***

Александр Кольцов
Пока без названия. (Может "Ангел" или "Сила веры"... хотя не знаю).


Часть первая.
Прядь сырых волос от горячего пота прижимались к лицу маленькой  девочки так плотно, словно не хотели покидать ее. Ворох пухлых одеял и подушек окружили ложе, на котором лежит бедняжка. Они словно горная цепь стараются защитить маленькую хозяйку избы от напавшей неожиданно хвори.  Уже несколько дней у изголовья ее кроватки на деревянном табурете, что остался ее родителям от их родителей, стоит вереница пузырьков и лежит целая рота жаропонижающих таблеток. А за окошком беснуется зима, словно ей мало было разукрасить стекла избы, заставить Жучку укрыться в конуре и греть, покрытый инеем свой нос. Будто мало того, что птицы жались на чердаке избы друг к другу, а русская печь топилась без остановки. Заметно таял запас дров, которые отец усердно запасал на целую зиму вперед…
- Сегодня мороз еще больше, - в сердцах сказал отец, - думаю, врач сегодня не придет, пойду я в сени, покормлю еще раз собаку, а то холодно, надо дать ей горячего.
Мать девочки проводила мужа. Клубы ворвавшегося в дом  пара вальяжно покатились по полу. Усталая от забот женщина заметила, что волны пара вели себя так, словно  считали, что вслед за ними ворвется армия Снежной королевы. Той самой Королевы, что когда –то увела Кая от Герды. Но резкий хлопок закрывающейся двери о косяк убил все надежды проникшего холода. Зато пляшущие тени от керосиновой лампы заплясали как угорелые, вычерчивая невообразимые пируэты по всей комнате, словно возрадовались пришедшему горю в семью.
Женщина, молча, опустилась на колени у  деревянной иконы Богоматери, что  сберегла ее бабушка  от большевиков, а мать от фашистов. Изображение в темноте керосиновой лампы не было видно, хотя ее и при свете электрической лампы из-за ее старости еле различишь лик святой женщины. Это совсем не важно, ведь каждый верит сердцем и видит лишь то, что дает ему эта вера.

