В хорошо освещенном пространстве цеха синтеза невозможно было не почувствовать новейшие веяния индустриальной архитектуры: обивка из мягкого силиколла, антистатическое покрытие пола, очищенный и практически стерильный воздух из вентиляционной системы и наконец всеобъемлющий мягкий свет, вызывающий ощущение потустороннего мира. Люди, одетые в светлые обтягивающие одеяния, с блаженными улыбками двигались от одного агрегата к другому, расторопно нажимая на кнопки и щелкая тумблерами, вглядываясь в многочисленные экранчики с малопонятными схемами и диаграммами. При этом по их лицам было видно, что им нравится их работа. Или во всяком случае, нравится что-то, с ней связанное.
По селекторной связи транслировалась мягкая музыка, умиротворяющая, но не убаюкивающая, а наоборот, задающая определенный режим и ритм работы. Движение работающих по ее звуки напоминали замысловатый танец. Сторонний наблюдатель даже был бы уверен, что все эти передвижения обусловлены отнюдь не производственной необходимостью, а именно замыслом звучащей композиции.
Президент компании «Rainold Chemical Empire» с благодушием, словно сытый кот, взирал на картину работающего цеха, а с еще большим благодушием – на удивленные глаза журналистов, которые пришли поглазеть на его владения. Журналисты, обычно желчные и острые на язык, были поражены видимой гармонией происходящего, и не высказывали никаких реплик. Лишь стояли и смотрели, как завороженные.
В динамиках раздался мягкий щелчок и приятный девичий голос, четкий и в то же врямя нежный и звонкий, как весенний ручеек, проворковал: «Добро пожаловать в новый мир – мир счастья и чистых наслаждений, получаемых в награду за труд» Потом этот же мелодичный голосок повторил все уже на испанском, специально для латиноамериканских рабочих, и смолкнув, дал вновь гипнотизирующим музыкальным звукам разлиться по цеху.
Один из журналистов, плохо выбритый мужчина средних лет, с бегающими глазками и довольно приметным брюшком, свисающим через туго натянутый брючный ремень, глубоко вздохнул. Президент повернулся на этот вздох, и журналист, так и не встретив его взгляда, поспешно отвел глаза и прогнусавил:
- И что, здесь за труд действительно можно получить все наслаждения, какие лишь существуют?
Президент компании на это мягко улыбнулся и после паузы, означающей очевидность и неизбежность положительного ответа, сказал:
- Не все, конечно, но гораздо больше, нежели на это хватит фантазии среднего американца. Видите ли, много еще зависит от того, как усердно работать. В нашем заводском нейросимуляторном зале можно в счет зарплаты заказать более девятисот наименований различных наслаждений: от самых простых и дешевых, вроде наслаждения от запаха фиалок, до самых изощренных и дорогих.
Журналист нахмурился и возразил:
- Но ведь вы на самом деле продаете своим рабочим не истинные наслаждения, а лишь их симуляции, лишь обман. Вы выдаете компьютерные сны вместо зарплаты, лишь систему импульсов для стимуляции центров удовольствия в мозгах ваших подопечных…
- Но, - невозмутимо возразил президент, - ваше утверждение о реальных и нереальных наслаждениях – надуманны. Это всего лишь бесплодные философствования. Для тех людей, которые получают программы наслаждений, все оттенки чувств намного реальнее и ярче, чем те, которые они могут встретить в своей жизни. Можно воздействовать на центры удовольствия опосредованно, с непредсказуемым результатом, кустарно, как это делалось в палеолите. И люди будут платить за это деньги, не зная наверняка, получат ли он удовольствие, и если да, то какого качества… А можно делать так, как это делаем мы, и тогда за свои деньги вы гарантированно получите именно то, что хотите. Вам не надо в течении многих лет копить деньги на собственный дом или на поездку по экзотическим курортам. Можно просто заказать все необходимые ощущения в полном объеме, и это обойдется намного дешевле, и никаких разочарований.
