловием Лаврова (1924 г), читайте и учитесь: «Вся жизнь Форда, этого шестидесятилетнего, самого богатого на свете человека, полна выдающихся моментов. Особенно любопытно начало его карьеры, когда он, героически преодолевая материальные препятствия и не досыпая ночей, два с половиной года разрабатывал свою, поныне не превзойденную, модель автомобиля. Теперь он миллиардер-промышленник, инженер, коммерсант, кандидат в президенты Соединенных Штатов, конечно, ищет объяснений, если не оправданий, своей деятельности перед революцией в настоящей книге и себе». Но в этой книге начинающий советский человек не мог найти негативных взглядов Форда, на происходящее в России. Зачем? Русскому человеку нужен только позитивный опыт. До поры! Этот опыт ближе народу, он ему понятен, как и правительству.
Сегодня благодаря учебнику истории многие знают, что «90-е годы с ее реформами открыли России путь прогресса и восстановили производства». А в 1989 году советский человек уже мог узнать, «как надо работать». Научный редактор и составитель серии «Как надо работать», доктор экономических наук Е. А. Кочерин объяснял: «В стране четыре года идет перестройка всех сфер жизни государства и общества. На многочисленных форумах вскрыты ошибки и недостатки, намечены пути имеющихся проблем. «Теперь, - сказал Председатель Верховного Совета СССР, Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Горбачев М. С., - успех дела в решающей мере зависит от того, как мы сумеем организовать свою деятельность». (М. С. Горбачев. Об основных направлениях внутренней и внешней политики СССР. Доклад и заключительное слово на Съезде народных депутатов СССР 30 мая, 9 июня 1989 г. М.: Политиздат, 1989). Настало время, когда необходимо от слов перейти к делу, то есть от разговоров о том, что делать, пора сказать, как работать. Это вопрос не так прост как может показаться. Особенно сложен этот вопрос в сфере производства и управления. Долгие десятилетия мы были оторваны от опыта, накопленного в развитых капиталистических странах. В последнее время стало выходить немало работ о новейших достижениях в сфере менеджмента - управления производством в Японии, США, Швеции, Финляндии и др. Анализ этих работ и попытки применить их на практике в большинстве случаев обречены на неудачу, поскольку новейшие достижения менеджмента значительно опередили отечественный уровень управления предприятиями». И в этом издании еще нет критики России и различных реформаторов. Время еще не пришло. Оно пришло в 2004 году. И Форд выдохнул: «Природа наложила … на всю Советскую Республику».
Но не стоит падать духом. Мирек играючи напоет и напишет: «Знакомясь с организацией производства в России и других странах ясно прослеживается, что Форд прежде всего изучил мировой опыт, и в первую очередь российский опыт организации производства. Так как именно в России до заводов Форда в 1880-х -1890-х годах был огромный всплеск организации и расширения промышленного производства Мальцевых, Морозовых, Рябушинских, Путиловых, Нобелей, Прохоровых, Красильщиковых и многих других, которые достигли в технической подготовленности и рациональной организации труда больших успехов за небывалые сроки». И я ему за-аплодирую, а сам левым глазом посмотрю на Эмблему Гарвардского университета: на ней написано слово veritas (по латыни – «истина»), разбитое на три слога: ve-ri-tas, распределенных по трем книгам. Этим подчеркивается идея, что истина не содержится в одном источнике и не может принадлежать одному человеку.
Как замечательно, что у советского человека (и я не исключение) никогда не возникало когнитивного диссонанса по поводу… И он жил долго и счастливо, пока не узнал, что «Богатые тоже плачут».
Не плакал только Питер Ф. Друкер и это позволило ему «оказать революционное влияние на развитие бизнеса в двадцатом веке. Именно он превратил менеджмент – непопулярную и неуважаемую в 50-е годы специальность – в научную дисциплину. Питер Друкер имеет 19 докторских степеней в различных университетах США, Бельгии, Великобритании, Испании, Японии и Швейцарии. Его именем названы бизнес-школы и фонды».
