Когда кричал ты, что твоей ноги
не будет больше, собираясь в путь,
она сказала просто: помоги,
мне пуговицу трудно расстегнуть...
И ты, неловкий, робкий и немой,
расстегивал и платье, и корсет,
и говорил: я понял облик твой,
впервые понял за пятнадцать лет.
Вся эта слабость, преданность и боль,
и колкий взгляд, и чувственная дрожь...
Ты не играешь в нежную любовь,
ты просто беспринципно ей живешь.
Она смеялась, стоя на краю
тех нежных чувств, чье имя — колдовство:
ты, верно, думал, понял суть мою,
а ты опять не понял ничего!
И ты домой на согнутых ногах
бежал и клялся небу на бегу:
все, что связало нас, развею в прах,
я позабуду, выстою, смогу...
Она, безумная, тебе смеялась вслед,
и смех ее стучал в твоих висках.
Пятнадцать долгих, бесконечных лет
как позабыть? Один ответ: никак.