- Но никакого ведь дома у этого человека на самом деле не будет…
- Да, ну и что. У него будет зато полновесное ощущение того, что все у него есть, и при этом нет ни квартирной платы, ни земельных налогов, ни надоедливых соседей, ни проблем с водопроводом. Просто чистая и ничем не замутненная радость.
- И дорого эта радость обходится?
- Ну что вы, - президент изобразил на лице полнейшую доброжелательность, - сущие гроши по сравнению с настоящими вещами. Многие из наших рабочих могут себе позволить вкладывать деньги туда, куда они захотят, а не расходовать попусту.
Молодая журналистка со смешными девчоночьими косичками и пухлыми губками, поинтересовалась, куда же рабочие вкладывают накопленные деньги.
Президент несколько смущенно поправил очки в золотистой оправе и сказал: « По большинству заключаемых нами трудовых договоров рабочие становятся совладельцами нашего предприятия». В этом прозвучала фальшивая нотка, которую журналисты, падкие на всякие слабости, сразу же уловили. Но никто не высказал того, о чем они догадались.
После короткой экскурсии по цеху, президент провел делегацию журналистов к микроавтобусу, и они вместе отправились в более неформальной обстановке обсудить будущую статью о компании в ведущей Интернет-газете.
Неформальное обсуждение проходило в живописной резиденции компании на берегу Атлантического океана. Свежий восточный бриз приносил массы солоноватого морского воздуха, что вызывали мысли о бесконечных океанских просторах и воспоминание о романтической эпохе Великих Географических открытий и Золотой Поры пиратства в Карибском бассейне. Прекрасный выбор блюд из дефицитных морских деликатесов только подчеркивал это настроение. Думать хотелось лишь о великих открытиях и достижениях, и после зрелища цеха и пары бокалов дорогого вина всеми овладело и вовсе благостно-мечтательное настроение.
Тот журналист, который во время экскурсии задавал больше всего вопросов, Том Блэкстоун, недобритый мужчина, страдающий от кризиса среднего возраста, теперь стоял с полным бокалом кроваво-красного вина и произносил длинные тосты за благополучие и успехи компании. Всем было тепло, уютно и приятно. Поверить в то, что компания действительно открыла секрет человеческого счастья в этот момент было так легко, что об этом даже не стоило говорить. Все, сидящие за изысканно сервированным столом, были уверены, что компания «Rainold Chemical Empire» производит не химические продукты, а именно счастье и бесчисленные наслаждения.
Вышедшая статья была блестящей. Ненавязчивые, изысканные по стилю дифирамбы в адрес химической компании воспринимались всеми как само собой разумеющееся. Президент компании, прочитав статью, был настолько доволен, что даже отпустил свою секретаршу раньше времени и запершись в кабинете, зачитывал вслух наиболее понравившиеся ему места. При этом после каждого такого прочтения, он подходил к зеркалу и любовался на собственное изображение. Обворожительная улыбка, которой сверкало его изображение, повышало его настроение до того уровня, что ему хотелось вновь взять статью и прочитать вслух какую-нибудь лестную характеристику своему детищу. Он, Финикс Рэйнолд построил эту империю, и он теперь может в полной мере гордится построенным.
В офисе Интернет-газеты по выпуску номера напротив происходили настоящие словесные баталии. Молодая журналистка, Рэйчел Блэкстоун, горячо спорила со своим отцом, который возглавлял рубрику газеты, и ее просто до глубины души возмущало то, что ее отец, ее идеал честного журналиста, позволили выйти в свет такой явно подкупленной статье, такой далекой от того, что хотелось написать ей.
- Папа, но ведь это не правда. Понимаешь, они делают с людьми, все, что хотят. Они лишают их всего человеческого лишь для того, чтобы они лучше работали. Да из этих рабочих никто в глаза даже зарплату не видел, они не имеют ни домов, ни семей. Они живут лишь для того, чтобы покупать программы наслаждений в нейросимуляторном зале завода. Это рабство, папа, самое настоящее рабство в худших традициях жанра
Том Блэкстоун втянул носом воздух, и глянул в глаза дочери. В его взгляде было написано подлинное сожаление, но в то же время было видно что он ни в малейшей степени не считает написание этой хвалебной статьи каким-то неверным шагом в собственной жизни.