«Практика менеджмента» Друкера показала в 2001 год постсоветскому человеку один удивительный крах и добавила: «История не знала более драматичного краха, чем тот, который пришлось пережить предприятию Г. Форд за 15 лет превратившейся из цветущей автомобильной компании в компанию готовую разориться. Что привело компанию к кризису? Хорошо известны зловещие и отчасти приукрашенные предания о порочной управленческой практике Генри Форда. Его поли¬цейские методы и авторитаризм получили огласку если и не среди широкой публики, то, по крайней мере, в кругах топ-менеджеров. Однако редко кто понимает, что в этом проявились не душевная болезнь и не старческое слабоумие (хотя и то, и другое могло, конечно, влиять). Куда важнее постоянное, последовательное и сознательное стремление нажить миллиарды, управляя компанией единолично, без помощи менеджеров. Хотя на Ford работали менеджеры, за каждым их шагом следила целая армия тайных агентов. Те, кто пытался действовать самостоятельно, лишались места. Правда, главному администратору Гарри Беннету (Harry Bennett) удалось вскарабкаться неслыханно высоко, но в этом ему помогли только старческая немощь и полная беспомощность и некомпетентность в управленческой работе… Более того, взгляды Генри Форда часто пользовались популярностью и в промышленности. Еще в начале века это был широко распространенный метод управления. Его придерживался один из самых знаменитых современников Г. Форда — Ленин. Недаром первые лидеры большевиков так восхищались Фордом. В (кон)«фордизме» видели ключ к быстрой индустриализации страны, лишенной квалифицированной рабочей силы. А главное, этот подход, казалось, позволял обойтись без менеджеров и создать индустрию, в которой все решения принимаются «владельцем» (в лице политического диктатора), тогда как в собственно промышленности заняты только технические специалисты. Крах этих надежд в первые пятилетки был причиной кровавых «чисток» в середине 30-х годов, под корень скосивших прослойку лучших руководителей промышленности. Тот факт, что «чистки» не поправили дел, доказывает полную несостоятельность теории коммунистической революции. Не нужно быть пророком, чтобы предсказать, что именно формирование класса менеджеров будет тем фактором, который в конце концов приведет к падению в России коммунистического режима… Отсутствие менеджмента, несомненно, было тем червем, который подточил Ford Motor».
Друкер не читал Мирека, иначе ему было бы известно о том, что все проблемы у Форда возникли вследствие знакомства с «организацией производства в России…». Ведь «Форд изучил в первую очередь российский опыт организации производства. Так как именно в России до заводов Форда в 1880-х -1890-х годах был огромный всплеск организации и расширения промышленного производства Мальцевых, Морозовых, Рябушинских, Путиловых, Нобелей, Прохоровых, Красильщиковых»… Так научившись у русских (следуя логике Мирека бредило мое второе «я») Форд стал «владельцем» - диктатором, а Ленин потом перенял у Форда все то, что у нас было… Но американцам и Форду в частности повезло, что его «организация производства» не являлась догмой. Это позволило Друкеру написать следующее: «Новый менеджмент не был, конечно, изобретением Генри Форда-младшего. Он был заимствован у главного конкурента Ford, компании General Motors, заодно с ее управленческой верхушкой. Этот менеджмент превратил General Motors в крупнейшее промышленное предприятие страны. Особенностью было лишь то, что Ford Motor восприняла новую систему целиком, а не частями. Новые стратегии применялись в условиях предприятия, обреченного, казалось бы, на разорение и гибель, предприятия без менеджеров, деморализованного и неуправляемого. Хватило и десяти лет на то, чтобы Ford уверенно увеличила свою долю на автомобильном рынке и даже включилась в борьбу за первое место с Chevrolet, одним из подразделений General Motors. Умирающий не только выздоровел, но и быстро растет. Чудо — а это и впрямь настоящее чудо — свершилось благодаря полной смене стратегии управления менеджерами».
