Викторианский Лондон соткан из тумана
И света газовых неясных фонарей.
Он, как герой литературного романа,
Пленяет разум нереальностью своей.
Давай войдём под эти сумрачные своды,
Где дым фабричный связан с изморосью в взвесь,
Где Темза катит свои медленные воды
И ироничный Диккенс бродит где-то здесь.
Где за окном дождя и снега мешанина,
И, зябко кутаясь в шотландский старый плед,
Сэр Артур Конан-Дойл присел перед камином:
«Что за напасть! Ну хоть один бы пациент!»
И свечи плавятся, текут на грубый холст
Старинной скатерти – наследственная гордость –
И вот рождается бессмертный Шерлок Холмс,
Чтоб пережить творца на годы, годы, годы...
А там, где тучи застилают небеса,
И ветер рвёт их в клочья, звёзды обнажая,
Мечтатель Стивенсон увидит паруса,
Мальчишек мира жаждой странствий заражая.
И ритм баллад его вольётся в плач ветров,
И звук волынки донесётся сквозь столетья,
И скромно выглянет из зарослей цветов
Колюче-розовое гордое соцветье.
И вечно пьяный По в портовом кабаке,
Взяв смерть в соавторы, над ней же усмехнётся,
Но тут же сам внезапным страхом задохнётся,
И задрожит перо нетвёрдое в руке.
Изящный Уайльд, меланхоличный листопад,
Туманный Теннисон на острове забвенья,
Старуха – Кристи, молодое поколенье,
И Математик каламбуров и шарад,
И логик Кафф из прошлого бросает взгляд,
Но даже в джунглях, где в сплетении лиан,
Мальчишка смуглокожий выбирает стаю,
Мне так и кажется за книжными листами
Всё тот же неизменный лондонский туман.