Закат европейской цивилизации?

            

                «Прогнило что-то в датском королевстве.»
                Уильям Шекспир

                I

Очень многие авторы, каждый на свой манер, писали о «закате Европы», используя «бренд», вошедший в обиход в 1918 году, сразу после выхода в свет знаменитой работы Освальда Шпенглера. Нашедшая широчайший отклик в умах людей эта работа была не только исследованием истории культуры. Это была книга-диагноз, книга-пророчество с неутешительным и горьким ответом о будущем европейской культуры.
По Шпенглеру, смерть культуры есть исчерпание её души, когда её смыслы уже не вдохновляют людей, обращённых теперь не к осуществлению культурных ценностей, а к практическим целям
и благоустройству жизни. «Как только цель достигнута, и вся полнота внутренних  возможностей, завершена и осуществлена вовне, культура внезапно коченеет, она отмирает, её кровь свёртывается, силы надламываются - она становится цивилизацией. И она, огромное засохшее дерево в первобытном лесу, ещё многие столетия может топорщить свои гнилые сучья».
В чём же различия между культурой и цивилизацией? «Культура, - отвечал философ, - есть творческая деятельность человека...» Цивилизация же «есть переход от культуры, от созерцания, от творчества ценностей к самой жизни... Культура - национальна. Цивилизация - интернациональна. Культура - органична. Цивилизация - механична. Культура основана на неравенстве, на качествах. Цивилизация проникнута стремлением к равенству, она хочет обосноваться на количествах. Культура - аристократична. Цивилизация - демократична». 

                I I

О.Шпенглер в 1918 г. предсказал закат европейской культуры к 2000-ому году. О том, насколько сбылось это предсказание, пусть судят философы и культурологи.
Не являясь ни тем, ни другим, хочу высказаться по близкому вопросу, ссылаясь при этом только на хорошо известные мне факты.
Это вопрос о закате европейской цивилизации.
Но вначале я должен очень кратко рассказать о себе и о том, как я попал в Европу (Германию).

                I I I

Обильный приём пищи после длительного голодания опасен для здоровья. Повидимому, аналогично обстоит дело с потреблением такого специфического продукта, как свобода.Во время перестройки отвыкшее от свободы население бывшего СССР наконец-то получило её.
При этом пышным цветом расцвели национализм и антисемитизм. В стране, освободившей Европу от чумы фашизма, зародился и стал расти угрожающими темпами свой доморощенный фашизм. Выродки имеются в любой стране, в любом народе. Но кто бы мог подумать, что идеологов антисемитизма возглавит писательская элита: Распутин, Астафьев, Солоухин и многие другие прежде почитаемые «инженеры человеческих душ»? Сам А.И.Солженицын и тот грешным делом был причастен к антисемитизму, не говоря уже об его друге Шафаревиче, авторе «теории» о кознях «малого народа».
«Всё смешалось в...» европейском доме. В Германии, стране побеждённого и законодательно
искоренённого фашизма, пришли в ужас от реальных проявлений фашизма в стране-
победительнице фашизма. Германия начала принимать еврейских беженцев, предоставляя им вид на жительство.   
               
                I V

Когда я приехал в Германию в конце 2000-ого, мне шёл 62-ой год. Я был уверен, что судьба мне улыбнулась: я буду жить в подлинно демократической цивилизованной стране. Очень быстро я понял, что трудоустроиться мне не удастся. Нет языка и предпринимательской жилки. Да и возраст – неперспективный. Чем заняться? Что я умею? Большую часть своих трудовых лет я преподавал в институте электротехнику, электронику, занимался наукой и изобретательством.
Летом 2001-ого я пришёл в городской клуб русскоязычных изобретателей. В 2002-ом впервые в жизни обзавёлся компьютером. В 2004-ом получил свой первый немецкий патент. Многочисленные попытки найти фирму, которая заинтересовалась бы моим изобретением, были безуспешными. Продолжал изобретать. К настоящему времени являюсь автором 28 заявок на изобретения. По 6-и из них я получил патенты. Остальные рассматриваются.
Увы, изобретательство не приносит мне доходов, одни расходы, правда, небольшие: бумага, чернила для принтера, почтовые расходы. Перевожу на немецкий я сам (с помощью компьютерного переводчика, общих и прфессиональных словарей). А живу на  пособие, размер которого определяется социальным минимумом. Поэтому плату за экспертизу заявок мне отсрочили до тех пор, пока я не разбогатею. А пока я по каждой заявке периодически отправляю заявление на отсрочку платежей и справку получателя социальной помощи.