Впрочем, мне не образованному многое было трудно понять. А может быть трудно не только мне? Барону Н. Е. Врангелю тоже было не легко пройти путь «от крепостного права до большевиков». Вот он и «вспоминал»: «Трудно найти более талантливых людей, чем русские, но столь же трудно найти и другой народ, которому так не повезло в истории. Все прошлое русского народа — мучительно и наполнено страданиями, и в настоящее время никто не может сказать, когда придет конец этим страданиям. Ни во время московского царства, ни тогда, когда власть была у царей, о народе никто не думал. О нем не думал никто и никогда. Головы ломали только над тем, как бы укрепить власть. В результате у нас оказалась пустота. Возглавлялась она катящейся по наклонной плоскости аристократией, за аристократией следовало вырождающееся дворянство, за дворянством шла не имеющая опыта правления интеллигенция и, наконец, позади всех — громадная толпа, крестьянская Россия, темная, униженная и лишенная энергии. И опять приходится верить, что Россия, может быть, воскреснет тогда, когда проснется легендарный Илья-Муромец, да и то, если мошенник Соловей-разбойник уже не убил спящего героя».
Но вот мой новый и последний «герой», почуяв неладное, проснулся в дубраве моего сознания и решил оглядеться в действительности. Он, как и Гештальт-Перлс, боялся «затрахивания сознания». Не так страшно, когда ты отстаешь в школе по при-личной при-чине не при-лежания… Но когда ты узнаешь о «главных причинах отсталости экономического развития страны» из «Истории экономических учений», становится страшно. Но когда страх развеется, и вы успокоитесь, с вами может остаться (пчелка) МАЙЯ, т. е. иллюзия (знания). Но почему «с вами»? Она останется со мной. Пока я не прикончу своего «героя».
Он угрюмо посмеялся над моим отчаяньем и решил… познакомится с доктором. Доктор экономических наук, профессор Российской академии государственной службы при Президенте РФ (г. Москва) Титова Н. Е. писала в 1997 году. И это должны были знать экономные студенты! Призрак коммунистической партии видимо решил задержаться еще на некоторое время в стенах многих университетов не смотря на то, что за евро-окнами входил в свою завершающую стадию недозрелый российский «грабительский капитализм» («г-раб. кап.» Сорос; Рос. сор). Поэтому Ленин по старой традиции продолжал цитироваться. Здесь можно было узнать о том, что «особое место среди произведений экономистов Х!Х века в России занимают труды Чернышевского Н. Г. (1828 - 1889)». (Надо понимать, что царь опирался на работы Чернышевского и благодаря этому было отменено крепостное право?) Был «крестьянский социализм» Герцена А. Н. и Огарева Н. П. А еще мой последний «герой» узнал о том, что «в числе известных мыслителей, экономистов первой половины Х!Х в. были (декабристы) Пестель П. И., Тургенев Н. И., Муравьев Н. М., Раевский В. Ф. и др.». Были еще экономические взгляды Радищева А. Н. (1749 -1802). «Развивая идеи Посошкова И. Т. и М. В. Ломоносова, Радищев проявлял заботу о промышленном развитии страны». Изучив работы этих экономистов, мой «герой» хотел избежать повторения «ошибок прошлого».
Я с ним не спорил. Что касается Ломоносова, то не нужно совершать «Путешествие из Петербурга в Москву» на «Сапсан»е для того, чтобы узнать, что «Радищев исключительно высоко расценивал заслуги Ломоносова в развитии русской науки и литературы, но, сравнивая двух выдающихся ученых, он отдавал предпочтение Франклину, как борцу за свободу, активному участнику Войны за независимость». Вот Радищев и заключил: «Ломоносов умел производить электрическую силу, умел отвращать удары грома, но Франклин в сей науке есть зодчий, а Ломоносов рукодел». А вот развивать идеи Посошкова нужно даже если ты умер в 1802 году, а книгу Посошкова впервые опубликовали в 1848 году. «Труд Посошкова долгие годы скрывали в Тайной канцелярии, пока он не был обнаружен М.