Анжелике Нисан
Давно мне чужая не снится страна,
где солнце — не солнце, луна — не луна.
Погибла, должно быть, она ни за грош:
что верно, то верно. А может, все ложь.
В ней стужа — не стужа, костры — не костры,
я в образе зверя, ломая кусты,
куда-то бежал весь в песке и ветрах,
и кутал туман, и опутывал страх.
И ливень хлестал по садам и лесам,
и взгляд свой звериный я слал к небесам,
но взгляд небеса отсекали мой прочь,
и день был не день там, и ночь-то — не ночь.
Там жухла листва и чернела трава.
От звона шального моя голова
была тяжелее, больнее в сто крат,
и что он так бил, колокольный набат?
Когда просыпался, вокруг тишина
вином разливалась. В мои письмена
роняли созвездья рассеянный свет,
и шумно вздыхал я: «Скорей бы рассвет».
Скорей бы рассвет. И в своем полусне
я чувствовал, время, пожалуй, к весне:
капель и кустов полуночная дрожь.
И правда — не правда, и ложь-то — не ложь.