- Что поделаешь, - после долгой паузы сказал он, задумчиво поднимая глаза к небу,- сложно освобождать рабов, довольных рабством. Если бы мы написали иначе, не нашлось не одного человека, который бы нас поддержал. А так называемые «жертвы» первыми б пошли перегрызть нам глотки…
От сознания собственного бессилия из глаз Рейчел покатились слезы, но волевым усилием она сдержала их, и покинув кабинет отца, направилась писать просьбу на разрешение проведения собственного журналистского расследования деятельности компании. Главный редактор был довольно либеральным человеком, с религиозным фанатизмом верящий в свободу слова, и поэтому добиться разрешения было не так уж сложно.
Главный редактор не просто верил в свободу слова, он видел в ней основу собственной власти, собственной значимости в этом мире. Ему нравилось, что он может позволить себе напечатать в газете любую, самую скандальную информацию, и ведущим политикам и бизнесменам, деятелям шоу-бизнеса придется лишь смиренно утереться от этого меткого журналистского плевка. Правда, для того, чтобы плевок был действительно метким и значимым, нужно было сохранять максимальное подобие достоверности информации, беречь собственный непререкаемый авторитет, как источника. Поэтому, главный редактор, как хитрый и дальновидный человек, любил назначать журналистские расследования в том случае, если пахло громким разоблачением, но опубликовывать полученные материалы не спешил. В его возрасте и ранге положено знать, когда и на кого можно гавкнуть, а на кого и в каком случае – не стоит.
Написав главному редактору свое предложение, Рейчел ждала не более получаса, после чего получила на свой компьютер разрешение и на свою банковскую карточку необходимую сумму денег.
Отцу она, конечно, ничего не сказала. Да и зачем, он и так узнает, и не одобрит… Только, если есть разрешение главного – то уже ничего нельзя остановить, таков закон любой организации с внутренней дисциплиной, и прежде всего, закон редакции электронной газеты.
Нарядившись в яркую и довольно безвкусную одежду наивной провинциалки, желающей показать себя во всей красе, утром в понедельник молодая мисс Блэкстоун стала Маргарет Смит из аризонской глубинки, которая после неудачной попытки найти подходящую партию в родном городке отправилась на поиски счастья в Детройт, в вербовочное агентство «Rainold Chemical Empire».
Возле входа в представительное многоэтажное здание толпилось большое количество людей, сбившихся в отдельные группки. Высококвалифицированные рабочие-химики, в основном мужчины средних лет, редко здесь бывали: их использовать было невыгодно. У них были семьи, которым совсем не нравилось, что их отцы пропадали на работе сутками, не приносили домой практически никаких денег, и превращались в существ, которые только и мечтали вновь вернуться в нейросимуляторный зал, ставший местом из вожделения. Низкоквалифицированные кадры имели меньшую производительность, но это компенсировалось их крайней дешевизной и готовностью работать по двадцать четыре часа в сутки за возможность получить порцию чистого кибернетического удовольствия. На обучение «узкого» специалиста, который лишь учился в определенной последовательности по условленным сигналам нажимать нужные кнопки нужно было не более суток, и это тоже было очень выгодно…учитывая нищенскую плату, из которой девяносто процентов добровольно отдавалось в фонд предприятия. Рабы в Древнем Риме обходились своим хозяевам дороже, чем эти работники: их нужно было кормить, над ними нужно было поставить надсмотрщика, их нужно было еще и купить… Эти отдавались сами, почти бесплатно и работали с таким рвением, какого бы не обеспечила даже самая высокая заработная плата… Подобные мысли не выходили из головы Рейчел, и все вокруг вызывало в ней все большую ненависть и презрение, которые она маскировала за глуповато-наивной улыбкой, положенной ее образу.