П. Погодиным в 1840 году. - рассказывала о первом русском экономисте и правдоискателе старший научный сотрудник Института экономики РАН Любовь Зайцева (Общенациональный Русский журнал 2006) Первая его публикация была осуществлена в 1848 году». Тем не менее, Зайцева Л. считает Посошкова «основоположником русской политической экономии». Я всегда думал, что у основоположника должны быть последователи, да, видимо ошибался. Но это пол беды. Николаенко Д. В. в 2001 году «Пролетая над гнездом кукушки» и Санкт – Петербургом заметил: «В экономической науке есть свои люди-тени и свои мистификации. Не станем детально рассматривать данную тему и приведем только один, с нашей точки зрения, очень характерный пример. Простой российский крестьянин, купец и меркантилист Иван Посошков написал научную экономическую книгу пионерного и странного содержания. Случай с книгой Посошкова – пример прямой фальсификации именно в экономической рефлексии». Что это? Если интересно, можно спросить у Николаенко Д. В. (О себе: Работал – сторожем, почтальоном, сортировщиком писем, экскурсоводом, санитаром в операционной, учителем географии, английского языка и физкультуры в сельской школе, заведовал различными лабораториями, был ассистентом, доцентом, профессором в различных вузах и различных странах. Довольно часто, оказываюсь (временно) безработным»). Был или не был Посошков? пусть с ним Ключевские и другие историки разбираются, но не так как вечно разбирается с русскими самородками наша любвеобильная власть. Пикуль В. «Книге о скудости и богатстве» не радовался, когда «наконец историки обнаружили такую запись: «1726 году февраля в 1 день содержащейся в Тайной розыскных дел канцелярии под караулом колодник… Иван Тихонов сын Посошков против помянутого числа пополудни в девятом часу умре. И мертвое ево тело погребсти у церкви Самсона Странноприимца». Умершему было 73 года – вельми ветх годами… После окончания романа «Война и мир» Лев Толстой вознамерился писать о Петровской эпохе, желая сделать Посошкова главным своим героем. Лев Толстой был, кажется, немало удивлен, когда узнал, что его главного героя замучил начальник Тайной канцелярии граф П. А. Толстой, который приходился великому романисту родным прапрадедом…» Мне же, для понимания действительности, связанной с русской экономической мыслью важнее было знать следующее из рассказа старшего научного сотрудника Института экономики РАН Зайцевой Л.: «в России тем временем широко распространяются идеи того же Адама Смита (кстати, в отличие от Посошкова его основную работу «Исследование о природе и причинах богатства народов») ожидал шумный успех. В 1802 - 1804 годах в переводе русского посла в Лондоне С. Воронцова эту книгу издают в четырёх томах в России. Под её влиянием была написана работа «Опыт теории налогов» декабриста Н.И. Тургенева (опубликована в 1818 году). Да, развитие России и русской общественной мысли теперь во многом определялось идеями Адама Смита и его последователей. Мысли же Посошкова требовали более глубокого осмысления, особого восприятия российской действительности, и потому ими руководствовались лишь немногие наши соотечественники. В этом, по-моему, заключается трагедия России...».
Но что трагично для России, то американца не волнует. Адам Смит в 1776 году заметил Дж. Строус, что «люди, занятые одним и тем же бизнесом, редко собираются вместе для развлечений или забав; для них главное сговориться по поводу цен». В последней четверти XIX века стимулов для установления фиксированных цен стало много больше, ибо существенно возросла необходимость поддерживать пропорцию между потенциальными прибылями и убытками. «Тенденции, которые подметил Смит, — писал историк Томас К. Маккроу, — в его время проявлялись в весьма мягкой форме по сравнению с той манией, какую позднее породила революция в производительности труда. Промышленное развитие сделало возможным получать такие прибыли, которые во времена Смита никому и не снились. Тот же самый эффект, но с противоположным знаком, ожидал предпринимателей в случае провала. Колоссальные инвестиции капитала в любое современное крупное предприятие или группу предприятий в момент краха приводили к таким убыткам, о каких Смит не мог, наверное, и предположить». Этого не мог предположить даже А. С. Пушкин-Онегин, когда читал Адама Смита!..
