Едва чувствуешь, что снег идти перестал,
У тебя конец, апофеоз, астрал,
Ты ночуешь не дома, ты московский невозвращенец.
Девочки твои глядят, прищурившись, подбоченясь;
И прощать получается лучше,
Если дышится без труда.
Все твои словечки - сахарная руда,
Растворимая в мной не любимом кофе.
Да, мне хочется, чтобы всё было пофиг.
Просто пофиг. И солнца чтобы хоть лучик.
"Коньяк ужасно трезвит", и ты принимаешь такой насупленный вид, будто я про тебя забыла. Поросло полынью да иван-чаем, отлегло, уплыло; февраль, я опять уныла, я по-прежнему читаю твои стихи; мастера - пусть они набирают алый на мастихин, пусть рисуют, и чтоб не больно. Я довольна. Я правда тобой довольна. А с меня довольно! Я же дура, и я же вольна мнить себя волной, мнить себя спокойной. Мнить себя хоть немного, но рядом с тобой. И меня убивает волна, тяжеленная, как касатка, и огромная, словно кит. Во мне что-то спит, и оно свистит, как из темного дерева твой гобой...
Есть гобой д'амур, он помягче, и это я. Я к чему? А я всё к тому:
Вот бы быть простой.