Все воспевали нейросимуляторы. Считалось, что они не вызывают физической зависимости, однако нельзя было не понять, что подчас психологическая зависимость куда хуже физической. Производные лизергиновой кислоты тоже не вызывают физического влечения, тем не менее никто не скажет, что ЛСД – это не опасный наркотик, а детское баловство. В то же время многие, даже сильные люди в течении нескольких сеансов превращались в безвольных нейросимулятороманов, готовых на все, чтобы в очередной раз присоединить свой мозг к электронным схемам. И самое страшное, что подобная ситуация всеми одобрялась, активно или молчаливо: правительством, так называемой общественность и всеми, в кого Рейчел с детства привыкла верить. Даже ее отцом.
Стоя в толпе, на две третьи состоящей из людей с полубезумными взглядами, она со всей ясностью поняла бесполезность и бессмысленность собственных стараний кому-то что-то доказать. Отец прав: рабы, жаждущие рабства, словно алкоголики – спирта, это не лучшая среда для демократической агитации. Допустим, она напишет о бессовестном обмане, на котором построены громады заводов Феникса Рейнолда; о том, как происходит превращение людей в самодовольные, но беспомощные придатки индустрии… Но кому это будет интересно? Обманутые жертвы безумно счастливы, а те, кто таковыми не являются, вообще плевать хотели на все, что происходит на каких-то там химических заводах, если это не касается экологии или их лично… Каждый сам за себя, и если кто-то привыкает получать свою порцию наслаждения в виде оплаченного кредитной карточкой электронного сигнала, то почему бы и нет… В конце концов, они в свободной стране, и каждый может сам выбирать путь собственной деградации…
Неуверенно поправляя юбку и блузку, все так же продолжая изображать из себя провинциальную дурочку, Рейчел наконец стала в очередь уже в самом здании. Лица людей в очереди выглядели отрешенно, скучающе-безразлично; но стоило для входа новой партии желающих открыться двери в зал собеседования, как в глазах у всех появлялся огонек жгучего желания получить работу, смешанный со светом неугасающей надежды на то, что именно им это удастся…
Те же, кто покидал здание, имели два типа лиц. Причем различия между отдельными людьми в рамках одного типа были стерты, люди казались каким-то бесконечным потоком клонов. Тип первый: радостный, эйфорический . Это те, кто получил место. Они блаженно улыбались, словно уже забронировали себе место в раю. На остальных смотрели с презрительным сожалением, как на измазавшихся в экскременты котят. Другой тип: морально убитые отказом. Сгорбленные, с невидящим взором, совершенно потрясенные. Эти два настроения были настолько заразительны, что помимо воли стоя в этой очереди, на отказ или согласие, ты бы прореагировал точно так же, как и остальные. Даже придя сюда, как Рейчел, в роли фанатичного разрушителя существующей системы порабощения…
На ум Рейчел пришла строка из статьи её Отца, которая ей когда-то очень понравилась и запомнилась навсегда: «Лишь тупоумные тираны считают, что людей можно заставить трудится страхом и соблазнами низких похотей; истинный человек выше этого…». Но стоя в этой безумной очереди, нельзя было не усомнится в вышеназванном пафосном постулате… Может тираны отнюдь не тупоумные, и их более хитрые последователи, прикрываясь идеалами свободы, вполне успешно реализовывают методики предшественников. Судьба – изрядная шутница, и то, что считается оплотом света, вполне может оказаться столицей царства тьмы… Наоборот, правда, бывает, гораздо реже.
Наконец она вошла в зал для собеседований и села заполнять анкеты, старательно выводя каждую буковку в пустых строках бланка. Несколько тряслись поджилки от того, что она пользуется поддельным удостоверением личности, но этого никто не заметил…Времена повальной террористической паранойи прошли, сменившись обычной беспечностью.
В анкете пришлось навыдумывать побольше интересных фактов, при это стараясь приводить из них такие, какие невозможно проверить.