Часть вторая.
Маленькая девочка, лежавшая в своей комнате, вдруг ощутила, что кто – то появился. Кто-то совершенно чуждый этому месту, чужой в ее комнате, в ее доме. Она постаралась приоткрыть глаза, но пелена не дала хорошо разглядеть находящегося рядом с ней существа.
Попытка поднять руки не увенчалась успехом, ведь тяжесть одеял, которые, как ей казалось, удерживали холод, для ее тела была непомерно большой. Это существо было ростом с папу, во всем белом и излучало тепло.
Неожиданно девочка ощутила, что невидимые руки освобождают ее от оков теплых пастельных вещей, прижимаются к ее телу.  Она ощущает лишь теплые круги в тех местах, где только что были пальцы, ощупывающие ее иссушенное хворью тело. Озноб, который не отпускал ее в кровати, теперь стал более чувствительный на фоне этой точечной теплоты. Он не просто окутал ее, он проник в нее саму и заставил услышать стук собственных зубов. Слезы сами покатились по щекам  и сделали смутный образ человека в белом еще более размытым.
- Здравствуйте, Ангел,  – еле вымолвила девочка, глядя на свое видение. В эти мгновения соленые капельки слез попали в ее рот, и она на полуслове замолчала. Тяжелый кашель сотряс ее худощавое тело.
В тот же момент она уловила, что Ангел  улыбнулся, стал еще добрее и приветливее, приблизился к ней. Жар,  который неожиданно наполнил грудь,  заставил ощутить забытое чувство тепла...  Постепенно опускаясь все ниже и ниже, расходясь внутри тела теплыми волнами. Ресницы слиплись, и девочка на миг провалилась в темноту беспамятства. Когда она вновь открыла глаза, то перед ней сидел слон. Он хоботом прикасался к ее груди, к плечам, к ногам и рукам. Это было чудесно, ощущения прикосновений были такие тепло-нежные, словно лучик солнца гладил девочку. Слон улыбался своей гостье, хлопал ее по щекам своими большими ушами, и их бархатные прикосновения напоминали ей руки мамы - такие же  добрые и нежные. Болезненной беспомощности больше не было, и девочка чувствовала себя счастливой. Она не удивилась тому, что обнимает слона за его могучие плечи, рядом с ним было спокойно, от гиганта излучалось покой,  доброта, любовь.  Кругом было светло и просторно, ничего лишнего и приметного.
- Я умерла  как моя любимая  бабушка, – почти шепотом, но без страха промолвила девочка своему новому другу, словно старалась объяснить слону истину происходящего.
В ответ слон повел головой и зазвенели колокольчики. Он осторожно подхватил малышку хоботом  и, громко сказав: «Держись!», взмыл ввысь.
Вихрь свежего теплого воздуха подхватил их, словно они и не знали про закон всемирного тяготения. Слон поднялся высоко в снежные горы, но девочка лишь легко ощущала прохладу снежных шапок. Снежные вихри не морозили ее, они словно обрадовались путешественникам и запели песни. Каждый поток холодного воздуха пел о своем, но у всех вместе взятых   получался стройный хор.
«Как жаль, что я не умею петь» - подумала девочка. Слон, словно уловил ее мысли, предложил просто петь как умеешь  вместе со всеми. И девочка замурлыкала.. В этот момент вихри подхватили ее и понесли обратно, туда, где она увидела своего большого Друга.
- Слоник! Слоник! Не покидай меня! – взмолилась она исчезающему слонику, а в ответ лишь пение вьюги и треск фейерверков, которые озарили все вокруг холодным своим разноцветьем.
– Слоник, миленький мой! Мне плохо без тебя! - в ее крике была смесь, состоящая из  боли и скорби.
И это была правда.  Хворь словно ждала, когда исчезнет оплот радости и счастья девочки, и вновь наполнила все тело малышки.  Заполняя все то, что когда-то она вынуждена была оставить, принося с собой озноб и безвкусицу с отрешением от всего мира. В этот момент где – то над ухом она услышала знакомый голос: «Когда поправишься, то я вновь буду рядом»…

