...На сердце потеплело: он, значит, не один...
И тут оса пропела, его задела, блин!
Влетела под ключицу, прошив навылет грудь.
"Еще бы чуть пониже, и больше не вздохнуть,-
Подумал так Ромео.
-Жаль бинт не наложить..."
Чеченцы наседали.
"Эх, мне б еще пожить!"
Достал одну гранату и, выдернув чеку,
Швырнул туда, где меньше чеченцы начеку,
За нею вслед вторая легла, где больше тел...
За жизнь свою он дрался, а жить ведь так хотел!
Перекатившись в ямку за выступом скалы,
Хотел перевязаться, достал из-под полы
Пакет для перевязки, потом махнул рукой:
"Нет, не достать за спину...
Эх, мне б сейчас покой!..".
Рука не шевелилась.
Взяв автомат другой,
Хотел он оглядеться, и тут же, Бог ты мой!
Поймал вторую пулю.
Чуть выше, чем сосок,
Она влетела в сердце...
И будто крик: "Сынок!",-
Услышал напоследок. И все! Ушел от нас!
Застыл вдруг, стекленея, и взгляд красивых глаз,
Хотел шепнуть он "мама", но вышло только "ма...".
И тут же поглотила его навеки тьма.
Осенний ветер волосы ему перебирал,
Как одинокий колос, лежал он, не вставал.
Вокруг валялись гильзы - войны проклятой град...
В руке еще дымился горячий автомат...
Глаза его смотрели, казалось, в глубь веков,
Ну, а душа летела повыше облаков,
Она летела к Богу, она летела в рай...
Как захотелось крикнуть:
"Постой, не забирай!
Не забирай, о Боже, те тридцать грамм души,
Верни ему их в тело, и прикажи - дыши!"
Но нет, своих решений не отменяет Бог.
Я пал бы не колени у неподвижных ног,
Я б дождиком осенним пролил над ним слезу,
Завыл, как волки воют в тоске своей в лесу...
Как жаль их, уходящих, таких вот - молодых,
Тепло сердец отдавших за жизнь других - живых!