                V

Вот мы и подошли к самому главному в моём изложении. Ограничусь наиболее важными фактами, зафиксированными в имеющихся у меня документах. Начиная с 2006-ого года, я стал регулярно получать фальсифицированные решения экспертов патентного ведомства. Как правило экспертиза действовала по схеме:
      а) эксперт сочиняет отрицательное промежуточное решение, не заботясь о соблюдении законов электротехники, электроники, математики и совести (документ сшит на скорую руку белыми нитками, его заказной характер очевиден),
      б) я выявляю ошибки экспертизы и подробно разъясняю их (я ведь бывший преподаватель, для меня проверка контрольных работ студентов – привычное дело),
       в) эксперт, игнорируя критику и разъяснения («Заявитель возражает, он разъясняет, что
2*2 = 4, а не 5, но с этой аргументацией нельзя согласиться.»), сочиняет окончательное решение, добавляя ещё несколько ошибок,
       г) я пишу обоснованную жалобу, прося отменить ошибочное решение...
 Здесь прервёмся для краткого комментария. Возникает ситуация, которую чисто формально чиновники называют спором (на самом же деле, это не спор, а злоупотребление служебным положением. Ведь речь идёт о перевирании элементарных истин, зачастую известных рядовому школьнику, например, теоремы Пифагора). Для разрешения споров существует патентный суд.       
       д) Жалобу и все материалы заявки патентное ведомство передаёт  в патентный суд. При объективном подходе к делу патентный суд мог бы решить вопрос за  несколько минут, было бы желание. Но зачем же обижать коллег из патентного ведомства?  И очевидные ошибки экспертов запрятываются на несколько лет в архивы (ничего не поделаешь, очередь...). А за несколько лет с пожилым изобретателем может случиться что угодно. Особенно если регулярно воздействовать на него возмутительными решениями (возмутительны не сами по себе очевидные ошибки, а демонстративное игнорирование критики ошибочных решений)...  Проблема не в том ,чего больше в этих ошибках:  неграмотности или умысла.  Проблема в том, что грубо нарушается демократическая процедура спора, отсутствуют механизмы защиты от произвола и коррупции чиновников, патентный суд вместо функции контроля за процедурой спора осуществляет функцию наказания изобретателя за ошибки эксперта.
Кстати, всё это я изложил в письме к Президенту патентного суда, и не получил ответа.