Часть третья.
Родители молча наблюдали, как доктор в белом халате осматривал их дочку, как слушал ее прерывистое, резкое дыхание, щупал пульс, морщил свой лоб и нервно поглядывал на циферблат часов. Врач осмотрел горло больной, все то, что окружало девочку, посмотрел на термометр, который только что был подмышкой у юной пациентки. Улыбнулся на нечленораздельную речь девочки, после которой у матери вместе с дочкой полились слезы. Глава семейства, покусывая нижнюю губу, обнял свою супругу, чтобы ей придать силы и уверенность в завтрашнем дне, который просто обязан быть лучше, чем сегодня. Ему необходимо было оставаться беспристрастным и не поддаваться унылости или панике -  ведь на нем держалось хозяйство, он капитан своего судна. И если он даст слабину, то беды как из ведра выльются на его близких, на тех, кого он безмерно любит. Супружеская чета  молча смотрела на манипуляции врача. Тот что-то мурчал себе под нос, встряхнул градусник и уложил обратно в плен заботливых вещей их единственную дочь. Порылся у себя в кожаной, видавшей и не такие морозы, сумке, вынул оттуда пузырек. Резко пахнущую жидкость вылил в стакан, что стоял рядом, и  разбавил ее кипяченной водой. Наклонился над скрюченным молодым телом, дал девочке сделать пару глотков.
После поправил одеяло, убрал волосы с прелестного личика и вышел вместе с родителями на кухню. Сел за стол и на бумажке писал красивым почерком рецепты. После протянул бумагу родителям и направился к двери. Мать платком вытирала слезы и всхлипывала. Вопросы комом застревали в горле, ведь ответ мог быть как безапелляционный приговор.
Отец попробовал разорвать  круг тишины, которая как черная туча сгустилась над супругами. И ничего идиотского он не смог придумать, как спросить: «Вы уже пошли? Может горячий чай, чтобы немного согреться». Но слова получились неуверенные, словно грубо высеченные и необыкновенно глупые. В горле у него неожиданно пересохло, и он прокашлялся.
- Как она? – спросила с надеждой мать.
- Тяжелый пациент. Я дал вам рецепт, сделайте все то, что там написано. Прошу Вас! За гостеприимство спасибо, но мне пора. У меня сегодня тринадцать вызовов, все дети. Мне сейчас на другой конец села идти, там Ванюшка больной лежит, осмотреть надо. Каждый ждет помощи. Вы уже простите и поймите меня.
- Доктор, что у нее?
- Воспаление легких, крайне тяжелая форма.
- Она будет жить? – эта фраза, от которой зависело существование семьи, существование всего на земле, как  плеть вырвалась из уст обоих родителей. Теперь они жили одним стуком сердца, одним дыханием, одной надеждой на ответ. Костяшки пальцев, от сжатых с огромной силой кулаков, побелели, но отец не замечал этого, как и того, что у него нервно ходили желваки. Мать в эту минуту затаила дыхание, как будто от этого зависела жизнь ее чада. Ее взгляд был прикован к лицу, к губам врача.
- Будет она жить или нет, зависит  от вас.  Ей бы в больницу, но до нее, я думаю,  она не доедет, слишком слаба. Мороз на улице сильный, даже электрические провода лопаются от него, а тут больная девочка… Ну, мне спешить пора, каждая минута дорога, ведь это может быть  чья то жизнь.
Глава семейства помрачнел, плечи его опустились, словно на них легла невыносимая тяжесть. В голове загудели мысли о смерти долгожданной дочки, которые он так долго отгонял и они начали точить его уверенность в завтрашнем дне...   
Из легких женщины вырвался запертый в легких воздух, но получилось это так, словно это был стон, который бывает у тех, кто уже теряет надежду. 
-  Спасибо! -  в печальных словах женщины была не только благодарность за визит врача в такой холод, но и отчаяние.
- Надо верить! Не теряйте надежду! Благослови Вас Бог!
Дверь отворилась и клубы пара начали стелиться по полу, словно туман над рекой. Холод ворвался в избу и деревянные предметы стали потрескивать. Когда захлопнулась дверь, то ребенок закричал. Мать рванулась к своему дитя, обняла свою горячую девочку, и зашептала молитвы, глотая свои слезы.
Мужчина  развернул листок бумаги, который оставил доктор и очень удивился, когда после всех рецептов, в самом низу стояла просьба доктора смастерить дочке деревянного слоника.

Часть четвертая.
- Посмотри, молодой доктор, а как заботится о детях! Сейчас это редкость. Да еще в такой мороз! – с восхищением в голосе сказала женщина своему мужу, – я его раньше не видела у нас, может он новенький? Ты видел, как он обращался с нашим ребеночком, не то что  наш лечащий врач: бережно, словно это и его драгоценность, словно это и его мечта.
Она вновь заплакала. Мужчина прижал ее к себе, принимая все ее отчаянье в себя, а сам еле сдерживался, чтобы не завыть как волк.
Так супруги лежали, прижавшись, друг к другу долго, до тех пор, пока не успокоилась хранительница очага. В печке весело  потрескивали березовые дрова. Сладковатый запах дыма немного кружил голову.  На дворе уже была глубокая ночь,  и звезды над избой в эту ночь из-за крепкого мороза не казались такими далеким, но некому было на них смотреть.
- Милая, наша дочь поправится, я верю в это! Я знаю, что так и будет.
- А когда ты собираешься делать слоника?
- Зачем он нужен? Ведь есть лекарства, будем давать нашему ангелочку  смесь, которую прописал врач.
- Как зачем? – женщина возмутилась, приподнялась на локте и теперь возвышалась над мужчиной как грозная скала, -  Ведь это просто необходимо нашей дочери! Прошу тебя, сделай слона, ради Бога, ради нашей дочери,  прошу тебя!
- Хорошо, не волнуйся, я завтра найду хороший сук, выточу. Благо, в такой мороз нечем заняться, вот и дочке сделаю подарок, когда она поправится. Попробую, может что и получится.
Супруги еще некоторое время шептались о домашних заботах, о болезни ребенка и уснули. Ее голова мерно вздымалась лежа на могучей груди мужа. Сон – лучшее средство, чтобы хоть на минутку забыть о проблемах этого мира.