Я же еще помнил, как Дмитрий Иванович Менделеев на промышленном съезде в Москве в 1882 году говорил: «В наши дни с удивлением убеждаешься, что меньше ста лет назад было немало образованных и влиятельных людей, искренне считавших фабрично-заводскую промышленность не более чем новомодным увлечением, чуждым и даже вредным для такой якобы исконно земледельческой страны, как Россия. И мнение этих людей выглядело тем более основательным, что оно как будто подтверждалось и подкреплялось вековой традицией. Так, в начале своего царствования Екатерина II не только переписывалась с Дидро и Вольтером, но даже при¬гласила в Россию на предмет консультаций известного французского экономиста-физиократа М. де ла Ривьера. Но, увы, рекомендаций этого специалиста императрица не смогла бы выполнить при всем своем желании. «В России, — считал де ла Ривьер, — еще все необходимо устраивать. Чтобы выразиться лучше, в России все необходимо уничтожить и затем вновь создать». Но хотя Екатерина поспешила отделаться от такого советчика, экономическая доктрина, проповедником которой он явился в Россию, глубоко импонировала императрице. Землевладелец — вот истинный распределитель щедрот земных, вот истинный кассир промышленности — это утверждение физиократов полностью устраивало Екатерину II, крупнейшую землевладелицу Европы. И в своем знаменитом «Наказе» она не уставала повторять: «Земледелие есть первый и главный труд, к которому поощрять людей должно». И так прочно укоренилась эта мысль в головах не только русских высокопоставленных чиновников и помещиков, но и западноевропейских теоретиков, что даже учение Адама Смита, направленное против учения физиократов, непостижимым образом оказалось согласным с ним, когда дело дошло до судеб России».
Моего «героя» (анти-меня) не удивляло то, что мысли Менделеева не попадали под категорию экономических мыслей России. Менделеев не попал в Академию, не попал и в разряд экономистов. Возможно поэтому профессор Российской академии государственной службы при Президенте РФ (г. Москва) Титова Н. Е. проигнорировала его. А может в качестве великого химика он ей больше нравился. Социалист-утопист Фурье тоже не попал в ее учебник. Видимо во Франции были люди и посерьезнее. А вот «крестьянский социализм» Герцена А. Н. и Огарева Н. П. в ее учебнике «История экономических учений» 1997 года есть. Есть и экономическое учение Н. Г. Чернышевского. (Поэтому я не верю Мединскому утверждающему, что «Чернышевский не любил русских»). Но возможно это простое уважение к нашему недавнему прошлому. Ведь Василькова Ю. в 1978 г. вспоминая о «Фурье» писала: «многие идеи великого утописта, в том числе планы построения общества будущего, «социетарная теория» и критика существующего строя, стали предметом осмысления молодых А. И. Герцена и Н. П. Огарева…». Да и «в целом Чернышевский разглядел в теории Фурье учение великой исторической значимости и много ценного почерпнул у создателя «социетарной теории. На это впоследствии указывал В. И. Ленин, говоря, что «в области научной критики капитализма Чернышевский был учеником Фурье, Оуэна и Сен-Симона». В частности, тесно связана с учением Шарля Фурье пропаганда Чернышевским производственных ассоциаций в романе «Что делать?». Такова была русская экономическая мысль. Студенты могут задавать вопросы! Но лучше не спрашивать. Ведь все равно «умом Россию не понять»…
Доктор искусствоведения, профессор Аронов В. рассказывая о том, как Россия получила в 1851 году приглашение на «Всемирную выставку в Лондоне» говорит: «… в Германии и Франции пронеслись бури политических волнений 1848 года, из-за чего вокруг всей России был поставлен строгий идеологический кордон. Выезд за границу стал чрезвычайно затруднителен, а проживавших за рубежом российских подданных попросили возвратиться домой под угрозой лишения оставленного в России имущества. Печатные издания на границах тщательно проверяли. Дошло даже до запрещения в 1850 году преподавания курсов свободной философии в учебных заведениях, полагая, что «пользы от нее немного, а вред очевиден». А тут еще аресты членов кружка Петрашевского (пропагандировал идеи фурьеризма) и начавшаяся общая реакция, давшая основание либералам говорить, что Николай I правил тридцать лет, а отбросил Россию назад лет на шестьдесят…» Ну это мелочи. Известно, что в 1850 г. в связи с Лондонской всемирной выставкой была учреждена особая комиссия для устройства на ней русского