Оказавшись первый раз в цеху в качестве рабочего, нельзя было не удивится атмосфере полнейшей стерильности, отсутствию малейших запахов, и как ни странно, обычных тактильных ощущений. Выполненный из легкого, ослепительно-белого материала костюм, охватывая тело, будто затвердевал, напрочь лишая своего обладателя чувства прикосновения. Рейчел убедилась в этом, погладив живот: от отсутствия привычного ощущения стало жутковато, как человеку, зеркальное отражение которого вдруг перестало повторять все движения хозяина.
Перед первым рабочим днем в центре подготовки ее самым подробнейшим образом инструктировали по ее обязанностям, стараясь дать лишь то, что может непосредственно пригодится при ее работе. Ни малейшего представления о происходящих процессах – это дело дипломированных инженеров, дело же рабочих - наблюдать за изменениями диаграмм и цифр, вводя необходимые команды в систему управления. Научить этому при достаточном опыте вполне можно и шимпанзе, правда с большей тратой времени и сил.
Рейчел, а точнее уже просто рабочий управления компрессорной системой четырнадцатого производственного модуля, по окрику мастера заняла свое место. Мастер, обиженная на жизнь пятидесятилетняя афроамериканка с двойным против нормы весом, добавила пару нецензурных слов в адрес новоприбывших.
Теперь долгими, словно вечность минутами приходилось ждать, пока показатели на многочисленных дисплеях достигнут определенных величин, а потом моментально, но без спешки действовать, задавая тот или иной режим работы компрессорной системы. Рейчел впивалась глазами в мерцающие дисплеи, пытаясь не пропустить нужный момент, и от напряженного внимания на ее лбу выступила испарина. Сверху, из динамиков звучала какая-то одуряющая музыка, сначала кажущаяся легкой, ненавязчивой и приятной, но на самом деле гипнотизирующая, заставляющая мозг подчинится собственному ритму. От чередования томительного ожидания с минутами бешенной круговерти, когда в течении нескольких секунд надо было нажать десятки различных клавиш а также от этой музыки, от воздуха, не пахнущего ничем, даже воздухом, от облегающего панциря, от всего этого вместе взятого приторно подташнивало, Рейчел преследовали приступы легкого головокружения и слабости. После четырех часов работы был обеденный перерыв: белково-углеводная смесь с аппетитным названием вроде «Манговый крем-коктейль», но с отвратительным привкусом искусственных подсластителей и консервантов, приготовляемых этой же компанией. Можно было в течении получаса посетить нейросимуляторный зал и заказать себе какое-нибудь удовольствие из тех, что значились в общем меню удовольствий, как разрешенные для обеденного перерыва.
Идя на это журналистское расследование, она клялась, что никогда не воспользуется услугами нейросимулятора. Но теперь, после четырех часов изнуряющей работы ее утомленный мозг, уже не так строго контролирующий поведение, не оказал сопротивления желанию присоединится к толпам остальных людей. Наоборот, хитрый дьявол искушения сразу же придумал оправдание: она не может отделяться от остальных, иначе провалит задание редакции… Успокоенная самообманом совесть смиренно молчала.
Зайдя в приятный полумрак нейросимуляторного зала, она услышала из ближайшего к выходу кресла бесстыдно-похотливый постанывания какой-то, по ее мнению, дурочки, смутившие ее и показавшиеся неприличными даже в стране с царящей свободой личности и не обремененной пуританскими взглядами на жизнь. На секунду она остановилась, но поток людей, что подпирал сзади, не дал отступить. Да и было уже как-то неудобно отступать, раз уж она зашла в этот зал…
Она заняла предназначенное ей по общему расписанию кресло и выбрав на экране самое простенькое и незамысловатое удовольствие, на которое ей хватало денег, начала ждать с некоторым страхом погружения в мир электронных грез. Он вовсе не жаждала подключения, после четырех часов на ногах (даже в столовой почему-то были высокие стойки и ни одного захудалого стульчика) уже одна возможность посидеть в мягком уютном кресле с подголовниками воспринималась сама по себе, как наслаждение. Она выбрала девятнадцатый пункт меню «Удовольствие от пребывания в уютной комнате с камином». Постепенно ее окутала тьма и вдруг она ясно ощутила, что сидит в кресле-качалке рядом с потрескивающим огнем камина в комнате английского стиля. Ее ноги, в реальности одетый в жесткие полуботинки, здесь, совершенно босые, ощущали мягкую ворсу персидского ковра. При этом ей действительно было крайне уютно, по телу бежали мягкие приятные мурашки…Если бы она просто сейчас оказалась у камина в комнате английского стиля, перебирая пальцами ног персидский ковер, то, возможно, никогда бы не ощутила того уюта, который теперь в полном объеме транслировался ее мозгу нейросимулятором. Часто бывает, что есть все объективные условия, а мы ничего не чувствуем. Но здесь был иной механизм, по оптическим волокнам проводов в сознание и в подсознание лились именно образы субъективных ощущений, давая мозгу все в готовом, разжеванном виде.