                V I

К началу конфликта я прожил в Германии 5 лет, мой круг общения состоял в основном из русскоязычных эмигрантов. Моё знание страны было поверхностным. Я не допускал мысли, что бессилен против этих безобразий, поскольку располагал «вещдоками», т.е. неоспоримыми доказательствами своей правоты, каковыми являются фальсифицированные решения патентного ведомства.
Вначале возникла мысль об иске через суд. Никакого опыта обращения в суд ни в Германии, ни когда-либо прежде у меня не было. Обратился к адвокату. Замечу, и позже, на разных этапах этой истории я неоднократно обращался и к адвокатам, и в адвокатскую коллегию. И всегда адвокаты категорически отказывались представлять меня в суде. Адвокатам нужен гонорар, а не та мизерная сумма, которую государство предоставляет малоимущим искателям правды и справедливости. Так что рассчитывать я мог только на самого себя. 
Я понимал: раз патентное ведомство (с молчаливого согласия патентного суда) игнорирует мои жалобы, надо обращаться в более высокую инстанцию. И я обратился в министерство юстиции (2007). Там потянули время, а затем предложили мне подождать решений патентного суда.
Я написал в немецкую Академию Наук (2008), рассчитывая на то, что на учёных очевидные ошибки экспертов произведут более сильное впечатление, чем на юристов. Впечатление оказалось настолько сильным, что у учёных не нашлось слов. Ответа я не получил.
Написал Президенту Германии, получил «сухую» отписку референта.
Мой эпистолярный опыт рос, мой немецкий совершенствовался. Когда я писал письма одно
г-же Ангеле Меркель и второе её референту, я был очень убедителен.
Я написал не только о произволе и коррупции чиновников, но и о нелепости ситуации. В самом
деле, французская Академия Наук отказалась рассматривать проекты вечного двигателя, как противоречащие закону сохранения энергии, ещё в 18-ом веке. А в 21-ом веке (!) патентное ведомство Германии принимает решение, противоречащее математическому закону, доказанному в 6-ом веке до н.э., и известному каждому школьнику как теорема Пифагора.
После получения отписки от референта г-жи Ангелы Меркель, я написал жалобу в европейский суд по правам человека (ЕСПЧ). Там моя жалоба была признана неприемлемой (статья 35 европейской Конвенции), так как я не исчерпал всех возможностей внутри страны (Германии).
В жалобе я объяснял причину, по которой я апеллировал к государственным и не апеллировал к судебным инстанциям. Но это объяснение не удовлетворило ЕСПЧ. В решении было указано, что я должен был обратиться в немецкие суды, включая Коституционный суд Германии.
После этого мне не оставалось ничего другого, как набравшись смелости, обратиться в немецкие суды (2009). Мюнхенский суд, куда я подал жалобу о нарушении моих конституционных прав, прислал мне ответ патентного ведомства: ведомство действовало в строгом соответствии с патентным законодательством.    
Я возразил. Если фальсификация документов и издевательства над изобретателем  возможны без нарушения патентного законодательства, это значит, что патентное законодательство и правоприменительная практика патентного ведомства противоречат Конституции страны и, следовательно, нуждаются в совершенствовании. Я указал на конкретные недостатки патентного законодательства. Мюнхенский суд признал мою жалобу неприемлемой.
Следующей инстанцией был Конституционный суд Германии, который также признал мою жалобу неприемлемой.Исчерпав все возможности внутри страны, я вторично подал жалобу в ЕСПЧ. Теперь моя жалоба была признана неприемлемой, так как якобы «...она не разоблачает нарушений прав и свобод, гарантированных  Конвенцией прав человека.»
На жалобу, включающую более чем 100 страниц документов, доказывающих факты нарушения моих прав по статьям 3, 6, 13 и 14 европейской Конвенции, европейский суд ответил одной неаргументированной фразой. Обычно любой суд, вынося решение, ссылается на статью закона. В моём случае судья ЕСПЧ не нашёл подходящей статьи, однако это его не смутило. 
Практика общения с ЕСПЧ даёт мне основание утверждать о нарушении моих человеческих прав европейским судом по правам человека.
           Подведём итоги. Европейский и немецкие суды не осудили чиновничий произвол, коррупцию, фальсификацию документов. Эти явления для судов приемлемы. Жалоба же, цель которой – защита прав, формально гарантированных мне Конституцией Германии и европейской Конвенцией прав человека, с их точки зрения неприемлема.
Все до единой инстанции ограничились рассмотрением вопроса о приемлемости жалобы, не снизойдя к рассмотрению жалобы по существу. Почему? Здесь возможны только два ответа.         
а)  Существо жалобы не интересно инстанциям, вопросы о фальсификации документов, об издевательском отношении чиновников к человеку их нисколько не волнуют.
б)  Инстанции не сомневаются в справедливости жалобы по существу (иначе легко доказали бы обратное), однако они руководствуются принципом корпоративной солидарности. Поэтому для инстанций любой член сообщества чиновников всегда прав по определению. Для чиновников честь мундира превыше чести.
Любой из этих ответов заставляет сомневаться в действенности Конституции Германии и Конвенции прав человека. Я не столь категоричен, как О.Шпенглер. У меня нет горького ответа, есть только горький вопрос:

не являемся ли мы свидетелями заката европейской цивилизации?

P.S.  Разумеется, я бы не посмел на основании одной истории делать далеко идущие выводы.
Увы, эта история не единственная. Она – одна из ряда историй, происшедших со мной и моими знакомыми. Я выбрал именно эту историю потому, что, во-первых, она самая яркая. Во-вторых, она характеризует европейское, а не только немецкое  сообщество чиновников. 

Читатель может спросить: возможно ли, что инстанции Германии и Европы неправы, а один автор наперекор всем прав? – Представьте себе, читатель: Ваш оппонент утверждает, что
2*2 = 5. Вы не согласны. Но назавтра Ваш оппонент позовёт на помощь десяток друзей, и все они его поддержат. Вы опять не согласитесь. А теперь представьте, что число оппонентов исчисляется тысячами. Вы останетесь при своём мнении или дрогнете? – Но разве возможно, чтобы все ошибались? – Отвечаю: человеческая история знает множество подобных  примеров.

Я обвиняю патентное ведомство в неграмотности и фальсификации решений, то-есть во множестве очевидных элементарных и умышленных ошибок. Это серьёзное обвинение. Предположим, что я несправедливо опозорил патентное ведомство перед лицом Германии и Европы. Спрашивается, почему же тогда обиженные не подали на меня иск в суд?

Как обиженные оправдывались перед государственными инстанциями, перед судами? (Не знаю, как другие суды и инстанции, но Мюнхенский суд потребовал от них объяснения, см. выше.) – Логически рассуждая, их могла бы оправдать лишь ссылка на невменямость обидчика. Но как тогда объяснить при этом, что обидчик за годы конфликта подал 23 заявки и получил 5 патентов? В том-то и дело, что в действиях патентного ведомства (точнее, части его сотрудников, причастных к описанной истории) нет никакой логики. Есть только чувство неприязни к чужаку и уверенность во вседозволенности. И как видим,  эта уверенность не лишена оснований.