отдела. Тенгоборский Людвиг (родился в Польше, а умер в 1857 г. - Аронов называет его «видным русским экономистом»), как один из лучших знатоков русской и иностранной промышленности, был назначен ее председателем. С этого же года и до смерти состоял председателем тарифного комитета. Т. принадлежит ряд значительных работ по общественным, экономическим и финансовым работам… Главное сочинение Т. касается России, хотя написано на французском, — это «Essai sur les forces productives de la Russie» (Париж 1852—1855); в русском переводе проф. И. Вернадского (выдающийся русский экономист) оно вышло под названием «О производительных силах России» (Москва и СПб. 1851—1858) и долгое время считалось лучшим систематическим трудом в области хозяйственной статистики России, являясь в то же время первой серьезной попыткой ознакомить иностранцев с промышленностью и рынком нашего отечества. Общие воззрения T., положенные в основу этой работы, сводятся к тому, что Россия по пространству, почве, естественным условиям и географическому положению есть страна по преимуществу земледельческая, прочие же отрасли добывающей и обрабатывающей промышленности в ней стоят на втором плане. Т. не отрицает важности промышленности и для России и для других стран, но находит, что благосостояние страны должно строиться и в большинстве государств действительно строится на земледелии…» Говорят, что его работа «О производительных силах» была настольной книгой для всех экономистов второй половины XIX в. от Кэри и Маркса до Д.И.Менделеева. Наверное, ее читал и экономист Каменский Г. П. (1824 – 1898). Каменский с 1848 г. до смерти состоял агентом русского министерства финансов в Лондоне; был комиссаром русских отделов на выставках в Англии и делегатом на разных конференциях, касавшихся торговых сношений России с Англией и другими государствами. Помещал много статей в «Times» и в русских периодических изданиях. Напечатал исследование «Государственное хозяйство Англии за 6 лет управлениям министерства тори» (Санкт-Петербург, 1895). Так что были у нас и такие русские экономисты, которые родились в Польше, писали на французском… а русские экономисты переводили его на русский.
Конечно, выставки мне нравились. Но не нравилось мне то, что говорит Софронов В.: «В России и в Украине крупные промышленные и сельскохозяйственные выставки регулярно проводились со второй половины XIX века. Несмотря на то, что они назывались всероссийскими, в них постоянно принимали участие западные страны: Германия, Австрия, Бельгия, Франция и другие страны - российские инвесторы». Я молчу.
Мой «герой» рассказывает мне о том, что «меркантилистские мотивы обнаруживаются и в работах хорвата Ю. Крижанича (1616 - 1683), написанных им во время длительного ПРЕБЫВАНИЯ в России». Я догадываюсь откуда у него такие мотивы. Он читал «Лекцию 6. Экономические идеи в России в XVII-XVIII вв. Титовой Н. Е. Так он узнал, что в «своем основном сочинении «Думы политические» Крижанич разрабатывал вопрос о способах увеличения богатства в стране…» В 1972 году мой давний знакомый Д. Жуков рассказывал: «Крижанич учился в католических коллегиях в Вене, Болонье и Риме. Его готовили в качестве агента для пропагандистской работы в далекой Московии… В 1659 году он оказался в Московии… он предложил Алексею Михайловичу свои услуги в качестве царского библиотекаря. Но тут католику не поверили и на всякий случай сослали в Сибирь, обеспечив безбедное существование. В Тобольске он написал большой труд под названием «Политические думы». Судьба завиднее судьбы Посошкова. Мой «герой» все говорил и говорил, а я все думал, думал и думал… И о руководителе госкорпорации «Роснано», который на конференции «Россия и мир: вызовы нового десятилетия» заявил буквально следующее: «В рейтинге инновационной активности мы на 51-м месте из 130 стран. Не высшая и не 1-я лига. Считайте - дворовая команда». И о Врангеле Н. Е. «НЕ только Европа, но и многие из русских образованных людей России не знают. Выросли эти образованные люди в городах (вроде Москвы?), и Россию знают только по книгам». И о Вяземском П. (1826 г.)
«День черный - пятница!» - кричит
Нам суевер, покорный страху,
И поверяет жизни быт
По брюсовскому альманаху.
Счастливцу каждый день хорош!
Но кто у счастья в черном теле,
По неудачам тот и сплошь
Сочтет семь пятниц на неделе.
«Уж был я в пятницу дурак!»
Я смотрел в глаза своему последнему «герою». В руке моей был револ-львер. И я выстр…….