Когда получасовой сеанс закончился, Рейчел услышала чуть приглушенный перегородками торжествующе-ликующий визг какого-то тенора «Победил!!! Победил!!! Как я ему врезал, а…». Сама же она словно вернулась из сказки. Нет она по прежнему осталась ярой противницей нейросимуляторов, но… Укоров совести она не ощущала, и вспоминала о сеансе как о просто приятно проведенном времени, таком же, как скажем покупка платья или просмотр стереофильма. Ей даже пришло в голову, что в самих нейросимуляторах, как явлении, ничего страшного нет, опасность в том, как и для чего их используют: Для подчинения… Для порабощения… Впрочем с таким же успехом можно использовать и великое множество других соблазнов…
Том Блэкстоун сидел в своем кабинете. По полированной поверхности стола бегали веселые солнечные блики-зайчики. Отблески оконного стекла, отражения от множества хромированных предметов…
Его дочь уже третью неделю вела свое журналистское расследование, против которого он был изначально. Сегодня должен был быть последний день её нелепой командировки. В груди старого газетного пройдохи, практически самостоятельно взрастившего дочь после смерти жены, закралась тревога: он не знал точно почему, но ему казалось, что именно сегодня что-то случится.
Раздался нетерпеливый стук в дверь. На невнятно брошенное разрешение войти в кабинет ввалился секретарь главного редактора, на лице которого застыла удивленно-растерянная гримаса
- Том! Сейчас к главному редактору заявилась твоя Рейчел и просит подписать увольнение по собственному желанию
- Что?!! – Блэкстоун-старший вскочил со стула и кинулся к кабинету главного. Он был совершенно ошеломлен происходящим. Он даже забыл постучать и спросить разрешения войти, он просто распахнул дверь кабинета и увидел дочь, сидящую на кресле перед массивным столом шефа.
Вид Рейчел, которую он не видел все эти три недели, привел его в ужас: это была какая-то блаженно улыбающаяся сектантка с пустыми глазами, а не прежняя живая Рейчел, которой он гордился. Все крики родительского возмущения, который до этого закипали в его груди, застряли в горле…
Повернувшись к отцу, Рейчел сказала:
- Папа, все, что ты писал о «Rimond Chemical Empire» - правда. Это самое прекрасное место на земле, единственное, где в нашем глупом мире возможно настоящее чистое счастье. Поэтому, если ты меня любишь, ты даже не будешь меня останавливать. Отныне я работаю там!
Главный редактор, этот самоуверенный старикан, теперь затравленно выглядывал из-за края стола, весь сжавшись. Он чувствовал себя виноватым, и был уверен, что Рейчел никогда не станет прежней. Да, она прелестно доказала, что Раймонд превращает людей в рабов-зомби для преумножения собственных капиталов, но что теперь… Поднять скандал? Начать крестовый поход против могущественной транснациональной корпорации? Раздуть огонь разбирательств? Но не сомнут ли его газету в войне, в войне, которую он жаждет объявить?
Том Блэкстоун стоял, точно окаменевший, с гримасой глубокой боли. Он вспоминал свою хвалебную статью мистеру Раймонду и его компании и смотрел на Рейчел…