Часть пятая.
Когда девочка открыла глаза, то солнечный свет заливал ее комнату, рядом стояли различные лекарства и даже кружка папы. Та самая, которую он никому никогда  не давал. Ведь она удобная и  глубокая, а также имеет небольшой скол. Как говорил папа, это он пытался еще мальчиком откусить кусочек…
Она не чувствовала больше боли и громко, радостно  крикнула: «Мама!»
Послышался звук разбитой тарелки, потом быстрые шаги мамы. Эти шаги как музыка, их различишь всегда, так как они принадлежат самому родному человеку - маме.
Когда мама зашла в комнату, то ее лицо озарилось неописуемым счастьем. Улыбка как молния озарила ее лицо. Она обняла девочку так, что у той захрустели кости.
- Прости! Прости, моя милая, любимая девочка, - шептала мама дочке, а сама убирала пряди волос, которые были безжизненными, но с таким же как раньше упорством  лезли на лицо маленькой красавицы.
В комнату более тихим шагом зашел отец, в руках он держал только что состроганного слона. Он получился неказистым, но все – равно напоминал большеухого.
-Слоник! – воскликнула девочка,  - ты меня не обманул! спасибо!
Она соскочила с кровати, но голова закружилась и силы оставили ее. Сила притяжения в этом мире оказалась сильнее радости трех человек в маленькой детской комнате.
Отец рванулся, чтобы удержать  лапочку дочку и успел. Осторожно, как хрусталь он уложил маленького ангелочка обратно в кровать.
- Ничего, вот покушаешь кашку, и тебе станет легче, - начала мама…
- У тебя ничего не болит? Как ты себя чувствуешь, дочка? – перебил мужчина женщину.
- Я вас люблю!
Ради таких слов каждый из родителей  и живет!
Девочка произнесла это громко и чётко, без хрипоты так, что стало ясно - болезнь отступила. Лучезарные глаза малютки были полны счастья и любви…
Отец протянул слоника. Девочка прижала его к своей груди, а потом поцеловала своим ссохшимся губами.
- Я пить хочу…
Родители были рады исполнять желания своего ребенка, ведь болезнь уже в прошлом, а впереди целая жизнь, а там первый поцелуй у их дочери, свадьба, внуки….
В этот момент мама подумала, что надо передать  икону Божий матери на свадьбе ее  дочери родившейся семье, как хранительницу очага от ссор и от болезней. 


Часть шестая.
- Кто там?
- Это я - Иван Васильевич, ваш врач, вызывали?
- …
- Где больная? – продолжал свою речь Иван Васильевич, не обращая внимание на растерянность родителей.
- В комнате, с ней все в порядке.
- А зачем же тогда вызывали меня?- в голосе доктора звучала нотка укора и раздражения.
Доктор осмотрел девочку, сказал родителям, что с ней все в порядке. Выслушал от них  историю о незнакомом враче, посмотрел рецепт, оставленный прежним посетителем, погрузился в раздумье…
- Что-то не так?
- Ничего не понимаю. Я никого не присылал, у нас никто в такой мороз не работал. Даже электричества не было. А всех заболевших детей навещал  молодой мужчина в белом халате. Мистика да и только!
Иван Иванович еше раз повертел в руках рецепт и  попытался рассмотреть подпись лжеврача, героя родителей. Но кроме начальной «А» и последней «Л» ничего не разобрал, но по его мнению в середине слова была «Н» или «М» или «Г»… Почерк в рецепте был разборчив, а вот подпись словно иероглифы из китайской азбуки. Он положил бумагу к себе в портфель, к другим таким же рецептам из других семей и направился на край поселка к больному Ванюшке. Впереди было еще 13 вызовов, но что-то смутно подсказывало ему, что везде  его ждет примерно такая же картина…
После ухода врача мать подошла к иконе и покорно произнесла: «Спасибо!».  Богоматерь молчала, но вера в душе говорила женщине больше чем можно сказать словами.
К ней подошел муж, обнял ее за плечи, взглянул на лик святой женщины и тихо произнес: «Спасибо тебе, Господи»...